Здравствуйте коллеги! С любопытством прочитал воспоминания Г. Лукьянчикова «Моя армия: обошлось без жертв». Если не обращать внимания на некоторые пассажи автора типа «лейтенант – первичная должность, и уровень ответственности его не велик», или «как бы кто ни готовился к войне, все равно не подготовишься», то можно сказать, что картина, происходящего в армии конца 80-х нарисована вполне правдоподобно.
Но в перестроечные ли времена стали проявляться признаки загнивания нашей советской армии? Я ведь тоже служил в Группе Советских Войск в Германии. Это были 1972-1974 годы, и уже тогда наблюдал какие-то вещи, которые вызывали непонимание не только у нас, рядовых, но и раздражавшие наших командиров. Пьяный офицер на вечерней поверке, инструктор по вождению танка, пробивший курсанту голову за то, что неправильно заехал на эскарп (мост на склоне горы) – это так, мелочь, обыденная жизнь.
А вот когда ты становишься очевидцем и участником того, как твоя доблестная (говорю без ерничания) рота в короткий срок с приходом нового командира части оказывается на вторых позициях, а ее офицеры подвергаются публичным насмешкам и незаслуженной критике – это уже весомее. По сути, мы были свидетелями входящего в практику позорного для армии явления, как неприкрытое лизоблюдство и стукачество ради карьерного роста одних лиц и мелкого тщеславия других.
Но мерзость на этом не заканчивалась. Она проявлялась там, где ее не должно бы быть в принципе. Например, на командно-штабные учения на форсирование норовистой реки Одер посылались действительно лучшие. А награды почему-то доставались другим: тем, кто был более расторопным в любезностях и прислуге на «берегу».
Впрочем, мой опыт службы, конечно, не отражает по-настоящему тех сложных аномалий, которые происходили в армии в тот период. Например, объективности ради должен отметить, что с офицерскими кадрами, да и с солдатскими, в целом все было в порядке. Но в то время и быть иначе не могло! В конце 60-х, начале 70-х в офицерские училища шли косяком.
Боеготовность линейных частей также была на высоком уровне. По тревоге выдвинуться на марш (еще свежи были события в Чехословакии) готово должно быть не менее 85-88% боевой техники. И так было!
Но зловещий запах армейской гнили все-таки давал о себе знать. В полной мере я ощутил его очень скоро. Когда арестовали моего земляка (Воронежская область), друга детства Вовку Андрейченко, военного финансиста одного из подразделений под Норильском, дослужившегося до капитана. Это был шок для всех, кто его знал. Это была пощечина всем его учителям, любившим его за неиссякаемый юмор и трудолюбие, за совестливость и порядочность, за мечту при маленьком росте стать во что бы то ни стало военным и никем иным.
Поверить, что он, сын фронтовика-офицера, может нарушить закон – такое даже близко никто из сельчан не допускал! Все гадали о произошедшем, все хотели знать правду.
Правда же была ужасной. Проверяя финансовую деятельность нескольких частей, мой земляк обнаружил вопиющие нарушения. Доложил, как положено, по инстанции. В ответ услышал: не торопись с выводами, разберемся сами. Когда стало понятно, что результаты проверки хотят замять, решил идти до конца.
И тогда до конца пошли люди в полковничьих погонах, чьи карьера и безопасность могли пострадать. Изящная операция с подставой, фабрикация уголовного дела, и неуступчивому капитану выносится приговор: 10 лет колонии строгого режима.
На свободу он вышел через 6 лет. От горя умерла мать, ушла жена, жизнь пришлось начинать с нуля и с ярмом бывшего зэка. Мечта детства была похоронена навсегда.
Сопереживая в тот момент другу, я еще не знал, что не менее ужасная беда стоит у порога моих родственников, связавших свою судьбу с военной профессией. Все развивалось стремительно и было за гранью понимания происходящего. Итак, 31 декабря 1981 года. Город Староконстантиновка, Хмельницкая область.
Отмечаю Новый год в кругу семьи двоюродного брата Долженко Вячеслава. За праздничным столом, кроме меня, все военные. Брат – военком, подполковник. Жена и старшая дочь – работники военного госпиталя. Младший сын Валера, старший лейтенант, только что выписался из госпиталя, куда попал после ранения на афганской войне. Украшение стола – китель с медалью «За отвагу» и орденом «Красной звезды».
Все в смешных масках. Всем весело. Брат – блестящий тамада, заводила всех офицерских компаний, сын под стать отцу. Шутливые тосты звучат, не переставая, серьезные реже, но актуальные: чтоб не было похоронок, никто не попал в плен. Последним тостом обмыли новое место службы бывшего фронтовика: после праздников тот отправлялся работать преподавателем в Тюменское военное училище.
С прекрасным настроением, на веселой ноте покидал я это уютное семейство, уезжая в Пензу. Два дня дороги – и вот я дома. Однако вместо приветствия с порога слышу: «Позвони срочно сестре в Воронеж, что-то случилось с вашим родственником!»
Недоумеваю. Чертыхаюсь. Звоню. В трубке плач и голос почему-то шепотом: «Братишка, арестовали сына Славы Валеру, отправили неизвестно куда, причин не называют – государственная тайна!»
Причину тайного ареста сына мой брат узнал только через два месяца. И только потому, что был в дружеских отношениях с одним из высокопоставленных офицеров Генштаба, участвовавшим в разработке операции по вводу войск в Афганистан. Когда узнал, вмиг поседел. Оказалось, радиостанция «Голос Америки» одну из передач посвятила неоправданной якобы жестокости советских офицеров по отношению к мирному населению Афганистана.
А в качестве наиболее яркого примера таких действий назван был конкретный населенный пункт, стертый с лица земли, и конкретные фамилии офицеров, принимавших в этом участие. И делался вывод, что хваленый интернационализм есть не что иное, как лицемерное идеологическое оружие Советов, и не более.
А еще говорилось, что масштаб гибели мирных жителей превосходит даже жестокость действий американских солдат во Вьетнаме при уничтожении такой-то деревушки, и, соответственно, необходимо вынести этот вопрос на обсуждение в ООН с целью довести дело до международного суда.
Назревал вселенский скандал. О вражьем голосе доложили генсеку Брежневу. Тот попросил своего друга Дмитрия Устинова, министра обороны, взять на заметку важный вопрос. В свою очередь Устинов дал указание своему заместителю Соколову разобраться в ситуации и как можно быстрее закрыть тему, не дожидаясь скандала в ООН.
Соколов был в ярости. Масштабы войны, масштабы оперативной работы требовали огромного напряжения и постоянного его внимания. А тут какие-то молодые лейтенантики расшалились, решили в меткости поупражняться! Да о чем они, мерзавцы, там думали?! Даже снимки шпионские проморгали! Позор! Предатели! Расстрелять их, подлецов, по законам военного времени!
Сказанное «сверху» услышали те, кому положено было слышать.
Трех офицеров, участвовавших в зачистке кишлака от душманов, доставили с разных мест в одну из тюрем г. Ташкента для вынесения расстрельного приговора.
И приговор состоялся. Но только чуть позже. И не по тому сценарию, написанному большим военачальником для снятия политической напряженности. В дело вмешался бывший в ту пору руководителем КГБ Ю. Андропов. Мой брат пытался пробиться на прием к министру обороны, к Брежневу – бесполезно! Стена.
А в это время, оказалось, отец другого узника ташкентской тюрьмы искал другую дорогу. И у него получилось.
Как проходила беседа двух могущественных людей, история умалчивает. Но была дана совсем другая отмашка: провести тщательное расследование, установить, кто давал команду на зачистку, как ставилась задача, определить зону ответственности каждого из молодых офицеров и какую непосредственно играл роль каждый из трех обвиняемых.
Семь месяцев длилось следствие. На скамье подсудимых оказались командир дивизии, штабные офицеры, командир разведроты. Суд вынес решение по каждому. Самые малые сроки получили те, кого хотели расстрелять Командиру дивизии дали 10 лет.
Вот такая история. Вот такие были армейские катаклизмы в далекую социалистическую эпоху. Не знаю, как все воспримется читателем, но я после пережитых потрясений к людям, выбирающим военную профессию, стал относиться с еще большим уважением.
Но с ужасом думаю сейчас о том, какой чудовищной несправедливостью могла закончиться для троих молодых офицеров их военная судьба. Погибнуть не в бою, а быть расстрелянным по прихоти одного из высших военачальников. И только потому, что честно выполняли приказ.
Павел Дедов,
бывший замкомвзвода, ГСВГ, 1972-1974 гг.
