Послевоенная Пенза-IV

Собственный велосипед в детстве был не у каждого. Детских двухколесных велосипедов в наше время не было, начинали кататься на трёхколёсных или двухколёсных взрослых из-под рамы. Сейчас это вряд ли увидишь.
Позже появился юношеский  «Орлёнок», после которого пересаживались на взрослый. Эти велосипеды были пределом мечтаний.
На велосипеде проходило всё лето с утра до вечера. На велосипеде ездили  на рыбалку, в лес, купаться на Маяк, в Ахуны, привозили оттуда черёмуху, сначала цветы, а потом и ягоду. Доезжали даже до городской свалки в Чемодановке.
Кстати о свалках. Зимой на реке лёд был такой толстый, что по нему ездили грузовые машины, и весь город свозил на лёд убранный снег, в том числе и отходы производства. По кучам бегали собаки, вилось много ворон,  да и мы, детвора, выискивали что-то, например, бракованные детали.
Так, мы собирали колёсики диаметром 2 см от механических вычислительных машин ВК-1 «Счётмаша», которые пришли на замену логарифмической линейке и счётам. Ребро колёсика с цифрами мы закрашивали чернилами и делали на бумаге или в тетрадях фиолетовые полоски с белыми цифрами от 0 до 9.
Лето... Жаркое солнце. Горячий песок. Теплая вода в реке. Купание на утренней или вечерней зорьке. Ранний подъем, рассвет – рыбалка.
Какое же это счастье прожить детство на реке! Река во времена моего детства была быстрой и чистой. С нашей стороны был большой природный пляж, песок чистый. На нём была и галька – плоские, серые камешки, которые мы соревнуюсь, кто дальше,  кидали рикошетом по поверхности воды.
Большой пляж был и ниже по течению, за мостом, но он был похуже, и летом на него артисты цирка пригоняли мыть лошадей, слонов, там же тренировались акробаты.
Каждое половодье для реки – это что нам умыться, привести себя в порядок; обновлялся песок.
Первый признак лета – начало купания. Помню, однажды, это было 14 апреля, на «Маяке». Жарко, вода не прогрелась, но так хочется в реку, вода зовет. И вот, раздевшись, трогаешь воду кончиками пальцев ног – брр, холодная.
Решение принято, да и не один ты на реке, отступать поздно. Вода обжигает, перехватывает дыхание, несколько взмахов, и ты выскакиваешь пробкой из воды.  
Ещё неоднократно будет меняться погода, ещё не скоро наступит время истинного купания. И всё же лето началось, тебе кажется, что именно ты, окунувшись в купель, приближаешь его истинное начало.
Всё детство наше связано было с речкой, там мы научились плавать, удить рыбу, складировать дрова в штабеля.
Купаться, плавать мы все научились с раннего детства,  даже переплывали быструю реку. Играли в воде в догонялки, в «лиски» – кто кого почкалит.
Для этого надо было хорошо плавать, но больше уметь нырять. Причем надо показать псевдо направление нырка, иначе тебя быстро поймают и ты будешь вадить. Хорошая школа!
Ныряли с мостков, с плеч взрослых: двое сцеплялись руками и, как на подкидной доске,  бросали третьего. Бросали спиной назад, из-за спины. Купались в быках и ледорезах Татарского моста.
Были и бесшабашные ребята, которые прыгали, ныряли и «солдатиком», и «ласточкой», головой вниз, с Татарского моста, с перил и с верхней фермы, а это выше 15 метров.
Нравилось купаться, нырять с лодки. Брали плоскодонку, выводили ее на глубину, ныряли с нее, раскачивали, переворачивали, подныривали под неё и дышали под её дном. Одним словом, резвились.
Также помню лодку Пётра Ивановича Зорина, она была большая, килевая. Осенью мы прятались под ней, когда она лежала во дворе перевёрнутая, ещё запомнился запах, когда гудронили её днище весной.
Купались до синих губ. Выскакивали из воды, мелкая дрожь по всему телу, бросались на раскалённый песок, руками сгребая его к себе, больше, больше. Друг друга засыпали по очереди по самую шею.  Согревшись, снова в воду.
Часто купались вечером. Родители приходили с работы и сами шли на реку, заодно проверяя, живы ли мы, не утонули ли? Вечерняя прохлада, вода прогрелась за день и теплее воздуха. От купания совсем другие ощущения: выходишь из воды бодрым. Нас можно было бы назвать детьми речки.
По пляжу текла «кашавка» от пивзавода. Было развлечением перепружать её плотиной из песка, а потом спускать её. К этой «кашавке» в реке приплывало много рыбы.
Рыбалка. Рыбы в реке было много,  ловили ее различными способами. В прежние времена сурская стерлядь подавалась  к царскому столу.
Первой детской рыболовной снастью был бредень. Кусок марли 0,5 м на 1,5 метра. Около берега, на отмели, в прогретой воде было много мелочи сенти, пескаря. Размер ее был не больше спичечного коробка.
Наловим сенти, пескаря и идем к кому-нибудь  в дом или во двор, чистим её, а взрослые  во дворе на керосинке её жарят. Кто-то принесет яйца, сентю заливают. И с черным хлебом – вкуснятина. Вспоминаю – слюнки текут.
Ловля сенти – удел мелюзги. Мы взрослели, и пора было переходить на более серьезную ловлю. В реке было много пескаря – признак чистой воды.  
Для ловли пескаря хороши были мутилки – нехитрое приспособление. Брался металлический обруч от деревянной бочки, на него крепились марля и веревка. Получалось что-то похожее на люльку. В середину крепили кусок хлеба.
Заходишь в реку, опускаешь мутилку на дно и ногами мутишь песок. Через какое-то время мутилку поднимаешь, а там пескарь, один или более. Его на кукан. Ловили помногу – кукан достигал иной раз полуметровой длины.
Донка как рыболовная снасть появилась неожиданно и стала довольно популярной. Цирковой гостиницы не было. Как-то летом у нас на квартире жил цирковой борец Арнаутов, и рыбу он ловил донкой. С тех пор донка на нашей улице, как среди детворы, так и среди взрослых, стала популярной рыбацкой снастью.
Традиционной снастью была удочка. Удочки были простыми, из орешника или бамбука. Нынешнюю рыболовную индустрию и представить было невозможно. Рыбу ловили с берега, из-под ног, ставили плетень, ловили с лодки.
По городу Пензе ранее протекало множество малых рек, сейчас они спрятаны в трубы. Вечером после работы на реке собиралось много народу, места хватало всем. Ловили красноглазку, песочника, пескаря, язя.
* * *
Развлечения, похождения. Лето запомнилось знойным, песок горячим, вода чистой, теплой. Ах, эти летние дожди, грозовые, короткие, с теплыми лужами и пузырями от тяжелых капель, радугой во все небо.
В слепой дождь (это когда солнце и дождь) не пропускали случая побегать по лужам. Испачкаться невозможно: из одежды лишь трусы и майка, босиком, в крайнем случае, сандалии на босу ногу.
Трава-мурава росла во дворах, на улице. После грибного дождя собирали грибы. За ними не надо было идти в лес, уезжать из города на десятки километров. Они росли повсюду: в траве, под деревянными тротуарами, на голой земле.
Среди травы белели  головки шампиньонов, бугорок над поверхностью раскопал, а там – гриб. Теперь их выращивают промышленным способом и продают в магазинах и на рынке.
Вечером на берегу  реки разжигали костер, приносили из дома картошку, соль, огурцы, помидоры, хлеб. Картошку пекли в золе и  наслаждались ее вкусом.  Эх, картошка!  
А где мы только ни пропадали в городе! Мы находили в заброшенных сараях, под опрокинутыми и брошенными лодками царские деньги, целые кипы, где были и рубли, и трёшки, и пять рублей, и десять, и двадцать пять.
Они были большими,  цветными, как и советские послевоенные. Банкноты в 1 руб. – жёлтые, 3 руб. – зелёные, 5 руб. – синие, 10 руб. – красные.
Их  мы сворачивали, привязывали чёрную длинную нитку и прятались в подворотне. Прохожий нагибался, чтобы подобрать кем-то потерянную денежку, а она от него «уезжала».
На задних дворах домов № 20, 21  находился колбасный цех со своей бойней. Он выпускал натуральную копчёную колбасу с жиром. Работал он на угле, была котельная, которая, как и баня, коптила всю округу чёрным дымом.
Потом там открыли кондитерский цех, который выпускал только один сорт печенья «Привет», но зато оно было натуральное. Запах ванили и выпечки стоял на всю округу.
Мы залазили на высокий забор и просили печенья. И нам работницы за яблоки, которые были в основном падалью, перебрасывали через забор хорошее горячее печенье, но иногда и порченное, подгоревшее.
Бывало, мы тырили яблоки в чужих садах, и если нас засекали, то мы кричали: «Шухер, полундра, атас!»
Враждовали улица на улицу или с ремесленниками из «рогачёвки», что была на противоположном берегу реки.
Продолжение в следующем номере.