В советских учебниках политэкономии советская экономика, сформировавшаяся во времена Сталина, выглядела так: государство устанавливает предприятиям производственные задания (план), распределяет между ними ресурсы, чтобы эти задания выполнить.
Одновременно государство устанавливает между предприятиями, которые не обладали никакой самостоятельностью, все необходимые производственные связи (добывающие сырье предприятия поставляли указанное его количество предприятиям, производящим комплектующие, которым, в свою очередь, указывалось какие комплектующие и в каком количестве необходимо направить предприятиям, осуществляющим сборку готовой к потреблению продукции).
Такой идеальный работающий как часы механизм. Но это был очередной идеологический миф.
В реальности этот механизм работал с огромным скрипом и с постоянными сбоями. Во-первых, и это самое главное, недовыполнение плана по разным причинам в первом звене вело к невыполнению плана по всей производственной цепочке. Все это создавало острейшую нехватку товаров и сырья.
Во-вторых, на предприятиях постоянно вносились изменения в технологию производства или конструктивные изменения в самих товарах, а необходимых материалов и комплектующих в этом случае достать в течение года было уже невозможно, так как в плановом задании предприятиям, их производящим, они отсутствовали. Тогда план производства опять находился под угрозой срыва.
В-третьих, планирование осуществлялось зачастую плохо. По воспоминаниям Б. Пономарева, на предприятиях возникали такие ситуации: выпуск продукции планировался на май, а поставка комплектующих для нее – в августе. Хронические недопоставки сырья и комплектующих заставляли директоров предприятий делать запасы, что еще более усиливало дефицитный характер советской экономики. В общем, предприятия в СССР постоянно испытывали нехватку всего необходимого.
Государство выход находило в усилении бюрократического контроля: создавались бесчисленные новые конторы разного уровня по усилению контроля над предприятиями, региональные партийные руководители привлекались в качестве диспетчеров и лоббистов, в военной промышленности был сформирован институт военпредов. Толку было мало. Проблемы не только не решались, но еще больше усугублялись.
В этой ситуации директора предприятий искали свои способы решения проблем. В результате в нерыночной экономике рождались квазирыночные теневые отношения, которые компенсировали недостатки мобилизационной государственной экономики.
Изучение этих отношений в нашей стране только началось, но уже понятно, что они играли важнейшую роль в том, чтобы мобилизационная советская экономика худо-бедно работала. Тема о роли частного сектора и теневой экономики в СССР мною уже поднималась в статьях «Как Сталин боролся с частным предпринимательством, и что из этого вышло» и «Невероятные приключения частного предпринимателя Николая Павленко в сталинском СССР».
В этой же статье мы поговорим о самом масштабном теневом явлении советской экономики – так называемых толкачах. За основу взяты материалы известнейшего исследователя сталинской эпохи О. Хлевнюка, работающего в Германии историка Н. Митрохина и других.
Толкачи – это нелегальные и полулегальные агенты по снабжению, которые посылались директорами предприятий в государственные органы снабжения или на другие предприятия, чтобы добиться своевременного выделения ресурсов, положенных по плану. А также в случае необходимости толкачи должны были приобретать материалы и оборудование вне плана, минуя государственные органы снабжения.
Почему толкачи получили такое распространение?
Дело в том, что главная беда советского хозяйственного механизма – это абсолютная зависимость потребителя от поставщика товаров. Предприятие-заказчик к поставщику привязывалось насильно и рычагов влияния на него в случае срыва поставок не имело вообще никаких. Можно было, конечно, пожаловаться вышестоящим властям на поведение поставщика, но это часто не гарантировало успеха. Поэтому в СССР расцвел механизм неформальных теневых, по сути рыночных, сделок между предприятиями, в которых главную связующую роль играли толкачи.
Как уже говорилось, выделение ресурсов государством по плану отнюдь не гарантировало, что это решение будет исполнено качественно и в срок. Например, в июле 1944 г. один из руководителей Наркомата электропромышленности написал члену ГКО Маленкову о том, что многие заводы, ссылаясь на трудности военного времени, «стали на путь отказа от выполнения своих обязательств по отгрузке и отправке продукции иногородним потребителям».
Пришлось этим «иногородним потребителям» посылать своих людей, то есть толкачей, чтобы они организовали не только доставку положенных им по плану товаров, но даже их упаковку! В общем, чтобы получить даже положенные по плану ресурсы, директорам заводов надо было приложить немало усилий.
И дело было совершенно не в войне. Это было нормой. Так, 15 марта 1940 г. в «Правду» пришло письмо, в котором говорилось, что на Челябинском тракторном заводе «не надеются ни на решения наркомата, ни на наряды, договоры и обязательства поставщиков», а надеются на 70–80 толкачей, которые постоянно находились в командировках с целью решения вопросов поставок.
А так как поставщики часто не выполняли план или предприятие получало срочный заказ на новое изделие или дополнительный объем старого, то взять ресурсы по закону было уже невозможно. Тогда толкачи привлекались для добычи ресурсов где угодно и как угодно. Массовые проверки 1930-х гг. показали, что таким способом предприятия добывали даже товары, которые запрещалось свободно продавать.
Так, толкачи Подольского механического завода в 1938 г. закупили 28 вагонов леса. А в I квартале 1940 г. представитель Приморского крайпотребсоюза закупил в Москве внеплановых товаров на сумму свыше 4 млн руб.! Очень часто сделки осуществлялись без денег, по бартеру. Ведь в дефиците было абсолютно все.
Существовало два типа толкачей. Одна категория – это служащие и инженерно-технические работники, которые отправлялись в короткие командировки для решения вопросов. Другая категория – это агенты, находящиеся в длительных командировках. Они или постоянно находились на предприятиях-поставщиках, подталкивая решение вопросов поставок, или безвылазно находились в крупных городах, прежде всего в Москве.
Более того, в городах появлялись постоянные представительства предприятий. Так, по данным Наркомата рабоче-крестьянской инспекции, в 1927 г. только в Москве было официально зарегистрировано 893 таких представительства (сколько было нелегальных, история умалчивает).
Государство это сильно раздражало, и оно старалось бороться с этим проявлением ненавистного рынка, но отрубленная голова «буржуазной гидры» немедленно отрастала: план же как-то надо было выполнять. Так, в 1927 г. Наркомат РКИ ликвидировал 645 представительств предприятий в Москве. Но в 1932 г. выяснилось, что их опять огромное количество. Опять в Москве закрыли 191 официальное представительство, а в 227 сократили штат. Аналогичную операцию провели в Ленинграде, Харькове и Ростове.
Тогда власти решили взять этот процесс под контроль: официальные представительства разрешалось открывать только по ходатайству вышестоящих ведомств. Пригрозили судебным преследованием.
И что? Массовые проверки 1935 г. показали, что незаконный рынок опять расцвел махровым цветом. Вновь было ликвидировано свыше 300 официальных представительств предприятий в крупных городах. А так как дело было после убийства Кирова, то и реакция была пожестче: некоторых директоров сняли с должности или посадили, некоторых толкачей арестовали, но большинство директоров отделались выговорами или устным замечанием.
Но официальные представительства предприятий были лишь видимой верхушкой гигантского айсберга толкачества. В том же 1935 г. Комиссия партийного контроля обнаружила, что только на 12 проверенных предприятиях за год побывало 12 тысяч толкачей с других заводов, при этом часть из них находилась на предприятиях длительное время. В общем, победить до войны это явление не получилось.
А в годы Великой Отечественной войны, в условиях разрыва цепочек поставок, без толкачей производство товаров стало просто невозможным. Явление достигло такого масштаба, что в июле 1944 г. вышло постановление ГКО, в котором констатировалось, что командировки толкачей «достигли недопустимо больших размеров», что «дезорганизует государственный порядок очередности поставок».
Так, только на Магнитогорском металлургическом комбинате с 1 января по 15 мая 1944 г. побывало 1014 толкачей. Последовал очередной стук кулаком по столу: явление запретить, разрешить только в исключительных случаях и то на уровне наркоматов. За нелегальное толкачество – судить.
Государственного рыка никто не испугался: прекращение толкачества означало полную остановку экономики. Проверки Министерства Госконтроля в 1945–1946 гг. показали, что все глубоко плюют на решение ГКО.
Решили наказать руководителей предприятий, но неожиданно получили в ответ протесты. Мол, да, нарушали закон, но исключительно в интересах дела в силу крайней необходимости. Фактически директора дали понять властям: ваши законы противоречат реальностям работы советских предприятий.
Власти задумались, но в 1948 г. разразились очередным запретом на командировки за сырьем и товарами. Однако проверки 1951 г. показали, что все вновь забили на эти запреты. Устав сражаться с ветряными мельницами, власть решила, что раз нельзя победить, надо этот процесс возглавить и отрегулировать в нужную для власти сторону.
В 1952 г. была введена единая форма командировочного удостоверения, все предприятия и организации должны были вести журналы командировок, срок которых ограничивался 10 днями (на более длительные требовалось разрешение министерства). Считалось, что это позволит выявить злостных нарушителей.
Но строгость отечественных законов компенсировалась возможностью их неисполнения. Журналы велись безобразно плохо. И, самое главное, без толкачества советская экономика никак не хотела работать. В 1954 г. новый председатель правительства Г. М. Маленков поручил провести проверку. Министр Госконтроля В. Г. Жаворонков проверил и доложил: ничего не меняется. Так, на Магнитогорском комбинате в 1953 г. побывало 559 представителей от 334 предприятий из 145 городов, а на «Запорожстали» – 593 представителя.
Что делать? Ряд должностных лиц получили выговоры, остальных пожурили, и все пошло по наезженной колее.
Таким образом, к середине 1950-х гг. власть фактически признала: институт толкачей в советской экономике – вещь необходимая и незаменимая. По большому счету можно утверждать, что реалии экономики породили новую профессию – толкач, так как эта деятельность требовала особого опыта, специфических качеств, знаний и навыков: постоянные командировки, обивание порогов, терпение, унижения и изворотливость.
«Правда» 16 июля 1935 г. описывала типичную ситуацию. В московской конторе по сбыту металлических изделий очередь из жаждущих занималась с 7 утра. Ждали в котельной, так как другого помещения не было. В 11 часов сотрудник конторы, наконец, открывал окно приема, но часто объявлял: «Сегодня гвоздей не будет».
Как жаловался один из директоров, часто бывало, что на 20-й день хождений выяснялось, что положенная по наряду 1 тонна гвоздей почему-то была отправлена на другой завод. И круг хождений начинался снова.
Зная об этом, толкачи искали обходные пути к ресурсам через установление особых отношений с работниками предприятия-поставщика. Как писала в Министерство госконтроля в 1946 г. товаровед судостроительного завода № 343 С. М. Волкова, «нужен человек, который бы повседневно занимался, вернее, был бы прикреплен к определенному заводу, обязательно имея непосредственную живую связь с заводом».
Эта «живая связь» устанавливалась традиционным способом – застольем с обязательным употреблением спиртного. Как писала «Правда» 31 июля 1937 г., дело стоило сущих копеек – рублей 300, зато эффективно. Тут четко выявляется еще одно качество толкача – он не должен был быть трезвенником.
Был и другой традиционный способ доступа к дефицитным ресурсам – взятки. Изучение историками судебных дел позволяет выявить схемы, как это осуществлялось.
Например, в качестве толкача нанимали работника предприятия – поставщика ресурсов. Так, в начале 1930-х годов руководство строительства Ташкентского физкультурного комбината наняло в Москве руководителя группы снабжения оборудованием строительства Дворца Советов. Тот за деньги отправил в Ташкент вагонетки, краны, насосы, бетономешалки.
Другой вариант – наем в качестве толкача жены или родственников директора завода-поставщика (об этом писала «Правда» 9 августа 1940 г.).
Многие ловкие толкачи были хорошо известны, пользовались огромным спросом и работали одновременно на множество предприятий, зарабатывая серьезные деньги.
Так, «Правда» 1 ноября 1940 г. сообщала, что представитель ряда ростовских заводов в Свердловской области, некий Желтковский, получал в 1940 г. совершенно на законных основаниях (зарплата, командировочные, оплата за жилье) 10 тыс. руб. в месяц при среднемесячной зарплате рабочих и служащих около 430 руб.
Проверка 1945 года показала, что представитель тульского завода боеприпасов № 187 в Москве, некий Чикилев, получал зарплату, командировочные, суточные, хотя жил в своей квартире. При этом одну комнату он сдавал заводу в аренду для водителей, приезжавших в Москву, а комнату убирала его родственница, оформленная на ставку на заводе. За счет завода Чикилев арендовал склад в своем доме и оплачивал его охрану.
Но нужно отдать должное толкачам – при Сталине их профессия была опасной. В 1935 г. после проверок ряд толкачей были высланы из Москвы. В 1940 г. за сбыт украденной бумаги был арестован представитель 14 предприятий В. П. Рылов и два снабженца полиграфической артели в Москве. А вот представитель 15 предприятий Д. П. Кошкаров был в 1941 г. расстрелян: был неоднократно судимым и жил в Москве без прописки.
Если и при Сталине особо не боялись, то после его смерти толкачество расцвело махровым цветом. По данным вологодского ученого Константина Гулина, к концу 1970-х годов в профессии толкача были задействованы десятки тысяч человек.
Проверка Комитетом народного контроля 33 предприятий показала, что в 1976 г. и январе–феврале 1977 г. на них побывало свыше 204 тысяч командированных, причем 70% из них решали вопросы отгрузки сырья и готовой продукции. Так, за 6 месяцев ГАЗ посетили 34,6 тыс. человек, то есть в среднем 5,8 тыс. в месяц!
В основной своей массе толкачи являлись штатными сотрудниками предприятий, но появлялись и «свободные художники», то есть те, кто на этой стезе нашел применение своему таланту предпринимателя. Они выстраивали различные схемы обмена товарами между предприятиями, получая за это ренту в качестве оплаты за услугу.
По воспоминаниям Алексея Ситнина, работавшего в плановом отделе ЗИЛа в 1988–1990 гг., такие схемы работали на автомобильных заводах. Для автомобиля нужна прокатная сталь, но в СССР тогда она не производилась. Поставки шли из Италии. Но государство имело четкие приоритеты – в первую очередь импортная сталь выдавалась на автомобили для армии и села. Остальное – как придется.
И тогда подключались предприимчивые посредники, как правило, с Северного Кавказа, которые выстроили работающую схему. Их на автозаводах знали все. Если на заводе возникал ступор, то звонили на предприятие, производящее стройматериал.
Грузовики как воздух были нужны производителям стройматериалов, а стройматериалы в СССР были в дефиците, поэтому нужны были всем. Меняли грузовики на стройматериал. Затем звонили посреднику на Северный Кавказ и заказывали листовой прокат, предлагая взамен стройматериал. Через сутки посредник звонил и говорил: «Стройматериал – туда, гайки – туда, это – туда, взамен вам лист». И все работало.
Оплата посредников шла как официально (они все числились где-то экспедиторами), так и неофициально. Например, он получал холодильник «ЗИЛ» вне очереди и продавал его (товар был ходовой, так как выпускался по лицензии General Electric).
Или, если завод получал легковые автомобили для сотрудников, посредник получал его вне очереди и тоже продавал на московском рынке в Южном порту за две официальные цены, то есть за 16 тыс. руб. А это ни много ни мало 50 месячных зарплат высококвалифицированного рабочего! И всего за одну сделку!
Были среди них и настоящие гении бизнеса, которые сами налаживали посреднические схемы. Например, Марк Шерман, организовавший свое дело на закате брежневской эпохи. Он выяснил следующее. Десятки совхозов юга Западной Сибири и Северного Казахстана остро нуждались в стройматериалах, особенно в лесе, так как находились в степи.
Дело в том, что государство план им на строительство домов и производственных помещений спускало, а фонды (ресурсы) не отпускало. Зато у совхозов завались было различной автотракторной техники, которую государство щедро отправляло на село. Шерман понял, что это золотая жила.
Он приезжал в совхоз и заключал фиктивный договор на порубку леса, получая из совхозной кассы деньги якобы на оплату бригады лесорубов, присваивая их себе в качестве ренты (цена вопроса – 1000 руб.). Затем ехал на лесообрабатывающий комбинат в Лесосибирске или Енисейске в Красноярском крае. Там оформлял сделку: грузовик или трактор (из совхоза) за лес (за ЗИЛ-130 давали 150–200 кубометров доски, то есть 4 железнодорожных вагона).
Затем договаривался с узловой станцией по поводу вагонов, после чего звонил в совхоз, откуда немедленно до ближайшей железнодорожной станции выезжал караван грузовиков за лесом.
Таким образом за три года (1979–1981 гг.) он провернул несколько десятков сделок. Директора совхозов на обширной территории – от Тургая до Кургана – были счастливы.
Марк Шерман стал известной личностью и между делом проворачивал подобные сделки и с крупными предприятиями. Так, в октябре 1980 г. он объявился на знаменитом Магнитогорском металлургическом комбинате, где царила паника. Вот-вот ждали приезда товарища Кириленко из ЦК КПСС, который должен был устроить нагоняй по поводу срыва комбинатом плана отгрузок металла заводам-потребителям. Нет, вагоны на заводе были, но 20 тыс. из них требовали ремонта, а леса для этого не было.
Шерман предложил заместителю гендиректора «Магнитки» Митрофанову выход из этой ситуации: завод дает ему катанку (мягкую вязальную проволоку, в которой очень нуждались лесопереработчики), а он привозит лес. Сделка взаимообмена тут же осуществилась, и гроза для дирекции «Магнитки» миновала.
Таким образом он проворачивал сделки и с другими заводами: с Челябинским трубным заводом, с курганским заводом «Синтез» и другими.
В результате за три года он заработал 90 тыс. руб., то есть в среднем зарабатывал 2500 руб. в месяц. Для сравнения: я, молодой учитель с высшим образованием, в 1985 г. зарабатывал примерно 125 руб. в месяц.
Но Шерман эти деньги именно зарабатывал: на своей подержанной вазовской «четверке» и новой «Ниве» в месяц он накручивал расстояние в 20 тыс. км, чтобы состыковать все звенья своей посреднической цепочки! Всего он отгрузил 40 вагонов леса взамен 120 тонн катанки, 60 тонн троса, 120 тонн труб, 3 вагонов электролампочек и десятков единиц автотехники.
В декабре 1981 г. он был арестован. Судили его в казахстанском Кустанае. На допросах ни один директор совхоза не сказал про него ничего плохого. Все в один голос говорили, что он не обманывал, лес поставлял в полном объеме и вообще спасал производственную программу совхозов.
И даже в приговоре судьи вынуждены были констатировать: поставки были осуществлены, предприятия извлекли из всего этого пользу. Тогда зацепились за фиктивные договоры на бригады лесорубов: мол, хищение государственных средств в особо крупном размере с использованием поддельных документов. Но тогда надо было привлекать к ответственности директоров совхозов: они же выдавали липовые наряды.
Но областные комитеты партий встали горой за директоров. Подумаешь, преступление, ведь так работала вся советская экономика. В результате пострадал один Марк Шерман, которому дали 14 лет лагерей. Так что и во времена брежневского раздолбайства профессия толкача была «и опасна, и трудна».
Но это, так сказать, исключительные случаи, когда люди приходили в систему со стороны. Основная же масса толкачей действовала почти легально, занимая должности на предприятиях.
Во сколько же обходилась деятельность толкачей государству?
Архивы говорят следующее: например, в 1950 г. расходы на командировки составили в СССР 3,9 млрд руб., в 1951 г. – около 4 млрд руб., в 1952 г. – 4,1 млрд руб. Понятно, что не все командировки были связаны с толкачами.
В то же время нужно понимать, что часть затрат на толкачей маскировалась под наем рабочей силы или командировочные не оформлялись, если толкач не выезжал за пределы района, находясь на соседнем предприятии.
Насколько большими являются эти цифры?
А давайте сравним с расходами государства на другие нужды. Так, в 1951–1952 гг. ежегодно на детские сады государство тратило чуть больше 3 млрд. руб., а на научные учреждения – соответственно 5,4 и 5,6 млрд руб.
И все это говорит о том, насколько неэффективно работала советская мобилизационная экономика. Государству приходилось тратить такие огромные дополнительные непроизводительные средства на то, чтобы она хоть как-то функционировала.
Юрий Ган, учитель истории, ст. Динская Краснодарского края
