Русское слово «вокзал» (первоначально имевшее значение «увеселительный павильон») своими корнями уходит к блистательному лондонскому Воксхоллу XVII в. – нескучному саду недалеко от Темзы.
Первая русская железная дорога, построенная в 1837 г. чешским инженером Франтишеком фон Герстнером, шла из Санкт-Петербурга в Павловск, спланированный в английском стиле летний приют русской аристократии.
Ярославский же вокзал был спроектирован Фёдором Шехтелем, знаменитым русским архитектором-модернистом. В его основу был положен деревянный павильон, построенный им для международной выставки в Глазго в 1901 г. Вокзал открылся год спустя, когда железнодорожная линия была продлена до Архангельска – порта, через который впервые в России в XVI в. была организована торговля с Европой, а первые путешественники из Европы попадали в Россию.
Примерно в то же время Шехтель перестраивал здание Московского художественного театра, где ставились пьесы Антона Чехова. В ту эпоху русская интеллигенция считала себя неотъемлемой частью Европы. Теперь, как порою кажется, Россия стала значительно дальше.
От Москвы до Архангельска – 1134 км. Надо ехать больше суток: вдоволь времени для разговоров, чтения и размышлений. В четырёхместном купе тепло и уютно. Перестук колёс дополняет позвякивание ложечек в стаканах с чаем на столе.
Чай подаёт проводница Елена, вся жизнь которой проходит в поезде. «Мы живём в поезде по 15 дней. Мы здесь спим, едим, стираем. Встречаемся и выходим замуж за тех, кто работает в поезде, а когда нам трудно, держимся вместе», – говорит она. Она работает здесь более 20 лет.
Железные дороги прочно вросли в русскую душу, а поездки на поезде стали неотъемлемой частью культурной жизни нации. Железные дороги рассказывают историю России. Говорят, что своим изгибом в одном месте линия Москва – Санкт-Петербург обязана тому, что на пути пера, с помощью которого Николай I намечал её маршрут, оказался палец царя.
Как бы то ни было, но железные дороги на протяжении столетий символизировали волю самодержавного правителя, превосходство государственной власти, бум частного капитала, модернизацию страны, сталинский террор и тягу к разорительным великим проектам советского времени. В них вся история России.
Солдаты, цивилизаторы, поэты
В русском языке применительно к железной дороге часто используется слово «нить». Они сшивают воедино страну, а когда-то и цивилизовывали её. Виссарион Белинский, влиятельный мыслитель
XIX в., находил странное утешение, глядя на строительство первой магистрали. «Хоть тем сердце отведу, что постою и посмотрю на работу: наконец-то и у нас будет хоть одна железная дорога», – говорил он. Наконец-то, полагал он, Россия будет похожа на Европу.
Поезда толкали страну в современность, разрушали социальные барьеры, распространяли культуру и делали население подвижным. Сергей Витте, министр путей сообщения при Александре III, рассматривал поезда как «общественные смесители».
«Железная дорога, – писал он, – как дрожжи, которые создают брожение культуры среди населения. Даже если она встречает на своём пути абсолютно диких людей, она их быстро поднимает на уровень, необходимый для своей работы». Городки, обойдённые железной дорогой, были обречены на превращение в тихую заводь.
Эти агенты прогресса, как и многие другие, имели военные корни. Одна из первых линий, проложенная от Варшавы (тогда входившей в Российскую империю) к границе с верной союзницей Австрией, была использована Николаем I для отправки русских войск для помощи в подавлении Венгерского восстания 1848 г.
Ленин, прибывший на поезде из Германии, чтобы возглавить большевистскую революцию, рассматривал железнодорожные вокзалы, как и телеграф, как первоочередные цели для захвата. После революции бронепоезда использовались во время Гражданской войны обеими сторонами: Троцкий превратил один из них в свой передвижной штаб.
Как гласит одна из теорий, именно из военных соображений русская железнодорожная колея шире, чем в Европе: Россия могла доставлять свои войска к границам, а поезда с иностранными армиями не могли проехать в Россию. (До сих пор, если вы едете из России в Европу на поезде, у вагонов меняют колёсные пары).
Пост министра путей сообщения был наиболее важным в стране. Витте был также председателем Совета министров при Николае II; Троцкий, занимавший этот пост после революции, также командовал Красной Армией. Николай Аксененко, министр путей сообщения при Борисе Ельцине, рассматривался как кандидат в президенты.
Сегодня русская железнодорожная монополия, где работают 800000 человек, остаётся полувоенной организацией. «У нас есть военные звания и нет права на забастовку, – говорит проводница Елена. – Если начнётся война, нас мобилизуют первыми». «Начальник» поезда путешествует в специальном вагоне, называемом «штабным».
Поезда так много значат для русского самосознания из-за необъятных размеров страны. Железнодорожные путешествия по Европе с её небольшими расстояниями между станциями и постоянным созерцанием людской жизни за окном оставляют мало времени и места для размышлений и духовных поисков.
В России же железнодорожные поездки измеряются днями и ночами, а не часами. Путешествие из Москвы во Владивосток (более 9000 км) занимает 6 дней. Всё, что вы при этом видите, – это лес, изредка прерываемый просветами необработанных полей, зимою покрытых снегом. «В Западной Европе люди погибают оттого, что жить тесно и душно, – писал Чехов в письме, – у нас же оттого, что жить просторно».
В результате поезда, грохоча, довольно часто проносятся через русские литературу и поэзию. Железнодорожные поездки занимают в русской культуре то же место, что и автомобильные путешествия в американской.
Анна Каренина из романа Толстого встречает Вронского на вокзале в начале романа и сводит счёты с жизнью под поездом. (Толстой тоже умер на станции).
В романе Бориса Пастернака «Доктор Живаго» повествование ведёт от удобных, мягких поездов в начале к грузовому поезду, на котором Живаго и его жена убегают из Москвы, опустошённой революцией и Гражданской войной.
В позднесоветской поэме в прозе «Москва – Петушки» интеллектуал-алкоголик размышляет об истории, философии и любви, путешествуя на электричке из Москвы в провинциальный городок Петушки. Этот городок становится Утопией, «где не умолкают птицы ни днём, ни ночью, где ни зимой, ни летом не отцветает жасмин». (В конце рассказчик Веничка проспал свою остановку и очнулся, когда уже ехал назад в Москву, где его убила банда грабителей).
Необъятные просторы за окном резко контрастируют с ограниченным пространством купе, что создаёт подходящую атмосферу для долгих разговоров между попутчиками. Этот приём широко использован русскими романистами.
В «Крейцеровой сонате» Толстого главный герой рассказывает другим пассажирам в поезде историю о том, как он дошёл до убийства своей жены.
Русский философ Фёдор Степун, отправленный в изгнание после революции, отмечал, что русские вагоны отличались от западноевропейских «как по выстукиванию колёсного ритма, так и по господствовавшему в них настроению».
Согласно его мемуарам, в поездах царит атмосфера домашнего уюта с топимой углём печкой, которая обеспечивает пассажиров чаем в любое время дня и ночи. «В какой час дня ни тронулся бы поезд, через час-другой после его отхода во всех купе уже слышна оживлённая беседа. На столиках у окон аппетитно разостланы салфетки, на них всё сборное и всё общее: золотистые цыплята, тончайшие куски белоснежной телятины, белые глиняные банки паюсной икры…»
Увы, в современном вагоне-ресторане, где столы покрыты испачканными голубыми скатертями, пьяный дожидается, когда ему подадут кусок резиновой курицы и грибы в сметане с сыром.
Дорога к свободе
Другие пассажиры в купе – молодая пара из Архангельска с четырёхлетним ребёнком – начинают разговор почти без предисловий. Владимир, работающий на верфи, начинает говорить о несправедливости и коррупции. Кто-то взял деньги за ремонт его автомобиля и исчез вместе с ним. Местный полицейский потребовал у него взятку в 10000 рублей, чтобы начать расследование.
Разговор перешёл на архангельскую политику. «У нас есть всё, чтобы хорошо жить: рыба, лес, пушнина. Мы могли бы прожить без Москвы. Будь у нас вождь, мы бы пошли своим путём», – размышляет он.
Через час после отправления поезд проезжает мимо деревушки Хотькова. Отсюда всего несколько километров до Абрамцева – усадьбы, когда-то принадлежавшей Савве Мамонтову, жившему в XIX в. миллионеру, филантропу и железнодорожному магнату, получившему концессию на строительство железнодорожной линии до Архангельска.
Мамонтов родился в 1841 г. в Западной Сибири. Он был одним из девяти детей богатого купца, который построил первый отрезок северной линии от Москвы до Ярославля. Создавая общественные и культурные учреждения, он принадлежал к новой русской элите, явившейся, чтобы превратить Россию в яркую европейскую страну, не повторяя чужие пути, а раскрывая в России собственные огромные возможности, делавшие её по праву неотъемлемой частью этого континента.
После Милана, где Мамонтов изучал шелкоткачество и брал уроки пения, он основал частную оперу в Москве, где открыл миру Фёдора Шаляпина и где состоялась премьера «Снегурочки» Римского-Корсакова.
Дома он сам сочинял и ставил комедии для семьи и друзей, соперничая с другим любителем из богатой купеческой семьи – Константином Алексеевым, более известным под псевдонимом Станиславский, который преобразовал театральное искусство.
Станиславский писал о Мамонтове: «Наше поколение детей строителей русской жизни старалось унаследовать от них трудное искусство «уметь быть богатым». Это очень трудное искусство — уметь тратить деньги с толком».
Мамонтова называли русским Медичи, то есть не просто покровителем искусства, а тем, кто создавал саму атмосферу, в которой искусство могло расцветать.
Он превратил Абрамцево в поселение художников, где процветали традиционные русские темы и народные мотивы. Самые знаменитые художники нации, включая Виктора Васнецова, Михаила Врубеля и Валентина Серова – всех их объединял интерес к тонкой красоте русской старины – стекались в его усадьбу, угнездившуюся среди берёз и сосен, на фоне вьющейся вдалеке реки. Васнецов спроектировал маленькую семейную церковь в Абрамцеве – дань духу артистического содружества, царившему в окружении Мамонтова.
Художники, развивавшие русские темы в Абрамцеве, были не меньшими европейцами, чем Уильям Моррис, возглавлявший Движение искусств и ремёсел. Поиски ими русской старины и её европейской природы вели их на север, к Архангельску.
В период необычайного культурного и экономического подъёма 1890-х годов Мамонтов вложил средства в постройку железной дороги между Ярославлем и Архангельском.
Он был участником экспедиции под предводительством Витте. Они проехали на поезде до средневекового русского города Вологды, спустились по реке до Архангельска, затем прошли вдоль побережья Норвегии, в конце концов, вернувшись через Швецию и Финляндию.
«Император Александр III имел влечение к русскому северу. Влечение это основывалось… на том, что русские люди на севере, крестьянство, представляют собою тип чисто русских людей, как по крови своей, так и по истории», – писал Витте в своих воспоминаниях.
Русский Север никогда не завоёвывали монголы, там не было крепостного права, а крестьяне владели своей землёй. Из всех регионов именно Северная Россия сохранила наиболее ясную память о жизни до монгольского нашествия в XIII веке, оставшись культурно близкой Скандинавии.
До постройки Транссибирской железной дороги – государственного проекта, реализованного в 1891-1916 годах и следовавшего маршруту, проторённому каторжниками, отправляемыми в Сибирь, – финансировавшаяся из частных средств линия на Архангельск была дорогой в свободную землю, к частной инициативе, к мечте о России, похожей на процветающую Норвегию.
«Путь на север был дорогой на русский Запад», – говорит Инна Соловьёва, историк. Для Мамонтова дорога на Архангельск была не только коммерческим, но и художественным проектом. Он мечтал об оживлении Севера, о его красоте и богатствах и хотел, чтобы его друзья из Абрамцева украсили Ярославский вокзал.
Однако это предприятие закончилось для него плохо. В 1899 г., через год после открытия линии, он несправедливо был обвинён в хищениях и арестован. Его семья и друзья, включая многих русских художников, встали на его защиту. Он был оправдан, но его бизнес был уничтожен.
В тысяче километров от Москвы поезд стоит 3 часа на станции Обозерской в ожидании смены локомотива. Половина из 5-тысячного населения этой деревушки работает на железной дороге. Всё, что здесь осталось от мамонтовских времён, – это изящный деревянный вокзал в стиле модерн.
Маленькая статуя Ленина посреди берёз, деревянная хибара местной больницы, груда мокрого угля на грязном станционном дворе и магазин, свидетельствующий о прочности наследия советского эксперимента по уничтожению людей, подобных Мамонтову, как класса.
Железная дорога была не просто физическим объектом. В первые годы большевизма поезда стали олицетворением новой жизни нации, рвущейся к коммунизму. «Наш паровоз, вперёд лети!/ В коммуне остановка./ Другого нет у нас пути./ В руках у нас винтовка», – пелось в популярной песне.
Локомотив был символом будущего и модернизации, обещанной большевиками. Ярко разрисованные вагоны, облепленные лозунгами, везли печать, библиотечки революционной литературы и даже киноустановки, чтобы показывать политические киножурналы массам по всей стране. Такие вагоны были предшественниками телевидения, позволяя доставлять пропаганду даже в самые отдалённые уголки России.
Русская история часто рассматривается как не имеющий альтернатив путь из прошлого в будущее, говорит Андрей Зорин, русский профессор, преподающий в Оксфордском университете. Это заставляло мыслителей десятилетиями обсуждать вопрос, где же страна свернула не на тот путь.
Пётр Чаадаев, интеллектуал начала XIX в., сокрушался, что Россия не внесла оригинального вклада в мировую цивилизацию, поскольку по ошибке приняла христианство от Константинополя, а не от Рима.
Его «Философическое письмо» было опубликовано как раз тогда, когда строились первые железные дороги. Славянофилы видели корень зла в реформах Петра Великого, тогда как западники обвиняли вторжение на Русь монголов.
Внимание советских мыслителей тоже было поглощено поиском правильных и неправильных исторических поворотов. «Если вы потеряли путь, вам не нужно возвращаться назад по своим следам; вы можете дойти до следующего перекрёстка и выбрать альтернативный маршрут. Но если история является железнодорожной линией, вам придётся возвращаться назад, чтобы перейти на правильный путь», – говорит Зорин.
Поколение перестройки Михаила Горбачёва 1980-х годов потратило много энергии на то, чтобы найти ту критическую точку, когда Советский Союз взял неправильный курс.
Для коммунистических реформаторов это был 1968 г., когда Советский Союз вторгся в Чехословакию. (В 1968 г., однако, ошибкой считался сталинский «большой скачок» 1929 г.; России придётся возвращаться назад к ленинским истокам, как тогда говорилось, чтобы опять двинуться вперёд).
Когда рухнул коммунизм в 1990 г., историки пошли ещё дальше, сосредоточив своё внимание на мимолётной эпохе русского капитализма 1900-х годов как точке, от которой надо начинать танцевать снова, тогда как 70 годами Советской власти можно попросту пренебречь.
Для Владимира Путина и его близких друзей неправильным поворотом была сама перестройка и последовавший за ней развал Советского Союза. Соответственно, большую часть правления Путина русскую железнодорожную монополию возглавлял его бывший коллега по КГБ Владимир Якунин, один из идеологов режима, который страстно пропагандировал «особый путь» России и говорил об ущербе, который глобализация наносит национальной идентичности. В результате люди Путина двинулись в направлении позднесоветской изоляции.
Но всё это не беспокоит проводницу Елену. «Я никогда не была за границей и не хочу туда. Зачем мне это?» Хотя её зарплата снизилась на 1/3 в результате экономического кризиса, она всё ещё поддерживает Путина, который «поднял нашу страну с колен».
Рассказы про баснословные состояния и огромные загородные усадьбы близких друзей Путина её тоже не беспокоят. «Посмотрите на меня, – говорит она. – Мне запрещено продавать Вам водку, но если Вы придёте и тихо попросите меня, я Вам её продам».
Неправильный путь
После 27 часов в пути поезд прибывает в Архангельск – город в дельте Северной Двины, через который первые европейские торговцы въезжали в «Московию», а британские корабли доставляли продовольствие в составе северных
конвоев в годы Второй мировой войны.
В изящном Гостином дворе XVII в., отражающемся в свинцовых водах Двины, проходит выставка, посвящённая 70-летию советской победы над фашистами. Она изобилует сталинскими плакатами и лозунгами, но ничего не сообщает о союзниках.
На одном знаменитом плакате показано, как советский снаряд поражает в лицо «империалиста». На нём надпись: «Наши границы неприкосновенны». А внизу цитата из Сталина: «…те, которые попытаются напасть на нашу страну, получат сокрушительный отпор, чтобы впредь неповадно было совать своё свиное рыло в наш советский огород».
Город, который знаменовал собою открытость России миру, теперь символизирует границу всё более изолирующейся страны. Поезда постоят здесь и затем возвращаются в Москву.
The Economist,
19 декабря 2015 г.
