Когда мне едва исполнилось 20 лет, я думала, что все родные будут жить ещё очень долго. И я обо всем успею их расспросить. Тем более было о чем. Бабушка рассказывала, что её предками были купцы и промышленники города Темникова и корпуса их заводов сохранились до сих пор.
По другой линии рассказывала о священниках, которым за хорошую службу «подарили» фамилию. Такая, действительно, была только у наших родственников. Истории папиной родни были грустными: бабушка осталась без матери в три года, а в 9 стала полной сиротой. Дедушкин отец пропал в войну без вести.
Казалось, многого уже не узнать, а что знаешь – не забыть.
Однако взрослая жизнь добавила скорости медлительной детской созерцательности, и вот один за другим ушли дедушка, бабушка, ещё один дедушка...
Сколько я потом ни говорила с другими на тему предков, все собеседники жалели об одном: не спросили, не уточнили, а сейчас уже не у кого.
Как я это делаю?
Тема предков никогда не отпускала меня. Началось все с бабушкиных воспоминаний и от руки нарисованного родословного дерева. Документы, письма, фотографии – все, что хранилось дома, интересовало меня.
В наше время возможности, чтобы написать историю своей семьи, появляются все новые и новые. Через соцсети я нашла двоюродную сестру бабушки, сестёр папы, других родственников.
Два года назад мы с дочерью придумали легенду про школьное задание и усадили единственную здравствующую бабушку рассказывать про свое детство и юность под запись.
Научные статьи о купечестве, списки репрессированных, сайты кладбищ и списки захоронений. Ресурс «Память народа», на котором практически каждый житель России может найти родственников по мужской линии, потому что «нет в России семьи такой, где б не памятен был свой герой».
В прошлом году я открыла для себя запросы в архив. В этом году – запрос иных сведений через ЗАГС. И это я ещё не изучала ревизские сказки и исповедные переписи!
Зачем я это делаю?
Знание о своих корнях делает меня сильнее. Я знаю, что за моей спиной – поколения людей, и каждый из них внёс свой вклад в меня сегодняшнюю, отдал частичку себя.
В психологии есть приём, позволяющий преодолеть кризисную ситуацию. Человеку предлагают вспомнить, какие трудности ему встречались в жизни. Как он их преодолевал. Где брал ресурс. Посыл такой: ты смог тогда – сможешь и сейчас.
Обращение к опыту предков – тоже часть терапии. В истории своего рода мы ищем предков, на которых можем опереться.
1. Тех, кто любил и был любим, создавал счастливые семьи.
2. Тех, кто родил и воспитал достойных детей, состоялся как родитель.
3. Тех, кто нашёл любимое дело и с удовольствием им занимался, людей, увлеченных своей профессией.
4. Тех, кто мог заработать, сохранить и приумножить капитал.
И последняя мысль. Есть мнение, что «старое» не надо ворошить. Тайна усыновления, тайна смены фамилии, репрессии и скоропостижные смерти – все скелеты должны остаться в шкафу. Но иногда я чувствую, что наши предки хотят, чтобы о них вспомнили. Дают подсказки, где искать. Поэтому я ищу.
Узнавая факты биографии, я представляю, о чем думали предки, как они жили. Получаются небольшие зарисовки. Как, например, эта – про Ивана Дмитриевича Самудинова, моего прадеда по отцовской линии.
***
1938 год. Северный Казахстан, село Новопавловка Петропавловского района
Иван последний раз посмотрел на лежащую в гробу жену. Недолго длилось их семейное счастье! Вот только одну доченьку родить успели – три года исполнилось Раечке. За годы болезни Маша исстрадалась, исхудала... Все свои платья она отдала 15-летней сироте Леночке – дальней родственнице, что последнее время помогала по дому.
«Бери, сходи на танцы! Я все равно уже не встану...» – подслушал раз Иван их разговор. Леночка протестовала. «Ну а встану, новое справим», – примиряюще говорила Мария.
Иван Дмитриевич с первой женой Марией. Это единственное сохранившееся фото.
Нет страшнее звуков, чем звук забиваемых в крышку гроба гвоздей и стук комьев земли, ударяющих о сухое дерево тяжело и глухо...
Первая дочь Ивана Дмитриевича, моя бабушка Раиса.
Так же страшно они звучали, когда в 16 лет Иван хоронил отца. Семья была бедной, он остался одним из старших и, чтобы прокормить трех младших братьев и сестру, нанялся в богатый дом. Там он научился вести хозяйство, «по-городскому» хранить продукты. В деревне мясную тушу разрезали по частям и просто вешали на крюки в сенях – мясо заветривалось, его клевали птицы. Он же обливал части водой, катал в снегу, пока тонкая корка льда не покрывала кусок сплошь. И так уже вешал. Рыбу перед заморозкой потрошил и чистил, не то что соседи – поймают и заморозят. Зимой оставалось только пожарить – быстро и вкусно.
***
Иван хоть был из бедной семьи и ходил вразвалочку, как мишка, и бельмо глаз портило, но работать умел и девчонкам нравился. Одна уж очень настойчиво добивалась его внимания. А когда он посватался к Маше, совсем обезумела. На свадьбу их вместе с подарком поднесла невесте стопку «на примирение». Мария выпила – как иголки проглотила. С тех пор и заболела.
***
Иван осмотрелся по сторонам. Вокруг стояли родственники. Братья, родители Марии... Рая сидела у Леночки на руках. За два года они стали почти родными, а теперь и вовсе – обе были сиротами. «Мама!» – Рая потянула руки к няньке...
«А может, Димитрич, может, она судьбу тебе пророчит?» – с грустной улыбкой спросила Ивана двоюродная сестра Таня Малышкина.
После смерти Марии Лена поступила ученицей на швейную фабрику. Туда и приехал её сватать Иван, едва ей исполнилось 17 лет.
Иван Дмитриевич со второй женой Еленой. Коллаж, сделанный вручную в советское время.
Поженились 7 октября 1939 г. В августе 1940 г. в роддоме Петропавловска 18-летняя Лена родила Риммочку. Иван украсил бричку цветами, запряг в нее... корову и поехал встречать жену и дочку. Вообще, он очень любил растения. Дома тоже насажал цветов: два фикуса, китайская роза, аспарагус. За хорошей землёй ходил в соседнее село несколько километров, носил в коромысле, сам возился с поливом и горшками.
Война застала Ивана 33-летним. Забрали на фронт трех братьев, он из-за болезни глаза к строевой оказался не годен.
А в ноябре 1941 г. Римма умерла от скарлатины. Иван срезал весь аспарагус и украсил им маленький гробик. Живой венок посреди холода и снега. Больше он этот цветок не сажал.
***
Вместо фронта Ивана определили в трудовую армию на шахты в Караганду. Добрые люди намекнули, что за продукты можно бумагу исправить. Беременная Елена полгода посылала начальнику лагеря посылки с топленым маслом и салом. В августе его наконец-то отпустили, а дома в это время Лена родила сына.
На поезде ехать было нельзя, и еще месяц ночами Иван шел из Караганды домой. От сапог остались лишь куски голенищ, которые он веревками привязывал к стопам. Худой, весь во вшах, зашел он домой 25 сентября 1942 года. Маленькому Лёне как раз был 1 месяц и 1 день.
Сын рос, жена опять была беременна, и в феврале 1944 г. Иван сам принял роды у жены и назвал дочь Томочкой. Работал бригадиром в колхозе, домой шёл вразвалочку. Эту походку через 70 лет пронесла в воспоминаниях его старшая дочь, выходившая встречать отца. Но недолго и на этот раз продлилось их счастье.
Руководство совхоза недосчиталось зерна в животноводческой бригаде. Сын Алексей качался в зыбке, старшая дочка тоже была дома, когда в комнату вошли трое. – Собирайся, Иван Дмитриевич, – скупо сказали они.
– Куда?
Ответа не последовало. Ивана арестовали вместе с братом Павлом. Поместили в Петропавловское СИЗО. А дома у обоих фикусов загнили макушки. Лене сказали: «Плохо, семья может без головы остаться...»
В СИЗО Иван умер от воспаления легких в марте 1944 г. К дому подъехала подвода. Татьяна Малышкина, с легкой руки которой Иван и Елена когда-то стали мужем и женой, привезла изможденное тело Ивана Дмитрича, совсем без одежды. Брата Павла из заключения отпустили еще живым, он успел рассказать родственникам, как над ними издевались.
Лена долго не могла оправиться после родов и смерти мужа, а в июне этого же года умерла их вторая дочь Тамара… Осталась падчерица, Раиса, всего на 13 лет младше, и сын Леонид.
Фикусы с тех пор Лена не сажала и очень их не любила.
