Самое читаемое в номере

Наша прабабушка – доброволец

A A A

В преддверии 74-й годовщины Дня Победы «Улица Московская» публикует работу учащихся средней школы № 68 г. Пензы
Сергея и Владимира Рожновых, представленную на региональный конкурс школьных исторических работ «Памяти земляков наших» (руководитель – педагог-библиотекарь Эльвира Кочеткова).
Работа рекомендована к публикации общественной организацией «Памяти земляков наших», публикуется в сокращении, с согласия авторов.


Наша прабабушка Пастухова Зоя Александровна родилась 10 мая 1923 г. в городе Оренбурге. Ее родителей звали одинаково: Александр Иванович и Александра Ивановна. Это наши прапрадедушка Саша и пра-прабабушка Шура.
Семья Александра Ивановича приехала в Оренбург из Казани в самом начале ХХ в. на поезде, причем маленького Сашу из-за недостатка денег на билет везли в чемодане. Деньги были припасены для покупки домика на окраине города и лошади с упряжью: наш прапрапрадед Иван Пастухов работал извозчиком.
pastuhova

Александра Ивановна родом из села Покровка Оренбургской губернии, дочь белошвейки и барского управляющего (или повара) – прапрабабушка Шура эту информацию всегда скрывала как опасно непролетарскую.
Она окончила сельскую церковно-приходскую школу, вышла замуж за телеграфиста, участвовала вместе с ним в Гражданской войне, где ее муж погиб. После его гибели Шура приехала в Оренбург и поступила учиться на рабфак.
Здесь она встретила своего второго мужа – нашего прапрадедушку Сашу. Они поженились, родилась дочь Зоя. Но семья и ребенок не сделали их жизнь спокойней: они продолжали увлеченно заниматься общественной работой. Александр и Александра были убежденными коммунистами, свято верили, что они строят счастливую и справедливую жизнь для всех людей.
Большую часть своей жизни Александр Иванович проработал на железной дороге, где у него неплохо сложилась карьера.
Александра Ивановна работала инструктором райкома, ходила по организациям, по заводским цехам и разъясняла трудящимся политику партии и правительства.


ВЗРОСЛЕНИЕ
Зоя училась в Оренбургской средней школе № 2. Она с отличием переходила из класса в класс, а дома целыми днями была одна: родители с утра до позднего вечера «горели» на работе, домашним хозяйством занималась приходящая домработница.
Зоя очень много читала – и книги (дома была большая библиотека), и газеты, которые родители приносили домой и вслух комментировали.
Постепенно Зоя стала понимать, что ее мама и папа не одобряют многое, происходящее в стране, осуждают и деятельность, и манеру поведения, и отношение Сталина к людям.
В то же время Зоя стала обращать внимание на призывы по радио и в газетах быть бдительными, разоблачать замаскировавшихся врагов и вредителей. В печати и по радио рассказывали о процессах над врагами народа, а мама и папа с изменившимися лицами чуть слышно говорили друг другу, что они в это не верят. А радио продолжало «предупреждать», что враги везде, что верить никому нельзя.
Прабабушка Зоя часто говорила о том, что она вполне могла бы повторить «подвиг» Павлика Морозова.
У Зои вызывало подозрение поведение мамы, Александры Ивановны, и она решила проследить за ней.
Мама постоянно встречалась с людьми, выступала на собраниях, во время обеденного перерыва – в заводских цехах. О чем она говорила с ними? Зоя спрашивала об этом у Александры Ивановны, но та часто не хотела обсуждать с дочерью политические вопросы.
Как-то раз мама пришла с работы взволнованная и обратилась к Зое с просьбой подтвердить, если ее кто-нибудь спросит, что она (Александра Ивановна) никогда не говорила, что в Испании победят фашисты.
Зою это взволновало. Она ответила, что скажет правду: что мама ей ничего об этом не говорила. После этого случая Зоя стала еще больше сомневаться в маминой преданности партии и государству и еще старательней стала следить за ней.
Однажды Зоя решила, что пора идти в НКВД. Поднялась на крыльцо и остановилась. Ей показалось, что у нее маловато материала на маму, и она решила подсобрать еще.
На отношение Зои ко всему происходящему в стране серьезно повлиял один случай.
В доме, где жила ее семья, все квартиры принадлежали ответственным работникам. На 3 этаже, прямо над квартирой Зои и ее родителей, жила семья командарма Жуков-ского. У них были две дочери, примерно Зоиного возраста. Александра Ивановна очень уважала этого человека – скромный, честный, преданный делу партии.
«Как-то ночью в 1937 г. возле их подъезда остановилась машина, по лестнице протопали сапоги, раздался громкий стук в дверь этажом выше, и потом сапоги затопали над головой, в квартире Жуковских», – примерно так рассказывала нашей бабушке Тане её бабушка, Александра Ивановна.
Потом наверху раздался выстрел, сапоги быстро протопали вниз, машина отъехала, и все стихло. Прошло немного времени, и в дверь тихо-тихо постучали.
Александра Ивановна приоткрыла дверь – за ней стояли жена Жуковского с дочерьми, одетые в дорогу и с вещами. Жуковская сказала очень быстро и тихо, что за мужем пришли, он все понял, ушел в кабинет за вещами и застрелился, что сотрудник ей велел исчезнуть, пока они не вернутся за мужем. И еще она сказала: «Не верь им: мы не враги».
Через некоторое время Зоя обнаружила в почтовом ящике треугольничек, развернула его и прочла: «Зоя, верь нам: мы не враги».
Девочка была потрясена тем, что поняла. Оказывается, для человека страшнее всего быть оклеветанным, обвиненным в том, чего он не только не совершал, но считает подлым. Поэтому застрелился Жуковский, поэтому, убегая, спасая своих дочерей от НКВД, постучала к Александре Ивановне его жена, поэтому написали Зое письмо его дочки.
С тех пор для Зои призывы по радио, в газете или с трибуны ничего не значили. А на свою маму она стала смотреть совсем иначе.


ШТУРМ ВОЕНКОМАТА
22 июня 1941 г., на другой день после получения аттестата об окончании школы, Зоя с одноклассниками поехала в берёзовую рощу за Уралом. Когда они вернулись в город, на набережной было необычно безлюдно и тихо для тёплого июньского дня. От соседки Зои ребята узнали, что началась война.
Одноклассники единодушно решили, что нужно утром идти в военкомат и записываться в армию добровольцами. Так Зоя и сделала: рано утром подошла к военкомату. У его дверей собралась толпа, которая час за часом все увеличивалась.
Когда Зоя, наконец, попала в призывную комиссию, она узнала её начальника – это был знакомый мамы. Он вместе с Александрой Ивановной воевал в гражданскую и знал её первого мужа.
Он решительно возражал против отправки худенькой девушки на фронт, убеждал её, что она физически не выдержит трудностей быта на передовой, грозил, что поговорит с её мамой. Но тщетно.
«Ах, так! – возмущалась Зоя. – Тогда я уеду в другой город и уйду на фронт оттуда. У меня мать была на фронте в гражданскую, и я не буду отсиживаться в тылу».
Пока настойчивая девушка «штурмовала» военкомат, она поступила в мединститут: на войне же нужны врачи и медсестры. Но, узнав, что студентов этого вуза не призывают в армию, забрала оттуда документы.
Маме об этом, конечно, не сказала, а тайком устроилась работать сортировщиком писем на железнодорожный вокзал.
Больше года Зоя снова и снова приходила на призывной пункт, и в конце концов военком сдался.
Но девушка знала, что есть серьезная причина, по которой её могут забраковать на медкомиссии: это близорукость -6 диоптрий. В обычной жизни Зоя не носила очки, и военком о близорукости не догадывался. Но на медкомиссии всё могло открыться. И Зоя придумала, как обмануть врачей.
pastuhova2Она раздобыла таблицу, по которой на медкомиссиях проверяют зрение, и выучила её наизусть. Так Зоя успешно прошла комиссию и получила повестку.
Но как рассказать об этом маме? Девушка придумала отговорку, что у них в институте объявили тренировочный поход, но всё должно быть серьёзно. Мама и папа раздобыли для нее ватник и брюки, сапоги, сало, хлеб, лук.
Зое было очень стыдно, что она обманывает своих самых близких. Но признаться она никак не могла: была убеждена, что Александра Ивановна сумеет не пустить её на фронт.
Утром мама пошла провожать дочь к военкомату. Александра Ивановна была человеком наблюдательным. Она поняла, что девушки, с которыми Зоя должна была ехать в тренировочный поход, не похожи на студенток.
Когда пришли на вокзал, последние сомнения матери исчезли: перрон был полон призывников, которые прощались с родными. Александра Ивановна не говорила ничего. Она смотрела на дочку, и по её щекам текли слезы.


ФРОНТОВАЯ ЖИЗНЬ
Глубокой осенью 1942 г. состав с призывниками прибыл под Астрахань.
После обмундирования девушек разделили по батареям 679-го полка. Зенитно-артиллерийская батарея состояла из двадцати человек. Зоя работала на снарядах, а остальные девочки были прибористами.
Прошло несколько месяцев, начался 1943 г., зенитчицы ускоренно овладевали своим воинским ремеслом.
Зоя писала: «Работа интересная (работаю прямо на орудии). Один раз уже пришлось стрелять. Чувство при этом замечательное: радостное и широкое от сознания, что не даром ешь хлеб, что и ты вносишь свою долю, и ещё оттого, что тебе доверили выполнение такой серьёзной задачи».
Зоя рассказывала в письмах, что прямых попаданий немецких бомбардировщиков на их позиции никогда не было. Разрывы были слышны всегда вдалеке.
В письме от 8 августа 1943 г. Зоя писала, что немцы производили налеты каждую ночь в одно и то же время – в 1 час 05 минут. Наблюдатели объявляли тревогу. Зенитчики сразу бежали к своим орудиям, раздавались команды, щёлкали рычаги орудий – батарея быстро приходила в боевую готовность.
Прабабушка не рассказывала, сколько самолетов сбила их батарея и сколько – её орудие. Она вспоминала, что иногда солдаты часами стреляли в пустое небо, не видя в нем никаких передвигающихся точек: «Стрельба была разная. Чаще всего применялся заградительный огонь. Его вели вслепую.
pastuhova3Это совсем не значило, что стреляли куда попало – все было продумано и отработано: самолёт наши батареи не видели, но знали, где он должен лететь, в каком направлении. Четыре орудия простреливали в определённом порядке по клеткам, которые были отмечены на карте. Таким огнём защищали переправы и заводы.
У нас уже тут всё было пристреляно, известно, над каким заводом какие показатели. Данные выяснял комбат. Часто бывало, что самолёт сбит, а какая батарея сбила – неизвестно, потому что много батарей находилось в действии одновременно».
Интересно, что однажды полк, в состав которого входила прабабушкина батарея, сбил самолет с немецкой девушкой-пилотом. Но весь Сталинградский фронт, каждая батарея, говорили, что сбила именно их батарея.
Прабабушка рассказывала, что стрелять было изматывающе трудно, потому что каждый раз стрельба длилась не менее четырёх часов.
pastuhova4Из воспоминаний прабабушки Зои: «Военные зимы были очень морозными. Поэтому утеплялись любыми способами. Поверх гимнастёрок и брюк-галифе надевали и ватник, и шинель сразу.
Ватники нам выдали после лютых январских морозов, когда мы все ходили в шинелях и просто замерзали. Ватник играл роль стёжки, так как надевался под шинель.
На голове была шапка-ушанка. Шея была открыта, шарфов и варежек не было и в помине. Голыми руками носили снаряды и даже не думали, что руки могут прихватиться к ним».
Только один раз за всю свою армейскую жизнь получили Зоя и её подруги носовые платки, а о постельных принадлежностях и думать не приходилось. Да и какие постели в землянках?
Прабабушка вспоминала, как у них рассказывали, что в каких-то войсках давали тушёнку. В Зоиной памяти такого не отложилось. У неё есть предположение, что, возможно, её в суп добавляли, но очень маленькое количество. Она считала, что тушёнку давали только бойцам на передовой. А зенитчикам не полагалось такой роскоши.
С ржаным хлебом проблем не было. На день давали девятьсот граммов. «Пусть он был плохо пропечённый, но всё равно был. Мы резали хлеб на части: на завтрак, обед и ужин».
Электрического освещения не было, как и свечек. Свет исходил от огня топящейся печки.
Прошли морозы, прошли холода, позади была Сталинградская битва.
Полк, где служила Зоя, получил приказ двигаться на запад, к Калмыкии.
Пришли на новое место и начали обустраиваться. В первую очередь выкопали площадку для пятитонного орудия. Отрегулировали его на плоскости для равновесия. Эта махинам – 82,5 миллиметровая пушка трехметровой длины – весила пять-шесть тонн. Один только снаряд весил 15,1 кг. А в каждом ящике – 4 таких пудовых снаряда.
Менялись условия, менялось и настроение бойцов. Вот Зоино письмо от 28 апреля 1943 года: «…у нас теперь больше свободного времени. Мы теперь даже танцуем и часто поём, даже вышиваем. Приобрели свою лодку, сети и кушаем вдоволь свежей, жареной прямо на углях и варёной в котелке без всяких приправ рыбы».
Однако в целом условия их жизни по-прежнему оставались фронтовыми.
Прабабушка рассказывала, что землянки бывали разными: были с печкой, были с деревянными нарами. Если было холодно, спали в шинелях. А в слякоть в землянке, под нарами, стояло болото, вода просачивалась сквозь щели. «Комары были такие ужасные и в таком количестве, что мы даже надевали противогазы, но, чтобы можно было дышать, повязывали что-нибудь на приоткрытые места. А ещё шею чем-нибудь завязывали, но комары залезали даже в противогазы».
Как ни старались бойцы защититься от комаров, насекомые все равно накусывали их так, что у людей годами оставались шрамы на запястьях и шее.
Были у зенитчиков вши и блохи. Не спасало и то, что перед тем, как лечь спать, они обычно выходили наружу и всё вытряхивали, просматривали швы – есть ли вши. Найдут, поймают, перебьют. «Некоторые девушки, зажав зубами шов гимнастерки, протягивали его между зубами, – и так тоже давили вшей».
Пить приходилось порой прямо из луж, предварительно накрыв её какой-нибудь тряпкой.
Жизнь на болоте, полчища комаров и тяжелые бытовые условия приводили к частым инфекционным заболеваниям.


ГОСПИТАЛЬ И ДЕМОБИЛИЗАЦИЯ
Тяжелая болезнь не позволила Зое встретить окончание войны со своими сослуживцами.
8 августа 1943 г. она написала подруге: «Мне сейчас сильно нездоровится, впервые за всё время. Во время разлива мы перенесли такую сырость, что даже под нарами была вода. Ночью, и всегда после того, как скроется солнце, всё белье – нижнее, верхнее – даже через шинель становится совершенно мокрым».
Но не это было самым страшным: «Тучи комаров зудят в воздухе от раннего вечера до позднего утра. А комары не только зудят, но и кусают.
Вот и малярия. Болела сильно. Чтобы не терять сознание, поднималась на ноги и ходила. Боялась, что бессознательную увезут в госпиталь, а уж оттуда дорога обязательно в другую часть.
У меня же нет никакого желания покидать родную батарею. Сейчас дело к выздоровлению. Измоталась сильно, но быстро восстановлю потерянное, только бы не привязалась хроническая».
На батарее болели все: «Бывало, на батарее нет никого, а подойдёшь к землянкам, слышны стоны и бред. И вдруг тревога – выскакивают все. Даже те, кто был в бреду и невменяем, делают своё дело. Всё закончится – они на месте и падают».
Зое становилось всё хуже, и в бессознательном состоянии её все-таки отвезли в госпиталь.
Где находился тот госпиталь, прабабушка не помнила. Рассказывала только, что располагался он в городе, в четырехэтажном здании из красного кирпича.
На вопросы врачей Зоя не отвечала, не хотела есть, просто лежала – то ли наяву, то ли в забытьи. Врачи говорили, что она не выживет.
От малярии в госпитале лечили горьким хинином и акрихином в порошках. Когда Зоя пришла в себя, она постоянно испытывала страшную слабость. Малярия, болезнь, которая мучила и ослабляла Зою, не отступала. Малярийная лихорадка трясла её до трёх раз в сутки. Когда у Зои начинался озноб, ее накрывали матрацами и одеялами с соседних кроватей. В госпитале, вспоминала прабабушка, уход за больными и ранеными был тщательный
Кормили трижды в день: утром – «голодная» порция пшённого супа. При приготовлении на литр воды полагалась ложка пшена. На обед – такой же пшённый суп, и ещё прибавлялась пшённая каша. Мясное давали очень редко. Сладкого не было совсем.
«Мы часто молили провидение, чтобы до нас долетели гитлеровские самолеты – на нас прямо, потому что, если над нами долго продолжалась стрельба, нам давали еду погуще или даже мясное. Я из мяса помню только верблюжьи хвосты, свисающие из котелков», – рассказывала прабабушка.
Зою лечила женщина-врач, которая навсегда осталась в её памяти, хотя имя её прабабушка тоже забыла. Лечащий врач понимала, что Зоя фронтовых условий не выдержит. Пытаясь найти причину для продолжения лечения или возможности комиссовать, врач снова и снова спрашивала девушку, чем та болела в детстве и юности.
И совершенно случайно в одной из бесед Зоя сказала, что она не видит то, что показывает ей врач. Врач недоумевала: «А как же ты в армию попала?» Зоя ей призналась, что обманула комиссию на призывном пункте.
Зою комиссовали с диагнозом «астигматизм».
После выписки сильно ослабевшая Зоя и ещё четверо выписанных из госпиталя раненых пошли на вокзал. Билеты на поезд им не требовались.
Еще не окрепшие после лечения и уставшие после пешего перехода от госпиталя до вокзала, все пятеро уснули на своих вещах. Поезд пришел и ушел без них.
Позже они всё-таки уехали. В поезде Зоя, кроме хлеба, ничего не ела – больше ничего не было. Зато буфетчица «из уважения к солдатам» дала воды.
Когда Зоя вернулась домой, она была совершенно лысая – от малярии выпадают волосы – и очень тощая, один скелет.
* * *
В нашей семье постоянно вспоминают прабабушку Зою.
Она была человеком, который в тяжелых жизненных обстоятельствах принимал решения в целях общественной, а не личной пользы.
Она жила не по принципам выгоды или удобства для себя, а исходя из принципов нравственности и человечности.
Поступки прабабушки часто вызывали непонимание её родителей, подруг и знакомых.
Когда ее муж (наш прадедушка) после окончания мединститута выбрал направление на работу в таёжный участок в Ханты-Мансийском округе Тюменской области, Зоя не отговаривала его. Взяла двух маленьких дочерей (7 лет и 2,5 года) и поехала с мужем в далекое крошечное село Леуши в устье реки Ах.
Молодая, городская, не очень практичная женщина попала в далекое таёжное село, куда продукты завозили летом катером, зимой – по санному пути, а в межсезонье нужно было обходиться крупами и тем, что запасено: рыба, дичь, грибы, ягоды, кедровые орехи.
В селе жили в основном ханты, манси и русские.
Прабабушка Зоя работала в школе-интернате для детей, живущих в окрестных поселениях, библиотекарем и учителем русского языка и литературы.
А ещё надо было растить дочек, заниматься с ними, вести домашнее хозяйство, топить печку, ухаживать за коровой, чтобы у детей было молоко. У нее было много обязанностей.
На фотографиях, сделанных в те годы, прабабушка выглядит худенькой, как женщины в концлагерях, но она вспоминала те годы с удовольствием, говорила, что они с мужем были очень нужны в этом таежном селе.
Такой была наша прабабушка, и знание о её жизни всегда будет влиять на принимаемые нами решения.
Сергей Рожнов, Владимир Рожнов

* * *
26 апреля, в день сдачи номера в печать, «Улице Московской» стало известно, что работа братьев Рожновых «Наша бабушка – доброволец» заняла 3 место в номинации «Исследование» по тематике «История семьи» на Всероссийском конкурсе исторических исследовательских работ старшеклассников «Человек в истории. Россия – XX век», который проводит общество «Мемориал» совместно с Фондом им. Д. С. Лихачева и Союзом краеведов России при поддержке Министерства образования РФ.

Прочитано 2183 раз

Поиск по сайту