Невыученные уроки России: ответ Михаила Зелёва Геннадию Лукьянчикову

A A A

В связи с публикацией в выпуске от 2 марта текста «Мифы о мифах, или Геннадий Лукьянчиков против Михаила Зелёва», сегодня «Улица Московская» помещает ответ Михаила Зелёва.

Уважаемый г-н Лукьянчиков!
Я благодарен Вам за интерес к моим скромным заметкам. Вы в своём письме затронули столь широкий круг самых важных вопросов, что я просто технически не смогу в этой статье дать все ответы. Поневоле придётся сосредоточиться на тех темах, что кажутся мне самыми важными.

 

О термине «колония»
Вы сильно сужаете значение этого слова, сводя его лишь к тем из стран, оказавшихся под иностранным владычеством, что подвергаются грабежу и эксплуатации со стороны колонизаторов.
На самом деле этот термин шире. Он распространяется на любые земли, оказавшиеся под властью чужеземцев.
Вот определение колонии, взятое из Большого энциклопедического словаря (М., 1991): «Страна или территория, находящаяся под властью иностранного государства (метрополии), лишённая политической и экономической самостоятельности и управляемая на основе специального режима».
Как видим, грабёж и эксплуатация не являются обязательными признаками колонии.
А вот что говорит в этой связи румынский историк Элена Котеленец: «Характер чужеземного правления может быть различным, и бывают различные типы колониализма. Одно дело, когда колонизируется захваченная экономически отсталая страна, другое – когда она экономически развита. Одно дело, когда угнетается нация с уже развитым самосознанием и традициями, другое – когда покорённая народность не успела из этнографической массы сформироваться в нацию. Одно дело, когда колонизируются заокеанские земли, другое – когда смежные; одно – когда жертвой является далёкая раса, другое – когда родственная, и т. д.».
В этой связи хочу напомнить некоторые подробности пребывания республик в Советском Союзе.
Возьмём для примера послевоенную Украину (1948-1989).
Могла ли в этот период Украина самостоятельно определять свою экономическую и внутреннюю политику?
Нет, не могла, хотя бы потому, что всё её руководство назначалось Москвой и жёстко ею контролировалось.
Могла ли в этот период Украина воспользоваться своим правом на выход из Союза, закреплённым в Конституциях СССР 1936 и 1977 годов?
Нет, не могла. Эти статьи тогда были фикцией, поскольку не существовало ни свободных выборов, ни возможности свободно создавать политические партии, вести агитацию через свободную печать, телевидение, свободно проводить шествия и митинги.
Так что Украина в составе СССР не обладала ни политической, ни экономической самостоятельностью. Это полностью соответствует определению колонии.
Теперь посмотрим на экономические последствия нахождения Украины в СССР. Про колоссальные чистые финансовые вливания со стороны России в экономику Украины всем хорошо известно (по-видимому, за послевоенный период сумма таких вливаний исчисляется как минимум сотнями миллиардов долларов в современных ценах).
Но необходимо учитывать ещё и результаты этих вливаний. Лучше всего это сделать, сравнив развитие Украины с развитием Италии и Японии. Все эти развивающиеся страны в середине 1940-х годов лежали в развалинах. Их уровень экономического развития был примерно одинаков.
Италия и Япония взяли курс на экспортоориентированную индустриализацию и вскоре вошли в число развитых постиндустриальных стран: Италия – в середине 1970-х годов, а Япония – на рубеже 1970-х – 1980-х годов.
Украина же, «облагодетельствованная» навязанной нами экономической моделью, оказалась к концу существования СССР совершенно неконкурентоспособной.
Её обрабатывающие отрасли характеризовались гигантским креном в сторону военно-промышленного комплекса.
Все проблемы обнажил обвал 1992 г. Тогда доля в украинском экспорте продукции машиностроения составила всего 7%. Хвалёное машиностроение Советской Украины оказалось тотально неконкуренто-способным.
По данным МВФ, в 1992 г. Украина заняла предпоследнее место в Европе по ВВП на душу населения, рассчитанному по паритету покупательной способности (последней оказалась Белоруссия).
Из обрабатывающих отраслей конкурентоспособными оказались только низкотехнологичные металлургия, химическая и лёгкая промышленность.
Так что хозяйственные итоги нахождения Украины под нашим владычеством были катастрофическими и никак не отвечали её национальным интересам. Мы, конечно, не занимались колониальным грабежом в послевоенный период. Мы мучили наши колонии по-другому, навязывая им нашу безумную и неэффективную экономическую модель. В этом суть проблемы.
То, что от такой модели страдала сама Россия, является для наших бывших колоний слабым утешением.


О «подушках безопасности»
Я долго не мог понять логики наших империалистов, которые обосновывали колониальные захваты (создание «подушек безопасности», как Вы это называете) необходимостью защиты нашей страны от интервенции.
Содержание и развитие таких «подушек», усмирение и подкуп их населения всегда обходились нам очень дорого. С точки зрения наших национальных интересов, гораздо эффективнее было бы направить эти средства на модернизацию нашей страны, а нашу армию разместить на границе ареала доминирования русского населения, где за её спиной находился бы совершенно лояльный ей тыл.
Оборона своей страны всегда дешевле и эффективнее, чем оккупация чужих земель, которые, в свою очередь, приходится усмирять, задабривать, подкупать, развивать и оборонять.
Ещё смешнее становится идея таких «подушек» в ракетно-ядерную эпоху, когда уже неважно, в какой части Северного полушария разорвутся атомные заряды: гибель сотен миллионов людей и превращение жизни остальных в ад в любом случае гарантированы.
Именно это обстоятельство делает невозможной войну между ядерными державами.
Странным выглядит существование таких «подушек» в эпоху после 1945 г., когда уже никто не хотел покорять нашу страну, поскольку все, кому  интересны наши природные ресурсы, осознали, что банальная покупка их у русских обходится неизмеримо дешевле, чем развязывание против России войны.
Но самое интересное, что практикой создания таких «подушек безопасности» Вы подрываете собственную вполне здравую идею пояса дружественных государств вокруг России.
Многие из тех стран, что побывали в роли таких «подушек», становились после этого столь антирусски настроенными, что потом требовались многие десятилетия, чтобы их успокоить и вылечить от пресловутой русофобии.
Уж слишком мрачна эта участь – быть «подушкой безопасности» России. Как правило, она означает полный отказ от перспективы модернизации своей страны.
Нельзя подружиться с соседом, если вы ставите условием дружбы его отказ от преследования собственных национальных интересов, от решения задачи модернизации собственной страны.
Те, кто рассказывает нам про необходимость «подушек безопасности», держат в уме не наши национальные интересы, не интересы модернизации России, не интересы национальной обороны, а интересы сохранения правящего режима.
За идеей «подушек безопасности» скрывается всего лишь оправдание существования империи.
А практика показывает, что игра на имперских и великодержавных чувствах почти всегда беспроигрышна. Имперская идея является сильнейшим наркотиком, который позволяет легко отвлекать внимание русских от реальных внутренних проблем, не обращать внимания на деградацию страны, сплачивать их вокруг режима.
Эту связь в 1874 г. тонко подметил замечательный немецкий философ Фридрих Энгельс в своей знаменитой «Польской прокламации»: «Не может быть свободен народ, угнетающий другие народы. Сила, нужная ему для подавления другого народа, в конце концов, всегда обращается против него самого. Пока русские солдаты стоят в Польше, русский народ не может добиться ни политического, ни социального освобождения.
Но при нынешнем уровне развития России не подлежит сомнению, что в тот день, когда Россия потеряет Польшу, в самой России движение окрепнет настолько, что опрокинет существующий порядок вещей. Независимость Польши и революция в России взаимно обусловливают друг друга».
В 1990-е годы мы могли наблюдать, как работает эта закономерность на примере Сербии и Косова. После подписания Дейтонских соглашений в 1995 г. и потери сербами их владений в Хорватии Сербия находилась в тяжелейшем положении: она была измотана санкциями, разрывом хозяйственных связей, нищетой, гигантскими военными расходами, катастрофическим спадом в промышленности, бедственным состоянием образования и здравоохранения.
А в это время другие страны Восточной Европы уходили всё дальше вперёд по пути модернизации, оставляя Сербию далеко позади.
Тем не менее, и в этих условиях сербы, словно не замечая всех бедствий, горой стояли за режим Слободана Милошевича, организовавшего войны за югославское наследство, голосовали за его Социалистическую партию.
Что же сплачивало рядовых сербов вокруг этого крайне неэффективного правителя? Косово.
Борьба за удержание этой несчастной 2-миллионной колонии, где 81% населения (по переписи 1991 г.) составляли албанцы и только 9% – сербы, где на референдуме 1991 г. за независимость проголосовало 86% взрослого населения, превратилась в навязчивую идею сербского народа.
В 1999 г. Косово было освобождено от сербского ига в результате интервенции НАТО.
Не прошло и полутора лет после войны, как режим С. Милошевича был сметён самими сербами. Что произошло? Почему так переменились настроения?
Всё просто. Потеря Косова словно сняла имперское заклятье с сербов. Бороться стало не за что. Сербы оглянулись вокруг, ужаснулись и решили, что пора заняться модернизацией собственной страны.


Прогресс и регресс
Применительно к России (да и к любой неразвитой стране), я называю прогрессивным всё, что способствует её модернизации, т. е. ликвидации отставания нашей страны от развитых стран, превращению её самой в развитую пост-индустриальную страну.
Только став развитой страной, решив все наши экономические проблемы, мы можем рассчитывать на раскрытие всех талантов, заложенных в нашем народе, что, в свою очередь, даст толчок новому рывку в развитии.
Как показывает историческая практика, в современном мире успешная модернизация возможна лишь на основе экспортоориентированной индустриализации. Так что всё, что способствует экспортоориентированной индустриализации России, является прогрессивным, а всё что ей противоречит – регрессивным, реакционным.
Распад СССР снял с России тяжелейшее бремя содержания империи, обошедшееся нам в миллионы потерянных и впустую потраченных жизней наших соотечественников и триллионы долларов материальных ресурсов. Это создавало неплохие условия для начала модернизации.
Следовательно, с точки зрения национальных интересов России, это прогрессивное событие.
Но модернизацию мы так и не начали, поскольку, кроме империи и имперского сознания, у нас есть ещё одно серьёзное препятствие для движения в этом направлении. Это возможность паразитирования нашей страны на сырьевом экспорте, которая обеспечивает сравнительно неплохой уровень жизни даже в условиях глубокой деиндустриализаци. Экспортно-сырьевой паразитизм  полностью заблокировал модернизацию России.
В итоге послесоветская Россия продолжила идти по пути деградации, на который встал ещё Совет-ский Союз в 1973 г.


Интеграция интеграции рознь
Когда Вы спрашиваете о возможности нового объединения бывших советских республик, важно понять, какую интеграцию Вы имеете в виду: интеграцию Украины и Белоруссии вокруг стремительно деградирующей экспортно-сырьевой России или участие России, Украины и Белоруссии в европей-ской интеграции?
В первом случае это будет глубоко реакционное, антинациональное, антирусское явление. Ничего хорошего это России не даст. Она лишь будет вынуждена посадить себе на шею, помимо Белоруссии, ещё и Украину.
На субсидии 9-миллионной Белоруссии мы тратим ежегодно 5-6 млрд долл. (а ведь есть ещё расходы на содержание наших военных баз в этой стране).
Можно предположить, что для того, чтобы подкупить Украину и подтянуть эту 42-миллионную страну до белорусского уровня жизни, нам придётся тратить ежегодно не менее 25-30 млрд долл.
Ничего хорошего это не даст и Украине с Белоруссией.
У России нет ни передовых технологий, ни высокой культуры труда, ни грамотной промышленной политики, ни передовых образцов государственного устройства, ни серьёзных достижений в области образования, здравоохранения, модернизации транспортной инфраструктуры, энергосбережения, ни нормальной антимонопольной политики, ни независимых судов и прокуратуры, ни высоких правовых, нравственных и духовных стандартов.
Да и масштабы внутреннего рынка России не стоит преувеличивать. Особенно по сравнению с рынком ЕС.
Что будет происходить с Украиной в случае подобной интеграции, можно увидеть на примере Белоруссии. Эта страна уверенно деградирует.
С 1999 г. по 2016 г. доля в её экспорте продукции машиностроения упала с 31 до 18%. Туда никто не хочет инвестировать. Её машиностроительная база постепенно устаревает.
Из страны, специализирующейся на высокотехнологичном машиностроении, Белоруссия превратилась в поставщика на мировой рынок нефтепродуктов и удобрений. Русские субсидии полностью остановили её развитие.
Совсем другое дело, если Россия, Украина и Белоруссия решительно двинутся по пути европейской интеграции. Их модернизация, превращение в развитые постиндустриальные государства возможны лишь в случае их встраивания в качестве новых индустриальных стран в тот единый экономический комплекс, каким является современная Европа. Только ЕС способен дать трём нашим государствам прямые инвестиции, а вместе с ними и передовые технологии и культуру труда. ЕС является естественным рынком сбыта для наших промышленных товаров.
ЕС способен заставить нас внедрить у себя передовые политические, правовые, технические стандарты, развивать транспортную инфраструктуру и заниматься энергосбережением.
Я выступаю за объединение России, Украины и Белоруссии в рамках НАТО и ЕС.
Наше поколение воспитывалось на знаменитой статье русского консервативного премьер-министра Владимира Путина «Россия и Европа: от осмысления уроков кризиса – к новой повестке партнёрства», опубликованной в мюнхен-ской Suddeutsche Zeitung  25 ноября 2010 года. Там вождь русских консерваторов выступил за решительную евроинтеграцию России.
Он писал: «Это создание гармоничного сообщества экономик от Лиссабона до Владивостока, а в будущем, возможно, и зоны свободной торговли, и даже более продвинутых форм экономической интеграции…
…Мы намерены последовательно модернизировать наши заводы, широко используя при этом европейские технологии, которые в наибольшей степени соответствуют нашей производственной культуре и традициям».
Эти идеи премьер-министр повторил в статье «Россия и меняющийся мир», опубликованной в «Московских новостях» 27 февраля 2012 г.
А 28 января 2014 г. на встрече в Брюсселе с руководством ЕС президент В. Путин выступил с прямой инициативой создания зоны свободной торговли между ЕС и ЕАЭС.
Что же касается вступления России в НАТО, то тут я полностью поддерживаю глубоко прогрессивные идеи, высказанные и. о. президента В. Путиным в интервью BBC 5 марта 2000 года:
«В. Путин: Россия – это часть европейской культуры, и я не представляю себе своей собственной страны в отрыве от Европы и от так называемого, как мы часто говорим, цивилизованного мира. Поэтому с трудом представляю себе и НАТО в качестве врага…
Корреспондент: Возможно ли, что когда-нибудь Россия присоединится к НАТО?
В. Путин: Почему нет? Почему нет? Я не исключаю такой возможности».
Судя по тому, какой огромной популярностью пользуются в нашей стране правящие консерваторы, идеи об участии России в европейской и североатлантической интеграции находят самый горячий положительный отклик в умах и сердцах русского народа.


Австро-Венгрия, Третий рейх и выход Британии из ЕС
Вы всё правильно определили: распад Австро-Венгрии – это прогресс, а создание Третьего рейха – это регресс, глубоко реакционное явление.
Дело в том, что европейская интеграция невозможна на имперской основе, когда одна страна силой подчиняет себе другие страны. Обратите внимание, что ЕС – это не империя, как часто утверждают наши консервативные пропагандисты, а конфедерация равноправных демократических национальных государств, которые могут, если захотят, даже покинуть это объединение.
Сейчас мы видим, как этот путь проходит Британия. Безусловно, это глубоко реакционное, регрессивное явление, прежде всего, для самой Британии.
Британия не может успешно развиваться без свободного доступа на лежащий у неё под боком огромный, ёмкий европейский рынок товаров и услуг, с которым она связана тысячами технологических цепочек. Какими бы ни были условия её выхода из ЕС, они будут много хуже сегодняшних.
Большая часть английских правящих кругов и оппозиции прекрасно видит весь тот огромный ущерб, который нанесёт Британии предстоящий выход.
Но заблуждения и ошибки народа нужно уважать и терпеливо разъяснять ему, каково истинное положение вещей. Только убедив в своей правоте большинство избирателей, можно сделать прогресс устойчивым.
Впрочем, лучший советчик народа – это его собственный опыт. Англичанам придётся в ближайшие десятилетия на своей собственной шкуре испытать последствия своего безумного порыва.
Думаю, что даже при самом худшем исходе нынешних переговоров Британия и ЕС сохранят хотя бы режим зоны свободной торговли. Лет через тридцать, когда британский избиратель протрезвеет, можно будет говорить и о восстановлении более глубоких моделей интеграции.


Об американских авантюрах на Ближнем Востоке
Конечно, это регресс, реакционное и глубоко вредное для самих США явление. Роль США в послевоенном мире неоднозначна, но всё-таки в ней решительно преобладают прогрессивные черты.
Прежде всего, именно США были инициатором подписания в 1947 году Генерального соглашения о тарифах и торговле (нынешняя ВТО).
Это одно из величайших свершений ХХ века. Ведь именно благодаря начавшемуся тогда процессу открытия рынков развитых стран, у развивающихся государств появилась возможность воспользоваться принципиально новой и эффективной моделью модернизации – экспортоориентированной индустриализацией. Без этого не было бы грандиозных послевоенных экономических успехов Италии, Японии, Испании, Южной Кореи, Польши, Малайзии, Турции, Мексики, Таиланда, Китая.
Во-вторых, вспомним план Маршалла, который решительно подтолкнул развитие послевоенной Европы.
В-третьих, это американское военное господство в мировом океане, на котором держится свобода судоходства – важнейший фактор функционирования современной экономики.
Но есть, конечно, в американской внешней политике и реакционные черты. К ним относится подавляющее большинство послевоенных интервенций США и их союзников (впрочем, как и абсолютно все послевоенные интервенции СССР и России). Самыми страшными, конечно, были Вьетнам, Афганистан и Ирак.
За ними стояли самые разные побуждения. Похоже, вторгаясь в Ирак в 2003 г., американские консерваторы рассчитывали, прежде всего, продлить действие той патриотической мобилизации, которая началась после террористических актов 11 сентября 2001 г. Каковы были последствия этой авантюры, мы хорошо помним.
Любопытны последствия вьетнамской авантюры. Та позорная и кровопролитная война закончилась в 1975 г. Но спустя всего 11 лет после войны, в 1986 г., вьетнамские коммунисты во главе с их прогрессивным вождём Нгуен Ван Линем, осознав тупиковость модели импортозамещающей индустриализации, сами добровольно перешли на рельсы экспортоориентированной индустриализации, где добились заметных успехов. Теперь Вьетнам и США поддерживают самые тёплые отношения. Вьетнамские коммунисты сами мирно сделали почти всё, чего добивались от них американские интервенты.
Пожалуй, из всех послевоенных интервенций США только три можно отнести к прогрессивным:
интервенцию в Южную Корею (1950-1953) под флагом ООН для противодействия нашествию северокорейских, китайских и русских коммунистов. Благодаря той войне у человечества есть теперь такая жемчужина, как Южная Корея;
интервенцию в Доминиканскую Республику (1965-1966). Теперь это образцовое демократическое государство; там есть вполне конкурентоспособное машиностроение. Правда, основой доминиканской экономики остаётся туризм, а на нём в развитый мир не прорвёшься;
интервенцию в Югославию (1999). Освободив от сербского господства Косово, США избавили сербов от имперского синдрома и вынудили их начать модернизацию. Сейчас Сербия – это успешно развивающаяся новая индустриальная страна, которая готовится ко вступлению в ЕС, где, наконец-то, сербы и албанцы сольются в радостных объятиях.


О Второй «холодной войне»
Конечно, это глубоко вредоносное и реакционное явление, прежде всего, для самой России. И дело здесь не только в новом выкачивании ресурсов из нашей страны на содержание армии, на гонку вооружений, на бесконечные военно-колониальные авантюры и поддержку сателлитов.
В результате этой «холодной войны» Россия оказалась решительно отрезана от прямых иностранных инвестиций из развитых стран, которые только и способны принести нам передовые технологии и культуру труда. А без этого никакая модернизация невозможна.
Уроки первой «холодной войны» (1947-1989) оказались совершенно невыученными ни правящим классом России, ни русским обществом в целом.
Пожалуй, первый промежуточный итог этой грандиозной авантюры – это соскальзывание России с 2012 г. по 2016 г. по добавленной стоимости, сгенерированной в обрабатывающей промышленности, с 10-го на 15-е место в мире. Таковы данные Всемирного банка. Россия за 4 года пропустила вперёд Англию, Индонезию, Мексику, Канаду и Испанию.
Теперь список ведущих индустриальных держав планеты выглядит так: 1) Китай; 2) США; 3) Япония; 4) Германия; 5) Южная Корея; 6) Индия; 7) Италия; 8) Франция; 9) Англия; 10) Индонезия; 11) Мексика; 12) Канада; 13) Бразилия; 14) Испания; 15) Россия.
Михаил Зелёв,
кандидат исторических наук

Прочитано 2847 раз

Поиск по сайту