– Проблем много. Срок не такой, чтобы все их решить. Работа любого лечебного учреждения зависит от трёх составляющих. Во-первых, должны быть адекватные условия для работы персонала. Во-вторых, должны быть условия для оказания лечебной и диагностической помощи пациентам.
В-третьих, у персонала должна быть соответствующая квалификация, чтобы помощь оказывать максимально качественно, вовремя и в срок. Тогда будет результат, к которому мы все стремимся: чтобы смертность населения от онкозаболеваний снижалась, а выявляемость на ранних стадиях увеличивалась.
– Какая сейчас смертность от онкозаболеваний в Пензенской области?
– Смертность в 2013 г. и в 2014 г. имеет тенденцию к снижению. В 2014 г. она составила 202 на 100 тыс. населения.
– А какой средний показатель по России?
– Среднероссийский – примерно на этом же уровне, 200-202. Смертность от онкологии зависит от многих факторов. Самые важные – выявляемость рака на ранних стадиях и профилактика (так называемые скрининговые программы, которые в нашем регионе действуют очень эффективно).
Поэтому не надо население пугать, что у нас уровень выявляемости 480 случаев на 100 тыс. населения при среднероссийском показателе 367. В Англии и в Голландии – 500 впервые выявленных случаев онкологии на 100 тыс. человек.
Заболеваемость зависит от выявляемости. Например, в Африке выявляемость 200 и смертность 200, а остальные не известно от чего умерли.
Рак на ранних стадиях клинически может вообще никак не проявляться. Наша задача – с помощью скрининговых осмотров выявить его как можно раньше. Чем раньше выявили, тем выше вероятность, что человек вылечится. И хотя наши пациенты до конца жизни стоят на диспансерном учёте, показатели выживаемости, продолжительности жизни при выявлении на ранней стадии намного выше.
– От чего, кроме ранней выявляемости, зависит рост заболеваемости раком?
– Есть общемировая тенденция – увеличивается рост продолжительности жизни, в структуре населения всё большую часть занимают пенсионеры. А пик заболеваемости раком отмечается в возрастной категории от 60 до 69 лет.
Поэтому, чем эффективней будет работать система здравоохранения, чем лучше будет социально-экономическая обстановка в государстве, тем выше будет риск дожития до онкологии. Заболеваемость будет расти: этого не надо пугаться. Основная задача, чтобы смертность не росла.
Во всём мире пользуются не грубым статистическим показателем, а стандартизированным, который учитывает половозрастной состав той или иной территории. Стандартизированный показатель самый верный и правильный. У нас он также рассчитывается. Но в индикативы, оценивающие эффективность работы системы здравоохранения, берётся грубый статистический: такова установка Минздрава РФ.
– Как выглядит наша область по стандартизированному показателю?
– Просто прекрасно. Если на одной территории молодёжи больше, конечно, смертность от онкозаболеваемости там будет ниже, чем на территории, где живёт больше пенсионеров. Если принимать во внимание половозрастной состав, у населения отметаются выводы о том, что территория области экологически неблагополучна.
Когда вы увидите, что в Пензенской области лиц пенсионного возраста – около 29%, а в России, в среднем, – 25%, вы уже не будете удивляться, что у нас онкозаболеваемость выше среднего. Чем старше человек, тем он чаще болеет. Поэтому у нас и показатель сердечных патологий выше, чем в более молодых регионах.
– Каковы показатели по трудоспособной части населения?
– Смертность от онкологии среди трудоспособного населения в Пензенской области на уровне среднероссийской.
– В Интернете часто попадаются статьи о канцерофобии в России: якобы это мешает выявлять рак на ранних стадиях.
– На самом деле, канцерофобия существует во всём мире. В России, пожалуй, больше, чем в других странах. Тенденция такая, что негативные явления муссируются. Надо это всё обсуждать и делать правильные выводы. Но почему-то народ позитив слабо воспринимает, а СМИ этим пользуются для привлечения к себе внимания.
Мы объясняем пациентам, что сегодня рак – это не приговор при выявлении на ранних стадиях. Иногда пациенты, пройдя радикальное лечение, вообще забывают, что болели. И живут долго, и умирают совершенно от другого. Просто стереотип есть, что рак – это мучительная смерть. Даже инсульта с инфарктом так не боятся.
Наша задача – людей переубедить. Да, рака нужно опасаться. Но нужно вести здоровый образ жизни, не курить, своевременно проходить медосмотры, диспансеризацию.
Женщины после 25 лет должны дважды в год посещать гинеколога. Мужчины после 40 лет, даже если ничего не болит, должны сдавать кровь на ПСА (повышенное значение этого показателя с вероятностью 70% указывает на рак предстательной железы).
Наши люди сами до последнего тянут, игнорируют медосмотры, профосмотры: «авось, пронесёт». А потом, когда появились симптомы заболевания, лечить сложно.
– Влияют ли на заболеваемость и лечение стрессы, отношение к жизни?
– Онкология – заболевание мультифакторное, видов много и причин много. Вообще, любая онкология – это сбой нервно-гуморальной регуляции. Всё взаимосвязано: стресс, возраст, вредные привычки, наследственная предрасположенность, канцерогенные факторы.
Конечно, когда человек заточен на негатив, не приходится ждать, что он спокойно воспримет, когда у него выявили рак. Любой онкологический пациент проходит несколько стадий.
Первая – он зол на всех вокруг, он не может понять: за что ему это заболевание?! Вроде бы вёл здоровый образ жизни, особо не грешил...
И только по истечении какого-то времени начинают с этим мириться и более-менее спокойно лечиться, воспринимать решения врачей.
– Вернёмся к вопросу о том, что было сделано в онкодиспансере за 3 года.
– Поскольку заболеваемость раком у нас в регионе выше, чем в среднем по России, назрела необходимость расширения поликлиники, т. е. увеличения доступности наших консультаций.
За 3 года мы дополнительно открыли два кабинета общего онколога, дополнительный (третий) кабинет онкогинеколога, второй кабинет онкоуролога, второй кабинет абдоминального онколога. Впервые открыли кабинет амбулаторной химиотерапии. В декабре начинает приём третий гематолог.
Кроме того, мы открыли 7 онкологических отделений при крупных районных больницах. Теперь людям из села необязательно ездить в Пензу: необходимые препараты им могут вводить в райцентрах.
За последние два года мы выучили на сертификат по онкологии 33 человека из районов и областного центра. Планируем открыть в каждой городской больнице первичный онкологический кабинет, как это было до 1993 г. (уже есть приказ минздрава).
Когда в 1993 г. построили онкодиспансер, все штатные единицы в Пензе перевели сюда. Но тогда на диспансерном учёте было 20 тыс. пациентов. Сейчас – 37 тыс. пациентов с онкопатологиями.
С 2008 г. стали активно внедряться скрининги (раньше их не было), поэтому с 2008 г. пошёл рост заболеваемости. Зато выявляемость сместилась с запущенных стадий на ранние.
– Вы сказали, что в районах открылись онкологические отделения. Разве у людей нет стереотипа, что лучше лечиться в областном центре?
– Не каждому пациенту показано лечение в условиях онкодиспансера. Если четвёртая стадия, метастазы, пациент тяжелый и химиотерапия ему противопоказана, ему показано только симптоматическое лечение: снятие синдромов интоксикации и других симптомов, обезболивание. И оно проводится по месту жительства.
Когда же пациенту показано специализированное радикальное лечение (лучевое, химиотерапия, оперативное, либо комбинация всех трёх методов), тогда он лечится в онкодиспансере. Выбор метода лечения принимают врачи онкодиспансера коллегиально.
Если мы видим, что случай очень сложный, мы отправляем пациента в Москву по квотам на высокотехнологичную медицинскую помощь (ВМП). Но у нас тоже есть лицензия на оказание ВМП.
За последние три года (2013-2015 гг.) мы выполнили 800 таких операций (федеральных). Кроме того, в 2014 г. было выполнено 680 операций ВМП по линии территориального медицинского страхования. ВМП требует дополнительных средств, т. к. подключаются новые методики и технологии, новое оборудование с более дорогими расходными материалами.
– Как в онкодиспансере обстоит дело с оборудованием?
– Мы активно работаем с высокими технологиями. В 2014 г. мы участвовали в федеральной целевой программе и получили из федерального бюджета 519 млн руб. И из областного бюджета в порядке софинансирования – 79 млн руб.
На все эти деньги в онкодиспансер закупили медицинское оборудование. Сегодня мы обеспечены оборудованием на 100% по существующим стандартам.
Обидно иногда слушать, когда нас ругают, что плохо лечим. Вероятно, есть ошибки. Но соседние регионы, Саратовская область, Мордовия, едут лечиться к нам. Мы в этом году пролечили 1000 пациентов из соседних областей.
А в общей сложности за 2014 г. – 13200 пациентов. В 2012 г. было 12000 пациентов. И это при условии, что коечный фонд тот же, штат тот же. Мы интенсифицировали работу за счёт нового оборудования.
В нашем распоряжении новый 64-срезовый компьютерный томограф. Мы поставили вторую гамма-камеру, привезли новый маммограф с системой томографической приставки (в России таких всего три).
Закупили полностью новое наркозно-дыхательное оборудование, три новых аппарата УЗИ экспертного класса, новое лабораторное оборудование. В общей сложности завезли за 2014 г. 220 единиц медицинского оборудования.
Открыты дополнительно две операционные (модульные итальянские, стоимость –
39 млн руб.). Пациентов стало больше – операций больше. Восьми операционных и семи столов, которые были, не хватало, пациентам приходилось ждать.
Мы в стационаре за год выполняем 5600 операций. А в нашем учреждении операции намного сложнее, чем в других больницах. Скажем, прооперировать пациента с онкологией пищевода или верхнего отдела желудка – это резецировать желудок, резецировать пищевод, сделать пластику, подвести кишечник, соединить их между собой.
Мелкими амбулаторными операциями, которые выполняются при поликлинике (порядка 6-7 тыс. в год), мы и не гордимся – подумаешь, папиллому удалить.
– Вы говорили, что залог успеха, кроме оборудования, ещё и условия работы.
– Диспансер с 1993 г. капитально не ремонтировался. В 2013 г. из областного бюджета было выделено около 40 млн руб. – отремонтировали три этажа в стационаре.
В этом году мы не стали ждать денег из областного бюджета, сами отремонтировали палаты.
Отремонтировали все санитарные комнаты для пациентов и в поликлинике, и в стационаре (когда я в 2012 г. сюда пришёл, был крайне удивлён на обходе в одном из отделений: пациенты в туалете смывали водой из пластиковых бутылок). На нашем сайте есть фотографии палат до и после ремонта.
– Для врачей оборудование есть, для пациентов условия улучшили. А что с зарплатой?
– Онкодиспансер входит в число лечебных учреждений с самой высокой в Пензенской области зарплатой. По итогам 10 месяцев 2015 г. средняя зарплата у врачей составила 44 тыс. руб. Конечно, и нагрузка у них большая.
– Есть ли дефицит медицинского персонала?
– Невозможно до бесконечности увеличивать нагрузку врачам. В онкологии работать очень тяжело. По синдрому профессионального выгорания онкологи на втором месте после реаниматологов. Поэтому среди медицинского персонала, особенно среднего, высокая текучесть. Когда я пришёл, были проблемы с анестезиологами, химиотерапевтами, гематологами, не хватало медсестёр.
С 2012 г. в онкодиспансер приняли 31 врача и 133 работника среднего медицинского персонала, закрыли вакансии и расширили поликлинику. С некоторыми работниками за это время пришлось расстаться, но баланс положительный: стало на 17 врачей и на 40 медсестёр больше. Всего в штате онкодиспансера 800 сотрудников, из них 140 врачей.
За 3 года мы осуществили кадровые перестановки (поменяли некоторых заведующих отделениями, администрацию) и приняли новых молодых врачей. На сегодняшний день мы укомплектованы полностью: ведём отбор, ищем самых перспективных, чтобы внедрять новые методики и технологии. Текучесть уменьшилась, вероятно, ещё и потому, что зарплата стала выше.
– Как вам удалось добиться высокого уровня зарплаты? И как вы отбираете врачей и медсестёр?
– Мы контактируем с медицинскими колледжами и институтами. Многие студенты из Пензы, Самары у нас проходят интернатуру. Мы присматриваемся, составляем с самыми талантливыми целевые контракты.
А зарплата... Я стал жёстко контролировать выполнение объёмных обязательств в части территориальной программы госгарантий по линии страховой медицины.
Ведь объем финансирования и, соответственно, зарплата медработников зависят от того, как эффективно работает лечебное учреждение, от того, сколько человек в нём пролечилось, как долго ставится диагноз.
Каждый лишний день в больнице – это дополнительные затраты. Когда налажена эффективная система приёма, диагностики, лечения, тогда и пролеченных пациентов становится больше, и денег лечебное учреждение получает больше. Тогда появляется возможность закупать больше медикаментов, повысить зарплату сотрудникам, другие вопросы решить.
– На какие средства закупаются дорогостоящие препараты?
– У нас есть областная целевая программа по приобретению дорогостоящих медикаментов для онкопациентов. В 2012 г. из областного бюджета выделялось 65 млн руб. для лечения 25 пациентов. В этом году выделено 120 млн руб., а пациентов мы пролечили 230. Из них двоим нужно в год лекарств на 25 млн руб., остальным в месяц на медикаменты требуется приблизительно 100-200 тыс. руб.
Почему за 3 года выделяемая сумма выросла вдвое, а количество пролеченных больных – почти в 10 раз? Мы создали лекарственную комиссию, куда я, как главный врач, вообще не вхожу. Врачи-химиотерапевты больницы принимают решение для каждого случая, какими препаратами лечить.
Конечно, хотелось бы, чтобы финансирование было ещё больше. По нашим подсчётам, требуется порядка 200 млн руб., тогда никаких претензий и жалоб со стороны больных не будет.
– Получается, врач, назначая лечение, должен учитывать объёмы финансирования?
– Нет, но он должен знать, какими препаратами лечить. Бывает, пациенты начитаются Интернета или съездят на консультацию в Москву, и требуют: лечите меня именно таким препаратом.
Мы объясняем, что можем закупать только медикаменты, зарегистрированные на территории России, включённые в Перечень жизненно-необходимых и важных препаратов (ЖНВП). Есть разные препараты, разные схемы лечения. Это решают лечащие врачи.
– Выходит, что новейшие достижения мировой фармакологии пензенским больным недоступны?
– Если препарат зарегистрирован на территории России, но не включен в список ЖНВП, а врач считает, что именно он показан для эффективного лечения, это решается через врачебную комиссию, и препарат закупается. Бывает, что мы предлагаем аналоги, а пациенты не согласны, обращаются в суд. Суд их доводы принимает – мы закупаем препараты по решению суда.
– Часто такое случается?
– Бывает. В частности, двое, для которых на 25 млн в год лекарств закупается, добились права на бесплатное получение именно тех медикаментов через суд.
– Виталий Сергеевич, значит, кадровый вопрос и вопрос с обеспеченностью оборудованием решены?
– На сегодня мы решили вопрос с укомплектованностью. Моя задача – стимулировать персонал к обучению. Квалификация наших врачей высокая, и наш онкоцентр котируется и в ПФО, и в стране. Но хотелось бы, чтобы все сотрудники стремились повышать свой профессиональный уровень. Человек должен осваивать новые методики и технологии во благо наших пациентов.
– Какая из ещё не решённых проблем, на Ваш взгляд, самая важная?
– Есть самая больная тема, которая постоянно всплывает в СМИ, Интернете, – это поборы с больных. Своей первоочередной задачей считаю решить эту проблему.
Сразу скажу, система эта в онкоцентре складывалась десятилетиями. С моей стороны было бы лукавством сказать, что она полностью ликвидирована.
Существует тандем врач-пациент, разорвать который сложно. Мне же рассказывали пациенты, как им в отделении говорили: главврач год-два побудет и сменится, а мы останемся. И действительно, с 2005 г. я стал восьмым главврачом.
Чтобы разорвать этот порочный круг, я проделал колоссальное количество мероприятий, но столкнулся с очень сильным сопротивлением. Каждый 1-й и 3-й четверг встречаюсь с пациентами в конференц-зале без медработников: чтобы люди не боялись рассказывать.
Повесил два ящика для анонимных обращений, ключи от которых только у меня. Всем при госпитализации выдаётся памятка, где написан номер моего телефона. В поликлинике повесили монитор, где наш юрист рассказывает, как и куда обращаться. На сайте есть специальный раздел антикоррупция.
Сложность в том, что врачи сейчас и не просят деньги. Пациенты, наслушавшись всех вокруг, сами суют пакеты им в карман.
Спрашиваю: зачем вы это делаете? Отвечают: хотим, чтобы нас лучше полечили. Психологически пациентов понять можно.
Не могу понять врачей, которые берут эти деньги.
Я считаю, вдвойне цинично брать деньги с онкобольных: по статистике, 25% умирают в течение первого года. Если врач не понимает, что нельзя решать материальные проблемы за счёт пациента, я найду способ от него избавиться.
Я обращаюсь к пациентам через вашу газету: приходите, ни один случай без внимания не останется.
А то, что в Интернете всё учреждение поливают грязью... У нас есть хорошие, честные врачи, и им обидно, когда всю больницу – под одну гребёнку.
Главный врач областного онкологического диспансера Серебряков Виталий Сергеевич, тел.: 41-30-55, понедельник-пятница, с 8 до17. Приём по личным вопросам каждую пятницу, с 10 до 12.