Самое читаемое в номере

Судьба помощника Сталина

A A A

Филипп Ксенофонтов (1903-1938) – один из самых ярких представителей средневолжской коммунистической номенклатуры сталинской эпохи. 34 года жизни Филиппа Ксенофонтова вмещают столько, что этого могло бы хватить на увлекательный исторический роман. Да он и так уже попадал на страницы художественных произведений.
Природные ум и талант постоянно толкали его вверх, к самым вершинам новой политической системы. Но искренность и прямота постоянно сталкивали вниз. В конце концов советская система, где всё больше ценились преданность и лояльность, а не критический ум и новаторские подходы, избавилась от Филиппа Ксенофонтова.


Чудесное дитя симбирского комсомола
Филипп Ксенофонтов родился 27 ноября 1903 г. в симбирской деревушке Тагай в семье батрачки. Окончил церковно-приходскую школу. С 10 лет работал ямщиком.
Великая русская революция коренным образом изменила судьбу Ксенофонтова. В 1918 г. он становится секретарём сельского совета. Затем Филипп перебирается в Симбирск, где работает при военкомате и учится в школе II ступени. Там он создаёт юношеский союз «III Интернационал».
Он показал себя в свои 15 лет блестящим оратором, талантливым публицистом и незаурядным организатором. Его замечает ответственный секретарь Симбирского губкома РКП(б) Юозас Варейкис, ставший первым политическим покровителем Ксенофонтова.
В 15 лет он был принят в Коммунистическую партию. При этом поручителями выступили сам Варейкис и председатель губисполкома Михаил Гимов. 1 июня 1919 г. Филипп Ксенофонтов становится главным редактором новой еженедельной комсомольской газеты «Юный пролетарий».
В сентябре 1919 г. его назначают секретарём Симбирского губкома комсомола. Ксенофонтов и его коллеги ведут деятельную пропагандистскую работу среди молодёжи (митинги, демонстрации, собрания, вечера, праздники, футбол, сборы). Он много публикуется в симбирской печати. Выступает с докладами. Выступает на II съезде комсомола в Москве.

ksenofontov


Вот как описывал Филиппа Ксенофонтова известный польский писатель Игорь Неверли, живший тогда в Симбирске, в своём романе «Сувенир с «Целлюлозы»» (в русском переводе – «Под фригийской звездой», 1952): «Но однажды они отправились в здание бывшего дворянского собрания. На трибуне стоял Ксенофонтов, вундеркинд симбирского комсомола, с длинной, как у попа, копной русых волос, ростом с десятилетнего ребёнка, хотя ему уже шёл шестнадцатый год, с детским личиком, командирским взглядом и громовым голосом, вещавшим правду, которая, словно знамя, реяла над толпой. В зал, битком набитый молодёжью, протиснулись и взрослые. Пришёл даже инженер Здитовецкий «поглядеть на этого монстра…». А Ксенофонтов говорил о задачах молодёжи в эпоху, когда рушится старый мир».
Но на этом история использования образа Ксенофонтова в художественной литературе не заканчивается.
Позднее он стал секретарём Симбирского укома РКП(б), членом Симбирского губкома и… прототипом главного героя пьесы «Шторм» (1924) известного русского драматурга Владимира Билль-Билоцерковского, который также в годы революции жил и работал в Симбирске.
После отъезда из Симбирска Ю. Варейкиса и М. Гимова отношения с новым руководством губернии у Ксенофонтова не сложились. Он добился своего откомандирования в Москву на учёбу в Коммунистический университет им. Я. Свердлова – кузницу партийных кадров.
Там он участвовал в 1923 г. во внутрипартийной дискуссии, поддерживая Сталина, Зиновьева и Каменева по экономическим вопросам, но выступая на стороне Троцкого по вопросу о партийной демократии. Эту позицию ему припомнят в годы «большого террора».


Ксенофонтов и Сталин
Филипп Ксенофонтов защитил дипломную работу «Государство и право», которую рецензировал и рекомендовал к изданию заместитель наркома юстиции РСФСР Николай Крыленко.
Одновременно осенью 1923 г. 19-летний Ксенофонтов пишет 120-страничную книгу «Учение Ленина о государстве и пролетарской диктатуре» и через ректора университета Мартына Лядова отправляет рукопись на просмотр генеральному секретарю ЦК РКП(б) Сталину.
Сталин использовал целый ряд её важнейших положений при подготовке своих знаменитых лекций «Об основах ленинизма», прочитанных в апреле 1924 г. в Коммунистическом университете.
В частности, им был повторён ход мыслей Филиппа Ксенофонтова в вопросе об определении понятия «ленинизм» как науки о революционной политике рабочего класса в условиях империализма. Он также использовал идею Ксенофонтова о связи национально-освободительного движения Востока с пролетарской революцией на Западе.
Как отмечал американский историк Роберт Такер, «они [эти моменты] помогли придать книге «Об основах ленинизма» некоторый импульс и интеллектуальную выразительность. И если эта догматическая по содержанию и шероховатая по стилю брошюра не попала в разряд банальных, то во многом благодаря Ксенофонтову». Только Сталин никогда не признает, что почерпнул многие идеи из рукописи Ксенофонтова.
Лишь 9 июля 1924 г. 45-летний генеральный секретарь напишет уже уехавшему по распределению в Ташкент 20-летнему Ксенофонтову письмо, где сделает вид, будто только что обнаружил в бумагах его рукопись: «Уважаемый товарищ! Работу Вашу только что закончил чтением. Не могу простить себе, что не постарался просмотреть раньше. Считаю Вашу работу о Ленине заслуживающей серьёзного внимания. Не в моём характере хвалить товарищей в лицо, но не могу удержаться от искренней и товарищеской похвалы автору. Я был приятно поражён, что ряд выводов моей брошюры о ленинизме оказались тождественными с выводами Вашей работы. Советовал бы немедля сдать работу в печать».
Книжку Ксенофонтова издадут в 1925 г.
А 19 сентября 1924 г. Сталин предложит Ксенофонтову перейти к нему на работу: «…Не могли бы Вы переехать в Москву, поближе к центру. Это, может быть, было бы недурно для Вас и для дела. В Москве имеется человек 10-15 молодых ленинцев, вроде Слепкова, Астрова и друг., ведущих (по поручению партии) очень нужную работу, и мне казалось, что было бы недурно присоединиться Вам к этой группе».
Ксенофонтов, работавший в Ташкенте редактором «Правды Востока», откажется, написав, что его устраивает нынешняя работа.
Только в 1926 г. он примет предложение Сталина и будет непродолжительное время работать в качестве помощника генерального секретаря по вопросам печати, а затем в отделе агитации и пропаганды ЦК.
На причины ухода Ксенофонтова с работы в ЦК проливает свет его переписка со Сталиным в декабре 1926 – январе 1927 г.
Ксенофонтов в 1926 г. вступил в полемику с бывшим вождём русского комсомола Лазарем Шацкиным. Он попросил у Сталина разрешения раскрыть историю о том, кто является настоящим автором определения понятия «ленинизм» и опубликовать письмо от 9 июля 1924 г.
Но Сталин не собирался раскрывать эту тайну. Он ответил Ксенофонтову письмом от 30 декабря 1926 г., которое потом даже опубликовал в своём собрании сочинений:
«Я против того, чтобы Вы в полемике с Шацкиным в конце 1926 года ссылались на моё личное письмо, написанное в июле 1924 года.
Тем более, что обсуждаемый вопрос об определении ленинизма был формулирован мною в марте 1924 года, до выхода в свет книжки «О Ленине и ленинизме». Я уже не говорю о том, что такая ссылка на выдержку из моего письма, не давая ничего в полемике с Шацкиным, запутывает дело и переносит внимание в другую плоскость, а меня заставит выступить в печати с заявлением, для Вас неблагоприятным (чего я не хотел бы делать)».
Сталин через генерального секретаря ЦК КП(б) Украины Лазаря Кагановича потребовал от Ксенофонтова вернуть ему его письмо от 9 июля 1924 г.
Глубоко обиженный Ксенофонтов написал 16 января 1927 г. Сталину: «Возвращаю. Не могу не заметить, что обвинение меня в том, что я якобы широко пользуюсь письмом, по меньшей мере, обидно. От Вас этого я не ожидал. Ваше письмо читали лишь мои близкие товарищи…
Не может быть и речи, чтобы я письмом где-либо пользовался. Когда я это хотел сделать, я Вас запросил.
Вообще, я не принадлежу к категории людей, козыряющих своими связями с кем бы то ни было. Вы в этом могли убедиться.
Вам известно, что, несмотря на Ваше предложение присоединиться к группе т.т. Слепкова – Астрова, я отказался. Я упорно не хотел переезжать к Вам на работу. Из Вашего секретариата (как бы мне ни было приятно работать в нём) я ушёл добровольно, имея в виду, прежде всего, разговоры о том, что я «лезу за Вашу спину».
В чём угодно я нескромен, только не в этой части. Тем сильнее Вы обидели меня».
Ксенофонтов просился на работу в провинцию. Письмо заканчивалось так: «У меня остаются самые лучшие воспоминания о Ваших отношениях ко мне. Не истолкуйте это письмо как просьбу защиты. Я этого не хочу. Единственное, что прошу, взять обратно нанесённую мне незаслуженную мной личную обиду».
После этого Ксенофонтов был назначен секретарём Саратовского горкома под начало своего старого покровителя Ю. Варейкиса, работавшего тогда ответственным секретарём Саратовского губкома. А затем его перевели в Харьков заместителем заведующего организационным отделом ЦК КП(б) Украины под начало Л. Кагановича.


Великий перелом
В мае 1929 г. состоялось возвращение 25-летнего Ксенофонтова на родную Среднюю Волгу. Он был назначен редактором самарской газеты «Средневолжская коммуна» – главного официального издания Средневолжской области, куда входила и Пенза. Первым секретарём Средневолжского обкома в то время работал опытнейший Мендель Хатаевич.
И практически сразу – скандал, закончившийся снятием Ксенофонтова с этого поста в августе решением Политбюро.
Причиной скандала стали две статьи.
По-видимому, толчком к публикации первой стала вышедшая в «Комсомольской правде» 18 июня статья давнего оппонента Ксенофонтова Л. Шацкина «Долой партийного обывателя». В ней автор заявил, что в партии сформировалось «молчаливое большинство», готовое одобрить любое решение, спущенное сверху.
Статья Шацкина вызовет потрясение в правящих кругах. Начнётся его проработка. Будет издано специальное постановление ЦК ВЛКСМ. Шацкина сошлют на партийную работу в Саратов.
Ничего этого Ксенофонтов ещё не знал, когда решил опубликовать в своей газете 20 июня фельетон «Злые заметки» на ту же тему. Очевидно, для него она тоже была наболевшей.
У фельетона есть подзаголовок «Тов. Крыленко, в комиссию по чистке, почти что донос», который нуждается в пояснении. Дело в том, что в то время в партии проходила знаменитая чистка 1929 г. Выездной комиссией, которая, приехав на Среднюю Волгу, публично копалась в грязном белье руководства региона, руководил прокурор РСФСР и старый знакомый Ксенофонтова Н. Крыленко.
Комиссия вела себя жёстко. Так, например, к огромному неудовольствию М. Хатаевича был вынесен строгий выговор председателю областного Совета народного хозяйства Василию Хонину за использование на побегушках технического персонала его ведомства. К этой-то комиссии и обращался Ксенофонтов.
Действие фельетона происходит в Москве осенью 1928 г. В частной беседе с двумя высокопоставленными московскими партийными работниками в октябре главный герой, за которым легко угадывался сам Ксенофонтов, сказал, что прошедший только что пленум Московского губкома, который возглавлял тогда видный правый коммунист Николай Угланов, недостаточно чётко выступил против правого уклона. Те возразили, что не может быть: Московский губком – настолько солидное подразделение партии, что таких ошибок не допускает.
Но уже в ноябре 1928 г., на следующем пленуме губкома, Н. Угланов был смещён и заменён Вячеславом Молотовым. Это был важный шаг в разгроме правых сталинской фракцией. Главный герой ожидал похвалы своей прозорливости от своих октябрьских собеседников.
Но те, будучи опытными бюрократами, объяснили ему, что забегать вперёд начальства тоже вредно. Надо менять свою позицию одновременно с начальством.
И далее Ксенофонтов со всей страстью обрушивался на партийных обывателей, живущих по принципу «чего изволите?». «Святая» безличность, возражение только для того, чтобы ещё ниже пасть ниц в ноги начальству, – сие есть база умственной жизнерадостности этого типа». Заканчивался фельетон призывом поскорее отнять партийные билеты у таких коммунистов в халатах и колпаках.
25 июля 1929 г. Ксенофонтов, будучи тогда верным сталинцем в экономических вопросах, опубликовал направленную против Николая Бухарина статью «К вопросу о политическом завещании Ленина». Он разбирал прочитанный Н. Бухариным доклад, посвящённый 5-й годовщине со дня смерти Ленина. Бухарин в нём пытался противостоять сталинскому курсу, приводя цитаты из Ленина.
Ксенофонтов в довольно развязной манере попенял Н. Бухарину, что использование ленинских цитат для анализа текущего периода является «полным попранием правил диалектики».
29 июля статью перепечатала «Вечерняя Москва».
Тогда ещё Бухарин был членом Политбюро и, видимо, потребовал от коллег оградить его от таких нападок.
5 августа Политбюро постановило снять с работы Ксенофонтова за публикацию двух статей, «написанных в бульварно-развязном тоне, содержащих в себе полутроцкистскую критику партии и демагогически извращающих лозунг самокритики». Но при этом оно не возражало против того, чтобы Ксенофонтов продолжил работать в редакции. Попытка М. Хатаевича добиться пересмотра этого решения провалилась.
Ксенофонтов фактически продолжал руководить газетой, а в марте 1930 г. он вновь официально стал ответственным редактором (тогда газета называлась уже «Волжской коммуной»). Он становится кандидатом в члены бюро обкома. Регулярно пишет теоретические статьи, где разоблачает правых и их экономические предложения. Страстно отстаивает сталинский курс на ускоренную индустриализацию и коллективизацию.
Прискорбной страницей в биографии Ксенофонтова становится его участие в травле Александра Слепкова, с которым 5 лет назад ему предлагал работать Сталин. В отличие от Ксенофонтова, Слепков – видный представитель «бухаринской школы» – не изменил своим взглядам времён нэпа и продолжал, пусть и слегка маскируясь, поддерживать правых. Летом 1928 г. он был сослан в Самару на должность заведующего отделом агитации и пропаганды Средневолжского обкома, но потом был смещён и оттуда.
А. Слепков стал профессором Самарского сельскохозяйственного института. Будучи самым ярким представителем правых взглядов на Средней Волге, он вызывал глубокую неприязнь регионального руководства. Особое бешенство самарских властей вызвало избрание А. Слепкова в партком института.
Региональные власти при самом активном участии Ксенофонтова развернули истеричную кампанию против А. Слепкова и добились, чтобы коммунисты института пересмотрели своё решение.
Однако трагедия первой волны коллективизации и раскулачивания зимой 1929/30 года заставила начать критически относиться к сталинскому курсу и самого Ксенофонтова.
Мы знаем о взглядах Ксенофонтова благодаря написанному им в апреле 1930 г. письму Варейкису, в то время работавшему 1-м секретарём Центрально-Чернозёмного обкома. Письмо не было отправлено, но каким-то образом стало известно властям.
В нём он достаточно резко отзывается о Сталине. Говорит о том, насколько измельчало его окружение по сравнению с ленинским.
По поводу статьи Сталина «Головокружение от успехов» он отмечает, что вождь в ней не договаривает до конца, «не везде берёт вопрос «под корень»». «Мы вошли в полосу сплошной коллективизации через ворота чрезвычайных мер и большого администрирования в хлебозаготовках, что задело  и середняка». Не было постепенной агитации за крупное коллективное земледелие. А это привело к резким колебаниям в настроениях крестьянства.
По поводу грядущего XVI съезда он писал, что «хочется активно участвовать в выработке коллективного мнения. И в то же время так опасно попасть в «загиб»… Подумаешь так, подумаешь, а потом махнёшь рукой». Он отмечал, что таковы настроения у многих среди «верхушечного актива».
За это неотправленное письмо Ксенофонтов был снят в июле 1930 г. с должности редактора и отправлен на повышение квалификации в Институт красной профессуры в Москву. Однако в постановлении бюро крайкома говорилось, что взгляды, высказанные им в письме, никак не успели отразиться на содержании газеты.
Но прежде чем покинуть свой пост Ф. Ксенофонтов успел совершить два демарша. 9 июня на II краевой партийной конференции он выступил с идеей оставлять колхозам часть урожая для продажи на рынке. («Ничего не выйдет», – ответил М. Хатаевич). Это предложение будет принято сталинским руководством только в 1933 г., после тяжелейшего голода.
А 26 июня он опубликовал в своей газете статью А. Слепкова, где под видом осуждения позиции правых содержалось едва скрываемое высмеивание сталинской аграрной политики.


Расцвет карьеры и катастрофа «большого террора»
Два года, проведённых в Москве в Институте красной профессуры, были для Ксенофонтова периодом фронды, о которой хорошо знали власти. В частных разговорах он неоднократно критиковал и даже высмеивал Сталина и его политику.
Но в июне 1932 г., не закончив институт, он пришёл на приём к секретарю ЦК Л. Кагановичу и заявил: «С фрондёрством покончено, неуравновешенность молодых лет прошла, прошу дать мне возможность показать на партийной работе, что я способен быть неплохим партийным работником». От предложений работы в Москве он отказался, просясь в провинцию.
Он был назначен заведующим отделом агитации и пропаганды Средневолжского крайкома. А в 1934 г. Ксенофонтов перешёл на пост заведующего сельскохозяйственным отделом крайкома, вплотную занявшись проблемами раздавленной катком сталинской аграрной политики средневолжской деревни.
Осенью 1932 г. на посту 1-го секретаря крайкома М. Хатаевича сменил Владимир Шубриков. При нём Ксенофонтов целиком впрягся в повседневную управленческую работу. Он входит в высшее региональное руководство. Сам он вспоминал: «Никогда я ещё не работал с таким горением, как в эти годы». Шубриков замечал: «Хотел бы, чтобы все члены бюро крайкома работали так же, как Ксенофонтов». Но Ксенофонтов сильно обижается, когда в 1935 г. его обходят с орденом Ленина.
Он по-прежнему много пишет для региональной печати. Но теперь это уже не теоретические статьи (об этом писать опасно), а публикации о текущих проблемах колхозного села. Он много ездит с рабочими поездками по краю. Не раз их маршруты приводили его и в Пензу. Он дружен с большинством секретарей райкомов. Те, приезжая в Самару (Куйбышев), нередко запросто останавливаются у него на квартире.
Но 4 года увлечённой работы заканчиваются тяжелейшим ударом 14 августа 1936 г. Накануне процесса над Л. Каменевым и Г. Зиновьевым Сталин начинает очищать аппарат от тех, кто был связан с внутрипартийной оппозицией. Ксенофонтову припоминают его взгляды во время дискуссии 1923 г. и общение с «троцкистами» в Москве весной 1932 г. Его выводят из бюро крайкома и переводят на третьестепенный пост в аппарате краевого земельного управления.
Он пишет в тот же день отчаянное письмо Сталину: «Меня охватывает ужас, когда я подумываю, что меня ставят в какую-то связь с людьми, у которых может дрогнуть рука в борьбе с троцкистко-зиновьевской бандой. Я прошу Вашей защиты, т. Сталин, от такого подозрения меня и недоверия ко мне». Безрезультатно.
5 сентября он пишет Л. Кагановичу: «Прошу вернуть мне партийное доверие, вернуть на партийную работу». Безрезультатно.
А в декабре 1936 г. Ксенофонтова вообще отправляют руководить совхозом.
После знаменитого февральско-мартовского пленума ЦК 1937 г. начинается новая небывалая волна репрессий против представителей правящего класса.
16 марта 1937 г. Ксенофонтова арестовывают, через день исключают из партии. Отныне связь с «троцкистом» Ксенофонтовым станет главным обвинением против всего руководства Куйбышевской области.
23 апреля 1937 г. его перевозят в Москву. Там столичные палачи пытками выбивают к 8 июля у него признание во вредительстве, заговоре и намерении убить Сталина.
Мать и жена Ксенофонтова писали Сталину: «Вы, конечно, не можете помнить, но в совсем юные годы Ксенофонтова (в 1924-1926 гг.) Вы его поддерживали своим отеческим советом и заботой. И как он восторженно и искренне был этим горд...» Но безрезультатно. Вождь не реагировал.
Осенью 1937 г. Ксенофонтова вновь перевезли в куйбышевскую тюрьму, где он и умер в январе 1938 г. в возрасте 34 лет, не выдержав телесных и нравственных мучений.
Филипп Ксенофонтов стал жертвой того политического режима, который с таким упоением строил. Не умри он в январе 1938 г., его судьба была бы вполне предсказуемой. Он, как и большинство представителей куйбышевского областного руководства, был бы казнён в мае 1938 г.
В 1955 г. Филипп Ксенофонтов был реабилитирован.
Михаил Зелёв,
кандидат исторических наук

Прочитано 2629 раз

Поиск по сайту