Рассказывает Людмила Усова.Людмила Усова, режиссёр, сценарист, искусствовед, тележурналист, родилась в 1962 г. в Пензе. На Западной Поляне жила с рождения и до 1984 г. В 1978 г. окончила школу № 53 и детскую музыкальную школу № 1, в 1982 г. – музыкальное училище. 16 лет преподавала его студентам музыкально-теоретические дисциплины.
В 1995-2010 гг. – создатель и художественный руководитель Театра камерной музыки «Академия солистов». Сценарист, режиссер-постановщик и актриса 12 музыкальных моноспектаклей.
В 1989 г. впервые пришла на пензенское телевидение в качестве автора и ведущей музыкально-публицистической программы «Чистые страницы». В 1998-2007 гг. – в штате ГТРК «Пенза», автор и ведущая программ «С листа», «История музыкальной культуры Пензы».
Автор 30 документальных фильмов о культуре и искусстве. Лауреат 16 Международных кинофестивалей и телевизионных конкурсов. Академик Евразийской Академии телевидения и радиовещания. Член Международного союза музыкальных деятелей.
С 2010 г. живет с мужем в Карловых Варах (Чехия). По-прежнему снимает фильмы, играет спектакли, дает мастер-классы и периодически посещает родной город.
На Западной Поляне я жила с рождения. Собственно, в связи с ним родители и получили квартиру, переехали с ул. Бакунина по новому адресу: Ленинградская, 9А, кв. 5. Крохотная 19-метровая квартирка.
Первое детское впечатление – озеленение района, мобилизующее всех и каждого. Привозили саженцы, машины с землей. Перед домом обязательно нужно было разбить-посадить нечто зеленое, называвшееся словом «квадрат». Помню себя маленькой девочкой, которая с лопаткой, с ведерочком для поливки идет и тоже строит «квадрат».
А потом все это превратилось в такие джунгли! Когда мне исполнилось 16 лет, я поступила в музыкальное училище, и оттуда приходилось возвращаться поздним вечером. Приезжали с подругами, выходили на остановке «Дубрава» и попадали в заросли. Сзади тебя – лес, и впереди тоже лес, только созданный рукотворно. Темень была невозможная, себя не видно!
Пришлось завести огромную страшную собаку, боксера по кличке Гамаль. Мама выходила вечером якобы прогуливать собаку, а на самом деле она шла на остановку встречать меня.
* * *
Мама всю жизнь проработала в биохимической лаборатории противотуберкулезного диспансера. Папа ко времени моего рождения был военным пенсионером.
Папа был страстный лошадник и водил меня на ипподром: не столько на скачки, сколько просто показать лошадей. Он говорил всегда: «Запомни, этот ипподром открывал лично товарищ Буденный». Водил меня по конюшням (он был знаком с наездниками), я трогала эти лошадиные морды, кормила коней сахаром. Это был другой мир, которого не было больше нигде в городе.
Я проучилась только месяц в школе, и 21 октября 1969 г. отец скончался. Это был страшный удар. Неожиданный. Изменивший социальный статус, весь уклад жизни нашей семьи. Я резко повзрослела, призадумалась. И когда мои сверстницы спрашивали меня: «А ты не хочешь стать генеральшей?», я отвечала: «Я сама хочу быть генералом. Сама».
* * *
По месту жительства я должна была идти в школу № 55. Но мама категорически заявила, что я буду учиться в школе № 53. Потому что это прекрасная школа, с прекрасными учителями и с математическим уклоном. А кроме того, к ней прикреплен военный городок, там учатся дети иностранных граждан: это особая гарантия качества образования. Мама ходила, хлопотала, просила. И я пошла в первый класс в
53-ю школу.
Школа была «далеко»: я выходила за 20-25 минут до начала занятий. И когда было 30 градусов мороза, мне навстречу дети уже бежали обратно, валялись в снегу и кричали: «Иди назад, уроки отменены!» Они уже знали об этом, а я еще только ползла туда, с надеждой, что их отменят!
У нас была замечательный классный руководитель – Кира Анатольевна Кузюкова. У ее учеников был такой устный счет, что письменный-то такой редко где встретишь. В классе действительно учились дети из военного городка: немцы, поляки, болгары. Вначале они с трудом говорили по-русски или вообще не говорили, а потом проходили специальные курсы и вливались в коллектив.
* * *
Два центра киноискусств процветали на Западной Поляне – Дом офицеров и летний кинотеатр «Мир» в парке Белинского. На каникулах первая мысль была о том, какие фильмы можно посмотреть в «Мире», а какие – в Доме офицеров.
В Доме офицеров я посмотрела «Экипаж» Митты, первый российский фильм-катастрофу, «Бегство мистера Мак-Кинли» Михаила Швейцера, многие другие ленты. Смотрели всё: французские фильмы, комедии, романтические, костюмные.
А в летнем кинотеатре не могу забыть премьеру «Бриллиантовой руки» Гайдая в 1969 г. Зал – битком! Вся Западная была там! Сеансы в 10, в 12, в 14, в 16 и так далее. И было неприлично не пойти и не посмотреть «Бриллиантовую руку»!
В один прекрасный момент оказалось, что киноточек мало, а тяга народа к киноискусству велика.
Окна нашей квартиры выходили на домоуправление. Однажды пришли какие-то люди, и на стене домоуправления сделали огромный экран: то есть просто выкрасили белым кирпичную стену. На пустыре поставили скамеечки. И приезжала передвижная маленькая кинопропаганда населения, которая принималась на ура.
По району разъезжали автобусы, тоже оборудованные как киноточки. Одна такая точка стояла около 53-й школы, и желающие смотрели в ней «Новые приключения неуловимых».
А по телевизорам все смотрели одно и то же. Вечером идешь по улице Попова, и в каждой квартире, сквозь шторки, виден этот голубой пульсирующий огонь. Ты идешь мимо и знаешь, что все смотрят программу «Время», или такой-то фильм. И ты точно знаешь, какой.
* * *
У нас была ужасная звукоизоляция. Точнее сказать, ее просто не было. А я занималась музыкой. И в каждой второй квартире было по такой девочке, которая занималась музыкой. Складывалось ощущение, что, когда люди получали квартиру, то первое, что они туда втаскивали, было пианино «Ласточка». В лучшем случае – пианино «Пенза».
Идешь по Западной Поляне: и из всех окон эти звуки. Причем и звуки-то одни и те же, потому что все учатся в одних и тех же музыкальных школах, и всем одно и то же задают. Гаммы, этюды на правую руку, на левую руку, на мелкую технику, на крупную технику, сонаты Гайдна, Моцарта. И вся Западная должна была это выслушивать и терпеть.
Если ребенок все оттарабанил, ему разрешалось заниматься подбором. И из этих окон неслись популярные темы из тех же кинофильмов, то, что звучало вчера после программы «Время»: ребенок своими корявыми пальцами это пытался изобразить.
* * *
Для западнополянцев вечной была транспортная проблема. Автобус № 1 сначала было невозможно дождаться, а потом он шел со свистом мимо остановки, потому что уже был полон.
Дождь, ветер, мороз, час пик – караул! Ты стоишь час возле Лермонтовской библиотеки, мимо тебя пролетают 3 автобуса. Ты понимаешь, что дальше ждать бесполезно, всё пропало, и принимаешь героическое решение: идти пешком.
Западники помнят эту дорогу, когда ты с книжками, с сумкой, пыхтишь по ней вверх. 25-30 минут нечеловеческих усилий, проклятий в адрес транспортного отдела – и ты приходишь домой с румяными щеками. Приходишь, и говоришь: «Да провались она, Западная эта, с ее транспортом!»
* * *
Балкон – любимое место летом. Можно было взять стульчик или креслице, и с книжкой или с конспектами там засесть. А возле каждого подъезда была лавочка. На этой лавочке сидели соседи. Там можно было обсудить и фильмы, и что показывали вчера по телевизору, и что будут показывать сегодня. И все видели, что вообще происходит.
Нам все завидовали. Считалось, что Западная – элитный район, где живет только интеллигенция. Кстати, не знаю, почему так считалось. Мне кажется, квартиры давали просто очередникам. Это были очень милые, добрые люди. Служащие, люди со средним образованием.
Среди соседей наших помню повара с супругой, пенсионеров, продавцов. Я не видела вокруг нас никаких переводчиков, профессоров, великих режиссеров. Все было очень просто, доступно. Учителя, врачи, библиотечные работники. Не сказала бы, что дух замирал от того, кто рядом со мной живет.
Простые люди, которые утром уходили на работу, вечером приходили с работы, иногда одалживали друг у друга деньги до получки и всегда знали: у кого день рождения, у кого несчастье, кто умер – и все вместе ходили хоронить.
Если бы восстанавливать, реконструировать эту жизнь и делать какую-то картину или сериал о Западной Поляне – я говорю, как режиссер – то я взяла бы в качестве героев очень простых людей, с простыми милыми лицами.
Если мы с мамой выходили из подъезда с цветами, то наши соседи могли совершенно спокойно спросить: а куда вы идете?
Сейчас я живу в Карловых Варах, и здесь невозможно спросить: «Куда вы идете?» Никто себе этого не позволит. А в нашей западнополянской жизни это было выражением симпатии и заинтересованности. Как же ни спросить родного человека, куда он в выходной день собрался?
Такая вот невозможно наивная жизнь.
