Реальность
Есть глобальная проблема кадров, причем не только педагогических. Читателям «Улицы Московской» об этом известно, так как на ее страницах впечатлениями о молодых специалистах делились, например, представители руководства пензенских предприятий «ЦеСИС» и «Юмирс».
А полгода назад в «Открытом письме Валентина Никулина Олегу Мельниченко», размещенном на сайте «Улицы Московской» 7 апреля 2021 г., автор – ветеран образования, в 90-е года занимавший пост начальника Управления образования Пензенской области, заслуженный учитель России – обозначил региональные проблемы образования, как он их видит: нарушена система подготовки учителей для массовой школы, система воспроизводства педагогических кадров высшей квалификации для нужд региона.
Далее к этому вернусь, а здесь замечу, что разделяю точку зрения Валентина Никулина, так как обладаю опытом личного наблюдения за современными школьниками и непосредственного участия в деятельности некоторых организаций системы образования.
В силу того же опыта вынуждена признать справедливость многих выводов Алексея Савватеева, профессора МФТИ, который заявляет, что массовая школа умерла.
Популяризируя математику, он давно и много ездит по стране, посещает самые разные школы и владеет информацией, полученной непосредственно от учителей. Свою точку зрения московский профессор не первый год последовательно излагает в интервью, с которыми можно ознакомиться на интернет-ресурсах, например на сайте znak.com в материале от 9 ноября.
По мнению Алексея Савватеева, средняя школа в России распадается на элитную и массовую. Элитная – лицеи, частные, некоторые кадетские, спецшколы и т. п., составляющие не более 10% от общего числа средних школ и дающие неплохое образование вплоть до превосходного.
«Такие школы попадают в новости, в отчеты чиновников, – подчеркивает Савватеев, – в любые разговоры о том, как у нас все хорошо. Этот сегмент – высочайший в мире, может быть, не считая Китая».
Массовая школа – остальные 90%. В этих школах в настоящее время могут пустовать до половины учительских позиций, потому что, как говорит Алексей Савватеев, зарплата учителя несовместима с жизнью.
На 10-15 тыс. рублей не прожить, поэтому учителя берут 2-3 ставки. Нетрудно подсчитать, что тогда при базовом окладе (ставке) 5-10 тыс. рублей (в зависимости от региона) с учетом компенсационных и стимулирующих выплат, надбавок и премий средняя зарплата может достигать лишь 20-30 тыс. рублей в месяц.
Уточним: по данным Росстата, средняя зарплата учителя составляет 45832 руб., что неудивительно, если учесть размер зарплат в некоторых регионах. Росстат сообщает, что средняя зарплата, например, на Чукотке составляет 118072 руб., в ЯНАО – 103625 руб., в Москве – 98991 руб., в Сахалинской области – 95960 руб., в Магаданской – 90553 руб.
Нагруженного часами сверх ставки учителя «добивают» внеочередные курсы повышения квалификации, отчетные бумажки, подготовка к внеочередным мероприятиям, выполнение бесчисленных указаний по документации, связанной с компетенциями, ФГОС и т. д.
Получаем хронически усталого, загнанного учителя с единственной мыслью в глазах: «Отстаньте от меня, не могу я вам ничего сказать, у меня 36 часов в неделю».
Алексей Савватеев справедливо замечает: «Ничего, кроме отторжения и неприязни, у школьника не могут вызвать такие уроки, которые ведет задерганный учитель, который нигде себя больше не нашел.
Идет формальный бессмысленный процесс, когда учитель что-то говорит или пытается разбирать с двумя-тремя энтузиастами, а остальные просто перекидываются эсэмэсками. То есть хамское поведение учеников. То, за что в любой нормальной системе, – что в Российской Империи, что в Советском Союзе – ну просто сразу давали пощечину».
Добавлю, что, по информации от учителей некоторых пензенских школ, в текущем учебном году число уволившихся коллег заметно возросло. Освободившиеся места либо пустуют, либо экстренно заполнены. Например, приняты в качестве учителей люди со средним специальным непрофильным образованием, получившие право вести педагогическую деятельность в результате окончания неких курсов. Ученики регулярно ловят их на ошибках по предмету.
Кто виноват?
Почему педагоги уходят из системы? Не только из-за зарплаты. От врачей и учителей нередко приходится слышать, что в 90-е, несмотря на безденежье, работа приносила удовлетворение и радость. Экономические проблемы тогда оттянули на себя внимание государства и общества, медицине и образованию никто не помогал, но и не мешал.
В 2000-х ситуация начала меняться.
В 2001 г. появился ЕГЭ. С тех пор его ежегодно совершенствуют, официально продолжая считать объективным механизмом оценки знаний выпускников и социальным лифтом.
Примерно тогда же в системе образования начала меняться финансовая часть, которая выстраивалась в логике идеи образования как услуги. Вводилось нормативное подушевое финансирование, при котором фонд оплаты образовательной организации определяется в зависимости от количества обучающихся в ней детей.
При этом зарплата конкретного работника состоит из установленного оклада (ставки), а также компенсационных и стимулирующих выплат, устанавливаемых в соответствии с положением по оплате труда конкретной организации на основании критериев и показателей результативности и интенсивности труда работника.
То есть финансов больше, если набрано и удержано больше клиентов, если удалось угодить и им, и нанимателю, который распределяет имеющиеся финансы.
Позволю себе заметить, что понятия «угождать» и «учить» далеко не тождественны, что услуга и образование – категории разных плоскостей.
Услуга – это обеспечение комфорта клиенту в определенной области жизнедеятельности.
Система образования как социальный институт должна обеспечивать не комфорт, а более глубинные смыслы для человека и общества: развитие и самостоятельность. К сожалению, бывает и так, что в рамках этих понятий система умудряется обосновать и противоположные смыслы вплоть до деградации и ограниченности. Это зависит от идеи, которая руководит системой образования.
На сайте «Независимой газеты» есть статья Жана Тощенко, члена-корреспондента РАН, заведующего кафедрой РГГУ, под названием «К чему ведет нескончаемая оптимизация образования».
Автор обозначает этапы трансформации образовательной системы:
«Первый Федеральный государственный образовательный стандарт (ФГОС) был введен в 2000 году, второй – уже через пять лет. Затем в 2009 году потребовалась их замена третьим как наиболее совершенным, целенаправленным и действенным. Казалось бы, этого достаточно, но вскоре в обозначении вариантов появился первый плюс (+). Через несколько лет возник второй…
Помимо того что названия стандартов менялись, от преподавателей требовалась постоянная принудительная работа по составлению программ, планов и других изобретений чиновников – вроде многостраничных учебных документов с подробнейшим описанием, что и как должен делать преподаватель, в каком размере, в какие дни, какими методами взаимодействовать с аудиторией. Причем в течение учебного года вот уже много лет подряд эти программы (планы) постоянно корректируются, уточняются, изменяются, «совершенствуются» под непрерывным контролем чиновников как Минобрнауки и Рособрнадзора, так и вновь созданных университетских отделов, управлений и департаментов.
На первый план вышли нормативы контроля и отчетности, численность которых только с 2008 по 2013 год увеличилась в 16 раз.
По утверждению Олега Смолина, заместителя председателя комитета Госдумы по образованию, среднестатистический российский вуз заполняет за год около 300 отчетов, содержащих примерно 12 тыс. показателей.
Чтобы справиться с такой «нагрузкой», были сформированы специальные и/или значительно расширены подразделения в Минобрнауки и в Рособрнадзоре.
Но если при этом проанализировать количество учителей и профессорско-преподавательского состава, то оно по стране сокращается. Так, число преподавателей вузов с 2010 по 2015 год уменьшилось на 77 тыс., а учителей – на 524 тыс.
В то же время статистические данные показывают рост общей численности людей, занятых в сфере образования. Это говорит о том, что управленческий и контролирующий аппарат вырос на 600 тыс. чиновников различного ранга и калибра. Может, это и есть истинная цена и основная цель неуемного реформирования образования?»
В этом процессе нет места главному. Как подчеркивает Жан Тощенко, «проводимая реформа образования прекрасно обходится без учителей и преподавателей вузов. Зачем они? Чиновники и так знают, что этим людям нужно».
По мнению Алексея Савватеева, проблемы образования выглядят так:
«Региональные департаменты образования враждебны образовательному процессу. Из-за них нормальный директор школы не уживается в сегодняшней системе. Его начинают нагибать, потому что он не дает показатели, не подделывает выборы у себя, не вводит локдаун по отмашке и так далее. Нормальный директор сегодня – белая ворона.
Новопришедшие учителя иногда являются проблемой, но тоже не из-за того, что они плохие. Конкурс в педвуз сегодня нулевой. Там нижняя граница пропускных баллов – 35 из 100 по ЕГЭ. Это оценка в районе двойки с плюсом, тройки. Приходят и с более высокими баллами – те, кто реально хочет быть учителем. Но это какие-то фантастические подвижники, их единицы. Большинство пошло, потому что просто так вышло, никуда не попали, попали в пед. После педа опять никуда не попали, пошли в школу. Двойной отрицательный отбор.
Родители учеников являются проблемой. Если в элитном сегменте родители часто понимают, зачем и почему они подвергают своего сына или дочку испытаниям, слезам, трудностям, то в массовой школе родитель уверен, что дети сюда пришли развлекаться. Что ребенку должно быть хорошо, а если двойки ставят и ребенок плачет, то это вина учителя. Наверное, он плохо учит.
С появлением на сцене родителей-недоучек проблема многократно усиливается. Родителей придется тоже переучивать когда-нибудь в школах для родителей».
Резюмируем: учителя, закошмаренные бумагами и непрерывным потоком все новых требований, понимают, что просто не могут научить детей – выполнить свою работу – и уходят из массовой школы. Хорошо, если остаются в системе – в частных школах, дополнительном образовании. Но многие меняют профессию.
Что делать?
В упомянутом открытом письме Валентин Никулин констатирует этапы развала некогда эффективной и гибкой системы воспроизводства и переподготовки педагогических кадров и призывает положить начало работе над ошибками.
Текст «Министерство образования ответило Валентину Никулину» был представлен на сайте «УМ» 4 мая 2021 г. Там перечислены новые объекты, суммы и количество единиц оснащения. И почему-то складывается впечатление, что масштабы материально-технической базы прямо пропорциональны масштабам деградации системы образования.
Поясняя, кто со всем этим будет работать, министерство приводит факты из области повышения профессионального мастерства педагогических работников. Но показательнее сведения об их подготовке:
«С 2018 г. число бюджетных мест в колледжах по направлению «Образование и педагогика» увеличилось со 180 до 265.
Правительство Пензенской области ежегодно увеличивает количество бюджетных мест по педагогическим направлениям подготовки не только по программам среднего профессионального образования, но и по программам бакалавриата. На 2021-2022 учебный год на 131 место увеличен набор на педагогические специальности. В 2022-2023 учебном году планируется увеличить количество бюджетных мест еще на 320».
Знакомая картина, согласитесь. По здравоохранению. Пандемия быстро показала, какие кадровые дыры зияют в системе после оптимизации.
И далеко не все узкие места можно заткнуть студентами и неопытными специалистами.
К тому моменту, когда большинство классов на большей части уроков будут обеспечены настоящими учителями, из школ будет выпущено не одно поколение недоучек. Собственно, они уже среди нас, потому что образование пребывает в перманентном состоянии реформирования и оптимизации уже 20 лет.
Исключительно показательно: месяц назад Минздрав попросил пенсионеров – врачей и медсестер – вернуться к работе.
Интересно, последуют ли Минпрос и Минобрнауки этому примеру? Катастрофа в образовании не так очевидна?
Если прямо сейчас не вернуть настоящее учительство в массовую школу, число жертв катастрофы в образовании будет соответствовать численности населения страны. Потому что не будет необходимого количества людей, которые хотят и могут качественно учить, лечить, строить, сеять и убирать урожай, изобретать и запускать космические корабли.
Вернуть в массовую школу – не значит исключительно вновь принять на работу. Учителям надо дать возможность быть учителями: спокойно добиваться освоения учениками определенной суммы знаний, успевать в этом процессе объяснять, что такое хорошо и что такое плохо, что пошлость и нравственность – не абстракция, а среда обитания, которую каждый человек сам вокруг себя организует.
В любом педагогическом коллективе должны быть опытные и авторитетные профессионалы, общение с которыми поддерживает и вдохновляет, помогает развиваться.
Даже если некая наука не дается ребенку, то на него повлияет просто общение с человеком, который увлечен своим делом. У учителей на этом поле – карт-бланш, потому что в современном мире нередко они видят детей больше, чем родители видят своих отпрысков.
Должна быть альтернатива ручной электронно-информационной среде – разговор интересных друг другу людей. Сейчас это практически невозможно, так как из-за объемов плановых и внеочередных документов, конкурсов, мероприятий процесс общения в образовании преимущественно идет формально и поверхностно.
В жизнь детей надо вернуть качество общения и качество занятости.
Жан Тощенко наряду с прочим предлагает остановиться в непрерывном «улучшении» ФГОС и упразднить ряд подразделений министерства, Рособрнадзора.
Алексей Савватеев, среди предложений которого был мораторий на любую отчетность в течение двух лет с целью выявления действительно нужной, считает:
«Единственная задача, которая может быть поставлена, – это вернуть учительство. Все! Любыми средствами и способами.
Для этого решить главные проблемы – положение учителя и нехватку кадров. Самое главное – надо наделить учителей государственным статусом, может быть, так и назвать: «Государственный учитель». И сделать крайне сложной процедуру их увольнения – сделать так, чтобы просто нельзя было выгнать их из школы или, по крайней мере, очень затруднить эту процедуру. Это сразу решит проблему удушения учителей.
А если начать с самого верха, то первым делом надо скандально и красиво полностью расформировать Рособрнадзор. Все остальные сразу воспрянут духом, потому что он задавил просто реально всех!
Ну и надо провести более-менее поголовную люстрацию в Минпросе, потому что сегодняшние работники не способны ни к чему, кроме контроля и нагибания.
Школьник, оставленный наедине с экраном, не будет смотреть даже самые великие лекции.
Мы не ретрограды. Цифровизация? Да на здоровье! Но в том объеме, в котором она востребована самим учителем – для уроков, учеником – для дополнительных занятий. Но когда вы вводите это в обязательном режиме и без живого учителя, это заведомый тупик, это гроб и огромный гвоздь в него.
Население становится подвержено любой бессмысленной, непродуманной, глупой идее и приманке, если оно необразованно. Поэтому мы не можем этого допустить. Да, родители этого не понимают – потому что они сами уже такие! Поэтому мы должны возвращать учителей независимо от родителей и их спроса. У нас нет другого пути.
Все остальное – это полумеры. Что, может, надо создать еще пять «Сириусов»? А кто в них будет работать? У нас на один-то «Сириус» едва хватает».
Кому выгодно?
В русле этого детективного вопроса Алексей Савватеев рассуждает так:
«Мы тут пускаемся в некоторую конспирологию, но без нее невозможно понять, что происходит. Стоит задача уравнять нашу экономику с качеством образования, которое было слишком высоким. Конечная цель – учителей не должно быть. Ну, так оно и вышло.
Идея такая: оптимизированные потребители без всякой идентификации, без родины, без креста будут просто наполнять землю. Они будут мультикультурны, разнообразны и будут уметь брать кредит. Это и нужно корпорациям. То есть идеал – это разрушение всех стран, потому что правительства государств являются заказчиками хорошей массовой школы. Такая школа дает способ стать лучше в конкурентной борьбе стран между собой за те или иные позиции, за ресурсы».
***
Еще в октябре Минпросвещения подготовило поправки в закон «Об образовании», которые исключают понятие «образовательная услуга».
Во время недавнего визита в Пензу глава Рособрнадзора предложил реализовать в Пензенской области пилотный проект по снижению отчетной нагрузки на учителей. Олег Мельниченко поддержал эту инициативу.
Интересно, повлияют ли эти решения на улучшение положения учителей? И успеют ли нынешние учителя поработать в условиях, когда можно будет спокойно и достойно «сеять разумное, доброе, вечное»? И будут ли они при этом обеспечены безусловным авторитетом в обществе и приличной зарплатой? Пока все это звучит, увы, как утопия.
Екатерина Комовская
