– С чего началось дело ГКЧП?
– Для возбуждения дела требовалось подтверждение факта изоляции Горбачева. Оно поступило 21 августа от прилетевшего в Крым Руцкого. В тот же день мы возбудили уголовное дело, а вечером во Внуково-2 были произведены первые аресты фигурантов дела ГКЧП: Владимира Крючкова, Дмитрия Язова и Александра Тизякова.
Арест входивших в ГКЧП депутатов союзного парламента проводил Генеральный прокурор СССР Трубин с согласия союзного Верховного Совета. Нам удалось убедить Трубина объединить два дела в одно, передав его прокуратуре России.
– Вы лично принимали участие в расследовании?
– Сотрудники союзных силовых структур могли противодействовать аресту своих руководителей. Постановление об аресте, избегая огласки, печатали в моей приемной. И на арест я выехал сам вместе с заместителем Евгением Лисовым. Позже он и курировал следствие.
Мне также приходилось постоянно бывать в следственном изоляторе, в том числе по личным просьбам арестованных. Например, Лукьянов после ареста отказался давать показания. Но постоянно приглашал меня на беседы. Передавал через меня намеки Горбачеву: «Зачем ему меня сажать? Я слишком много знаю».
Я часто встречался с Крючковым и другими членами ГКЧП. К началу февраля 1992 г. расследование было закончено. Всего лишь за четыре с половиной месяца. 140 томов дела, которые потом девять месяцев читали обвиняемые. По закону мы не могли ускорить этот процесс. Иначе это стало бы причиной возвращения дела на доследование в связи с нарушением права на защиту.
Под следствием 12 человек. У них 15 адвокатов. Для сравнения, по информации СМИ, дело Кокорина и Мамаева, обвиняемых в двух эпизодах хулиганства, полгода расследовали 18 следователей, создавших 60 томов следственного дела.
– Дело пытались сделать политическим?
– Политическое давление происходило постоянно. Фигуранты дела через адвокатов передавали заполненные опросники, на основе которых буквально каждый день выходили большие публикации в «Советской России», «Правде», газете Проханова «День» и в других СМИ. Формировалось общественное мнение о несправедливости суда над членами ГКЧП.
В этих условиях мы с Евгением Лисовым написали и в октябре 1992 г. издали книгу с изложением материалов следствия. Нас обвинили в том, что мы не имели права публиковать такую книгу. На самом деле, такое право у нас было.
Мой постоянный оппонент профессор Владимир Савицкий неожиданно выступил в мою поддержку, опубликовав в «Независимой газете» процессуальное заключение о нашей публикации. Мы с ним часто спорили. Он предлагал расширить функции суда, передав ему из прокуратуры право санкций на арест и обыск. Я же считал, что их надо сохранить за прокуратурой.
Так вот, сославшись на статью 139 УПК, Савицкий доказал, что прокурор может разгласить дело в необходимом объеме, предъявив обвинение, завершив следственное дело и направив его в суд. Нарушением было бы раскрытие фактов обвинения ранее его предъявления. После этой публикации обвинения в наш адрес стихли. Остались эмоции. Например, Жириновский устраивал регулярные манифестации под окнами следственного изолятора.
– Что помешало довести дело до вынесения приговора?
– В декабре 1992 г. я утвердил обвинительное заключение и направил дело в суд. Никаких препятствий для рассмотрения дела в гласном публичном процессе не было. Но суд его позже засекретил – оказался не готов к рассмотрению этого дела. Я прямо говорил об этом Председателю Верховного Суда Вячеславу Лебедеву.
У дела ГКЧП – две составляющих. Первая – криминальная, процессуальная часть. Ее взяли на себя следователи. Вторая – часть политическая, публичная. Я взял ее на себя, постоянно общаясь с прессой. Ельцин интересовался ходом дела, спрашивал, почему все затягивается. Но никогда не давил.
Думаю, ошибку в деле сделал Председатель Верховного Суда, отдав его Анатолию Уколову, заместителю председателя Военной коллегии Верховного Суда. Я уверен, что тот симпатизировал гэкачепистам. Даже в интервью 2004 г. Уколов не скрывал симпатий к членам ГКЧП и антипатий к Горбачеву, оправдывая этим свои незаконные действия. 
Члены ГКЧП в суде. На заднем плане – Михаил Горбачёв
Уколов вышел на процесс лишь в апреле 1993 г. Адвокаты заявили ходатайства, обвинив прокуратуру в разглашении информации. Как будто мы с Лисовым написали, что считаем необходимым расстрелять участников ГКЧП или посадить их на 10 лет. Но судья на основании этих ходатайств возвратил дело на доследование. 140 томов дела были отправлены обратно в Генеральную прокуратуру.
Президиум Верховного Суда удовлетворил мой протест, признав, что судья поступил незаконно. Уколов не приступал к рассмотрению дела, препятствий к повторному рассмотрению не было. И Верховный Суд снова передал дело Уколову. На хождение между инстанциями ушло несколько месяцев.
– Что в это время происходило с фигурантами дела?
– Чтобы избежать кривотолков, еще в период следствия я пригласил в «Матросскую Тишину» журналистов, устроив первый в истории следственного изолятора день открытых дверей. Они увидели быт высокопоставленных заключенных и даже отведали тюремной кашицы. В целях безопасности еду гэкачеписты получали из одного котла с ОМОНом.
Проверка камер СИЗО "Матросская Тишина" с гэкачепистами. Сентябрь 1991 г.
Привилегий у фигурантов дела не было. Но мы внимательно следили за состоянием их здоровья. И выполняли частные просьбы. Например, вернули родственникам Крючкова коллекцию театральных афиш, которую он собирал многие годы.
Направив дело в суд, я освободил из-под стражи шесть человек. Всех, кто не входил в состав ГКЧП, и, немногим ранее, гэкачеписта Стародубцева. Он первым, в июне 1992 г., прочитал дело. Его роль была незначительной. Освободив его, я показал остальным: видите, он прочел, подписал, я его освободил. Хотите так же – читайте быстрее. Был даже заведен табель, в котором ежедневно указывалось количество прочитанных страниц.
В начале декабря 1992 г. ознакомление завершилось. На «отставшего» Павлова составили протокол об умышленном затягивании ознакомления с делом.
– А что происходило в суде?
– В январе 1993 г., когда дело уже числилось за судом, Уколов отпустил всех оставшихся членов ГКЧП. На мой взгляд, ошибочно. Даже имея в виду возраст и состояние здоровья, сначала надо было опросить их в суде, провести все необходимые очные ставки. Отпуская их раньше, Уколов вновь создал условия для затягивания процесса. Фигуранты и их адвокаты начали поочередно болеть.
Повторно начав дело летом 1993 г., Уколов до октября опросил хорошо если двух обвиняемых. В декабре 1994 г. Лукьянов был избран депутатом Государственной Думы и стал игнорировать повестки из суда. Контроль за ходом процесса был окончательно утерян.
– Но Дума амнистировала членов ГКЧП?
– Да, в марте 1994 г. Дума приняла Закон об амнистии членов ГКЧП и участников событий 1993 г. Меня в прокуратуре уже не было. Но и я также должен был бы выполнить решение об амнистии. Все без исключения члены ГКЧП приняли амнистию.
Но гособвинители – прокуроры, сидевшие в процессе, – принесли протест на это решение. Судья в процессе не имеет права прекратить дело, не завершив процесс и не признав подсудимых виновными или невиновными. Амнистия освобождает от наказания только виновных. Или же прекращает уголовное дело в стадии следствия, до ухода в суд.
Уколов же снова нарушил закон. Верховный Суд удовлетворил прокурорский протест. Подсудимые снова вышли в процесс. В суде все снова, кроме Варенникова, заявили, что принимают амнистию.
– А как Варенникова признали невиновным?
– Язов и другие члены ГКЧП заявили, что Варенников лишь исполнял их приказы. Они понимали, что им за это уже ничего не будет. И Варенникова оправдали как человека, выполнявшего указания лиц, признанных невиновными в силу амнистии. Судья уже был новый. Гособвинитель также поменялся. Никто не вдавался глубоко в материалы в отношении Варенникова.
Происходящее напоминало оперу «Евгений Онегин», где из всех персонажей осталась одна няня, что, спев свою арию, рассказывает со сцены, о чем должны петь другие персонажи.
Но Варенников не был членом ГКЧП. Его оправдание не было равнозначно оправданию членов ГКЧП. Для Ельцина же дело ГКЧП уже не имело принципиального значения. Убирая меня с должности Генерального прокурора, он не задумывался о судьбе этого дела, о возможном проигрыше государственного обвинения. Не хочу преувеличивать свою значимость, но я досконально знал материалы дела. В качестве обвинителей были подобраны специалисты по отдельным направлениям: военным, уголовным и т. п. Но после меня была утеряна их координация.
Подготовил Владимир Дворянов
«Улица Московская» благодарит заслуженного юриста Владимира Фомина за содействие в организации настоящего интервью.
