Самое читаемое в номере

×

Предупреждение

JUser: :_load: Не удалось загрузить пользователя с ID: 428

Свежий Макаркин

A A A

«Улица Московская» многократно предоставляла слово московскому политологу Алексею Макаркину. В этом номере мы также публикуем материал по его выступлению в рамках регионального семинара Московской школы политических исследований, проходившего в Пензе. Читателям «УМ» представлены только новые и актуальные рассуждения и мысли политолога.

Реформы с двойным дном
Если посмотрим на исторический опыт, то в нашей истории неоднократно были периоды реформ и контрреформ. Если мы возьмем XIX век, то это знаменитые реформы Александра II. Затем власти, испугавшись роста общественной активности, повели совершенно другую политику – контрреформы, зажим, ограничение.
Сейчас в России реформы и контрреформы происходят одновременно, чего ранее не наблюдалось. Если говорить о реформах, то импульс им был дан в 2011 г. Началось активное протестное движение, и что-то ему нужно было противопоставить.
На самом деле эти реформы обсуждались раньше, но находились они в основном именно в стадии обсуждения. Все было примерно на таком уровне: «Конечно, надо что-то менять, но давайте пока подождем. Проведем в 2011 г. выборы, в 2012 г. выборы, потом еще 20 раз посмотрим и, может быть, что-то изменим».
Из тех реформ, которые обсуждались накануне декабря 2011 г., была реализована одна – снижение избирательного барьера с 7 до 5 процентов. При наличии прежней семипартийной системы, где все политические партии контролировались, никаких неожиданностей быть просто не могло. Поэтому снижение барьера представляло собой чисто косметическое мероприятие. Ни на что другое власти тогда не решились.
В декабре 2011 г. все увидели, что москвичи пошли на улицы. Возникла идея – давайте что-нибудь этому противопоставим. Соответственно, те предложения, которые раньше отклонялись, были реализованы.
В результате мы получаем сверхлиберальную партийную систему, в которой количество политических партий огромно, и некоторые эксперты не понимают, откуда большинство из них взялось. Мы получаем прямое избрание глав регионов, получаем восстановление смешанной системы на выборах в Госдуму. Также мы получаем очень осторожную реформу Совета Федерации и общественное телевидение.
В общем, если мы посмотрим на то, что писали вполне реформаторские эксперты в 2009-2011 гг., то там мы увидим все эти идеи.
Почти все эти реформы реализованы. Но у всех у них имеется двойное дно, которое не полностью компрометирует эти реформы, но все же сильно ослабляет их воздействие на общество.
Если мы говорим об избрании глав регионов, то тут же появляется понятие муниципального фильтра. Вполне очевидно, что в том виде, в котором сейчас существует этот фильтр, во многих регионах оппозиционные политические партии не смогут самостоятельно его преодолеть. Эта проблема привела к тому, что на выборах в 2012 г. из 5 регионов партия Справедливая Россия была представлена лишь в одном.
Если говорить об общественном телевидении, то с этим все становится понятно, когда начинает выступать его руководитель и говорить, что это телевидение должно быть оптимистическим и не должно особо активно поднимать политические вопросы.
Что касается партийной реформы, то она получилась наименее искаженной. Но здесь в компрометации данной реформы сыграли 2 фактора.
Первый – не очень уважительное отношение граждан к нашим партиям. Партии у нас не любят, считают, что они непонятно чем занимаются. И когда у нас появилось огромное количество новых партий, опросы зафиксировали очень скептическое отношение к этому россиян. Кстати, и у экспертов отношение тоже скептическое.
Второй момент немного парадоксальный. Когда эксперты предлагали реформу, эксперты говорили, что нам нужно большое количество партий, реальная конкурентная партийная система, но все же эти партии должны кого-то представлять. Поэтому должен быть некий уровень их численности, который был бы заградительным для совершенно несерьезных проектов.
У нас же пошли на очень либеральное внешне решение – чтобы создать общероссийскую партию, нужно 500 человек. В результате мы имеем огромное количество проектов, никого не представляющих, носящих политтехнологический характер. И, по сути дела, интерес к партийному строительству сейчас сильно уменьшился.
Таким образом, реформы воспринимаются обществом скептически. Общество не видит какого-то результата. И даже те реформы, которые первоначально воспринимались с оптимизмом (такие, как возможность избрания губернатора), сейчас воспринимаются совсем с другими чувствами.
Недавно мы проводили социологическое исследование в регионе, где уже проводились выборы его главы. Там – полная усталость и разочарования. Люди говорят: «Мы знаем только одного человека, а всех других не знаем». Кто-то там был от ЛДПР, кто-то пытался пойти от КПРФ, но его не пустили. В общем, ощущение очередного обмана.


Законы с формальной поддержкой
Одновременно с реформами творятся и контрреформы. Это законы об усилении ответственности за нарушение законодательства о массовых акциях, закон об иностранных агентах, закон о запрете американского усыновления, законопроект о запрете пропаганды секс-меньшинств, проект закона об усилении ответственности за оскорбление религиозных чувств, восстановление уголовной ответственности за клевету.
Все это направлено на решение двух задач. Первая – сформировать юридическую основу для противостояния оппозиции, создать дополнительные возможности, защищающие интересы власти.
Вторая задача интереснее, потому что не носит такого лобового характера. Это попытка сформировать удобную для власти повестку дня. Она должна соответствовать определенным общественным ожиданиям и при этом быть комфортной для власти. Она носит характер антилиберальный, антизападный, традиционалистский.
Что касается противодействия оппозиции, то эти контрреформы были достаточно эффективны. Мы проводили опросы в разных регионах России. И везде говорят: «Теперь мы на демонстрации не пойдем». Главное основание уже не то, что это неэффективно, а то, что люди опасаются. Действительно, можно попасть в конфликтную ситуацию и подвергнуться санкциям, соответственно новому законодательству.
Если мы говорим о создании новой повестки дня, то здесь ситуация двойственная. Все новые инициативы воспринимаются населением со знаком «плюс». Допустим, по закону о защите религиозных чувств «за» – около 80%. Если мы возьмем количественную социологию, то здесь все хорошо.
Если же мы берем ответы в рамках фокус-групп, то там проявляются 2 интересных аспектов. Первый: только 2 новых закона воспринимаются эмоционально – по американскому усыновлению и о запрете пропаганды секс-меньшинств. Все остальные воспринимаются полностью отстраненно.
Второй аспект: все законопроекты, включая даже вызывающие эмоциональный отклик, воспринимаются как не относящиеся к обычной, повседневной жизни человека. Это какие-то абстракции для людей.
В результате мы получаем, что высокий уровень поддержки контрреформ не имеет для населения внутреннего содержания. Эти законы для людей не приоритетны.

Прочитано 1797 раз

Поиск по сайту