Самое читаемое в номере

Валерий Куликов: «Тяга к справедливости передается по генам»

A A A

2 ноября исполнится 70 лет Валерию Куликову, в 90-е годы он возглавлял сначала следственный аппарат, а затем криминальную милицию Пензенской области. В настоящее время он работает адвокатом и преподает правовые дисциплины в высшем учебном заведении.
Пять лет назад «Улица Московская» в материале «Карьерные виражи Валерия Куликова» рассказала о профессиональном пути нашего героя и его попытке пойти в политику – он пытался противостоять Василию Бочкареву на губернаторских выборах 2002 г.
Сегодня «УМ» обратилась к Валерию Куликову с просьбой рассказать о своих жизненных ценностях.

kulikov2– Валерий Александрович, Вы рассказывали 5 лет назад, что в детстве жили в бедности. Как это сказалось на Ваших жизненных ценностях?
– Детство никуда не выкинешь. Денег в семье, как и у многих, было в обрез, так что я научился ценить труд, знать цену яблочку, булочке, конфетке.
В деревне у нас с женой есть подсобное хозяйство. Дети мне говорят: «Папа, никто не поверит, что ты сам сажаешь картошку». А я отвечаю: «Естественно, я могу купить себе два мешка картошки. Я делаю это для того, чтобы мои внуки видели, как растет картошка, как она дается».
Они видят, что я, находясь в солидном возрасте, кошу траву, обрезаю яблони, ухаживаю за помидорами. Люди должны видеть этот труд, понимать его ценность.
– Для Вас стремление к труду – признак хорошего человека?
– Да, потому что я знаю, что в жизни за все придется отвечать, в том числе и за легкие деньги, и за сомнительные деньги. Рано или поздно все встанет на свои места.
Хороший пример – дело по Дому быта, я тогда был следователем по особо важным делам. Директор парикмахерской на допросе говорит: «Я догадывалась, что вы за нами следите, говорю сотрудницам: девчонки, прекращайте брать, до хорошего не доведет. Но хищения было не остановить. Притихнут на два дня, потом опять начинают».
Этот процесс неминуем, если ты только дал слабинку и переступил закон, ты идешь дальше без оглядки, хотя знаешь, что все равно попадешься и ответишь. Вся мораль уходит на второй план после наживы.
– Как Вы думаете, стремление к наживе – это человеческая природа или социальный эффект?
– Конечно, эффект социальный. Никто не рождается взяточником и расхитителем. Это зависит от окружения. Человек не рождается для получения неучтенного заработка, он идет к этому.
– Во время работы в правоохранительных органах Вы постоянно сталкивались с темной стороной человеческой натуры. Это сказалось на Вашем отношении к людям? Считаете ли Вы, что любой человек – потенциальный вор, убийца?
– Нет, у меня достаточно хорошее воспитание и образование, чтобы делать вывод, что все люди априори преступники. Но эта проблема есть в профессиональной деятельности.
У меня много товарищей и коллег, которые могут искать преступника в темной комнате, заведомо обвиняя. Разговариваешь с таким человеком и чувствуешь, как от него идет негатив. Многие, кто столкнулся с этой проблемой, плохо заканчивают психически. Но есть и много ребят, которые этой заразе не были подвержены.
– И Вы, судя по всему, ей не подвержены. Как у Вас это получилось?
– Зло было объектом моей работы, его надо было побеждать и оставаться человеком. Я даже не задумывался, как это у меня получалось. Но если меня до сих пор на улице останавливают и благодарят, даже люди из преступного мира, значит, работал правильно.
Помню, ехал в поезде в Москву в командировку. Ко мне подходит человек – не криминальный авторитет, деловой, но был с краю от криминала: «О, Валерий Александрович, добрый день. Свободно едешь, не боишься?» Я отвечаю: «А кого мне бояться? Некого».
А многие люди и правда не могут ездить свободно. Только стоит на пенсию уйти – я не только о людях из правоохранительных органов говорю, но и о руководителях, – и спокойно ездить нельзя будет.
Потому что, если человек нарушает закон, находясь на должности, люди об этом знают. Он получает взятку, делает кому-то услугу и думает, что этот взяткодатель его уважает. Да только ты с должности уйдешь, он тебе руки не подаст.
– Что заставляло Вас вставать между обычными людьми и несчастьями, которые случались в их жизни? Защищать – это Ваша первая реакция, инстинкт?
– Когда ты видел, как зарабатывается кусок хлеба, как этот кусок потом отнимают и как один человек страдает, а другой несправедливо пирует, нельзя остаться равнодушным.
Еще, наверное, тяга к справедливости передается по генам. Моя мама была старшей в своей семье, ее звали остальные сестры няней. Часто бывало так, что у ее сестер происходил дома семейный конфликт, и, чтобы навести порядок в семье, разрешить конфликт, ее приглашали. И я ходил вместе с ней и видел всю процедуру. Она была простой рабочей, но я видел, что она устанавливала справедливость.
И когда я вырвался внезапно, стал сотрудником правоохранительных органов, мне предоставили право решать судьбы других людей. Это право надо было заслужить, доверие – оправдать.
Мама до последнего спрашивала: «Ты никого неправильно не осудил? Никого не обидел?»
– При воспитании детей Вы тоже старались заложить в них ценность справедливости? Какие еще качества Вы хотели передать им?
– Конечно, я учил дочерей справедливости, тому, что важно отстаивать добро.
Заставлял учиться, прививал ценность образования. Помню, как сам в школе ждал каникул. А после считал летние месяцы, как они быстро заканчиваются. Думал, школу закончу – и на этом все. В техникуме было то же самое. В конце концов я в 50 лет защитил кандидатскую, мало того, я стал сам учить детей. И для меня это кислород, я от этой работы получаю удовольствие.
Мне хотелось, чтобы мои дети были честными, отвечали за свои слова, были доступными для своих друзей. Их много не бывает, но тех, что есть, ты должен сохранять.
– Как Вы выстраиваете отношения с другими своими детьми – студентами?
– Студенты мне доверяются, и я веду себя с ними честно.
Я этому научился, расследуя преступления в милиции. Сотрудник ОВД не ходит в театр раскрывать преступления. Его контингент – в пивнушках, на чердаках. Именно с этими людьми часто приходится работать. Ты должен его убедить в своей правоте и постараться склонить на свою сторону. Этот человек становится не только твоим оппонентом, но и помощником. Ты вынужден перед ним ставить задачи, которые граничат с его жизнью. Если он расскажет тебе хотя бы какую-то малость о совершенном преступлении, то такой поступок надо уважать и выстраивать с ним равноправные отношения.
Со студентами и проще, и одновременно сложнее. Люди мне доверились, пришли учиться, родители заплатили – значит имеют право требовать качественные образовательные услуги. И поэтому ты спрашиваешь за посещаемость, выполнение домашнего задания, подготовку к экзаменам. Ставишь двойки, отчисляешь с правом на восстановление.
Но никаких личных амбиций, никакого унижения. И они тебя за это уважают. Они придумают, как тебя «обыграть», но твоя принципиальность и строгость оцениваются ими по достоинству.
– Исходя из Вашего опыта, что значит быть хорошим мужем?
– Не знаю, я плохой муж. У меня 90% времени занимала работа. Я многое из-за этого потерял. Идеальный муж, наверное, должен быть всегда при жене, при детях, при доме.
Дети и жена видели, что я полностью отдавался работе. В субботу я половину дня проводил на работе, а в воскресенье работал на дому. Дочки говорят, что до сих пор слышат стук печатной машинки.
Поэтому про идеального мужа, отца я вряд ли могу что-то сказать. Я думал об этом, смотрел на других людей, у которых, казалось, идеальная семья. А когда ближе знакомишься, видишь: ой, там такие проблемы.
Не видел я идеальных семей, не знаю, кто такой идеальный муж. Я считаю, что процентов на 50 соответствую этому определению. Но, если судить по результату, я горжусь детьми, теми людьми, которых они выбрали себе в партнеры, горжусь своими внуками.
– Складывается ощущение, что для Вас самое главное – жить по совести, по правилам, руководствуясь чувством долга. Для многих людей это не так важно. Вы когда-то чувствовали себя чужим из-за своих идей и принципов?
– Конечно. Особенно в конце службы в правоохранительных органах, когда я обозначил свою позицию в отношении местного руководства, от меня отвернулось 90% друзей и коллег. Я понял, что милиция стала другой, что я уже в установленные правила не вписываюсь. От меня шарахались, и справедливо: чтобы сохранить себя, свою работу. Обвинять этих людей нельзя, ведь у каждого семья, которую надо содержать.
Я был как Степан Разин: шашку оголил, а что будет дальше, слабо представлял. На меня было возбуждено 3 уголовных дела: не каждый со мной это удовольствие разделит – надо отдать должное моей семье.
Потом я пошел в политику. После того как погиб Слава Ларин (политтехнолог – «УМ»), я как-то шел около дома и видел: сидят пьяные мужики, женщины семечки лузгают, маленькие дети тут же при них ругаются матом.
Смотрю и думаю: ну и кому нужна твоя борьба? Просто ты самолюбие свое тешишь. У этих людей все нормально, они попьют пива, погрызут семечки, и все – не трогай их.
Когда я работал в вузе, на начальном этапе его возглавляли ученые, поэтому в центре внимания было образование. А потом руководить стали бизнесмены – и на первое место встала прибыль. Образование перешло на второй план.
Я почувствовал, что я по этим правилам играть не могу, и вынужден был оставить административную деятельность.
И я не жалею. Мой жизненный опыт подсказывает, что я прав.

Интервью взяла Дарья Мануйлова

Прочитано 1454 раз

Поиск по сайту