Самое читаемое в номере

Глеб Павловский как зеркало советского диссидентства

A A A

Специально для «Улицы Московской» свое мнение о феномене Глеба Павловского высказывает Владимир Дворянов, доцент кафедры истории, философии и социальных наук МГУ геодезии и картографии, политолог, специалист в области информационных технологий.

pavlovskiy

Глеб Павловский. Фото Евгения Малышева, "Улица Московская", август 2016 г.

26 февраля 2023 г. в Первом московском хосписе имени Веры Миллионщиковой скончался российский политтехнолог Глеб Павловский. Его смерти предшествовала многомесячная болезнь, диагнозы которой неоднократно менялись. И сам Павловский уже публично шутил на эту тему.
В октябре прошлого года на его страницах в Facebook и Telegram появилась запись: «Пошли первые поздравления с хэлловином. Тетя доктор строго меня спросила, как я хочу умереть, от рака или от инфаркта? Знаете ли, я задумался!»
Впрочем, первые проблемы со здоровьем начались еще года за четыре до смерти. Уже тогда, глядя на Павловского во время его публичных выступлений, можно было предположить проблемы с сосудами. Ходили также разговоры о перенесенном инсульте. Счастье внезапной смерти обошло бывшего диссидента и политтехнолога стороной.
Количество откликов на смерть Глеба Павловского уже превышает число откликов на смерть Михаила Горбачева. Хотя историческая роль этих людей несравнима.
С чем связан такой интерес? Почему сотни блогеров припоминают или даже придумывают истории о своих незабываемых встречах с Павловским? В крайнем случае пишут что-то типа «лично знаком не был, но общался в социальных сетях». Может быть, это связано с тем, что сравнивать себя с Глебом Павловским им гораздо проще, чем с бывшим президентом великой страны?
Как будто предвидя свою посмертную популярность, за несколько лет до смерти Павловский закажет болгарскому журналисту Ивану Крастеву книгу с собственной версией своего жизненного пути.
Телеграм-канал «Умный еврей при губернаторе» сравнивает Павловского с Плехановым, написав, что тот «не принял торжества той России, которую сам же и придумывал, и чаял. И оказался в бессильной, несчастной, позорной оппозиции к ней».
А я бы сравнил его с Азефом, про которого говорили, что еще неизвестно, кому он нанес больше вреда – своим соратникам или царскому самодержавию.
Родившийся 5 марта 1951 г., Глеб Павловский принадлежал к первому по-настоящему советскому поколению СССР. Предыдущие воспитывались в среде тех, кто помнил 23 февраля как день начала Ледяного похода (а не день Советской армии), понимал отличие «народного канона» православной церкви от созданного чекистами «красного канона» и воочию видел, чем обернулась «народная» революция для самого народа.
Это было первое неголодавшее поколение в СССР. Студенческая молодежь этого поколения, как и их сверстники в Европе и Северной Америке, входила в жизнь с антиавторитарным настроем.
Павловского к тому же можно отнести к золотой молодежи Одессы, жемчужины русской провинции. Его отец – архитектор, конструировавший морские вокзалы на Черном море, – считался обеспеченным по советским меркам человеком. А его сын Глеб был «нормальным одесским лентяем». Сумевшим, правда, окончить школу с золотой медалью. Что не помешало ему всю жизнь писать с грамматическими ошибками.
Молодой Павловский страдал манией величия. Его однокурсник по историческому факультету Одесского университета Игорь Иванников вспоминал, что 19-летний Глеб был настолько самоуверен, что набросал «в записной книжке эскиз своей мемориальной доски, которая должна непременно появиться, когда ему стукнет 60–70 лет».
Юный Павловский был большим поклонником фантастики. Больше всего его поразил цикл романов Айзека Азимова «Академия». В нем великий математик планирует и прогнозирует развитие Вселенной и влияет на вектор ее развития. Павловский и сам мечтал стать таким человеком, который влияет на вектор развития страны и мира.
Так или иначе, но вокруг Павловского постоянно группировалась студенческая молодежь неформальных, нонконформистских и антисоветских взглядов. Он привлекал ее повышенной коммуникабельностью и вызывающими поступками, неизменно сходившими ему с рук.
Мог, например, устроить сидячую забастовку на полу в деканате, протестуя против отправки его на педагогическую практику в сельскую школу. Или написать в студенческой стенгазете «Нет войне», нарисовав рядом гриб ядерного взрыва с намеком на советские испытания атомного оружия.
А громкие фразы, красивые позы и решительные заявления привлекали экзальтированных девушек, которым Павловский казался современным воплощением Рахметова или Онегина. Одна из них, поэтесса Ольга Галеева, дочь Одесского прокурора, вскоре стала его женой. Семейная жизнь, впрочем, не задалась. И вскоре после рождения сына Павловский от жены ушел. Причиной разлада стал эгоизм Павловского, предпочитавшего жить так, как будто никакой семьи у него нет.
Павловский любил говорить, что «достаточно трех человек, которые идеально понимают друг друга, для того чтобы произвести любой переворот в государстве». Но первый же доверившийся ему человек, создатель единственной в СССР библиотеки неподцензурной литературы Вячеслав Игрунов, был им предан.
Как следует из опубликованных после распада СССР в Украине материалов, Павловский, выпросив в августе 1974 г. у Игрунова экземпляр книги Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ», написал об этом «собственноручное заявление в органы». Позже Павловский «раскаялся» и на суде отказался от своих показаний. Но жизнь Игрунову он своим поступком сломал.
Интересно, что позже в интервью Игрунов будет оправдывать предательство Павловского тем, что и сам когда-то написал заявление на товарища, якобы приняв его за провокатора. И вообще, не выдал бы его Павловский, это сделал бы кто-нибудь другой.
Удивительные это были люди, советские диссиденты. Совмещавшие призывы к политическим изменениям с написанием доносов на товарищей. Много лет спустя, когда на Запад будет передано досье Александра Солженицына, там поначалу сочтут его провокацией. Ведь из этого досье недвусмысленно следовало, что Солженицын был… лагерным сексотом и просто сексотом.
Известно, что сотрудничеством с органами не брезговали и известные барды, организующие музыкальные квартирники, где сотрудникам КГБ было удобно изучать среду неформальной молодежи. Тандем КГБ и МВД прочно контролировал активное диссидентское движение. А нежелающих поддаваться контролю ломал любыми доступными методами.
Мог ли Павловский стать исключением на общем диссидентском фоне?
Даже если и так, это ни на что уже не могло повлиять. Страна стремительно менялась. Направление изменений было задано теми, кто использовал диссидентское движение в качестве «ледокола капитализма». Невероятное честолюбие Павловского толкало его к сотрудничеству с властью. Причастность к ней стала для него идеей фикс.
В 1986 г. Павловский напишет Игрунову письмо с описанием своего карьерного плана: он хочет стать советником власти, чтобы ее реформировать. В тот момент Павловский доживал последние дни в ссылке в Коми АССР, куда был сослан после процесса о самиздатовском журнале «Поиски». На этом процессе он признал деятельность журнала криминальной и противоправной, дав показания на Абовина-Егидеса и других своих товарищей, с кем вместе организовывал этот журнал.
Павловскому дважды повезло с покорением столицы. В первый его приезд в Москву он, еще студент, приглянулся историку Михаилу Гефтеру, взявшему над ним интеллектуальное шефство. Вернувшись в Москву из ссылки, Павловский, лишенный права жить в крупных городах, добивается возвращения московской прописки. Оба раза его бытовые проблемы в столице решает Лен Карпинский, сын соратника Ленина Вячеслава Карпинского, жизнь которого тесно связана с Пензой.
Перестройка, по словам самого Павловского, стала «быстро захлопнутым окном возможностей». Но не для него. Игрунов и многие другие его соратники по диссидентскому движению, будучи людьми неординарными и немного сумасшедшими, так и остались людьми своего поколения. Со всеми его идеалами и стереотипами. Как если бы мир нисколько не изменился. В отличие от Павловского, в совершенстве освоившего искусство «колебания вместе с линией партии».
В начале 1990-х годов Павловский участвовал в работе гайдаровского Рабочего центра экономических реформ. По признанию самого политтехнолога, именно там «была впервые вслух поставлена неприличная проблема, которую просто нельзя было тогда ставить в демократической среде: «Мы хотим проводить реформы. Как бы сделать так, чтобы эти реформы не трогало грязными руками население?..» То есть как продать эти реформы населению, которое, в общем, туповато и которое, конечно же, будет мешать?..»
В 2003–2004 гг., после запуска в Ираке программы экономических реформ, созданной по образцу реформ Гайдара в России, там начнется всенародное восстание, подавить которое американской армии будет очень непросто. В России этого удалось избежать. В том числе благодаря работе Павловского и созданного им Фонда эффективной политики.
Одним из излюбленных методов работы Павловского и его команды была провокация. Впервые ее применили в марте 1994 г. против мэра Москвы Лужкова и вице-премьера Сосковца. По заказу Коржакова в «Общей газете» был опубликован основанный на анонимке материал о якобы готовящемся ими отстранении Ельцина от власти. Эта публикация стала началом бесконечной войны компроматов в российских СМИ.
Другим ноу-хау Павловского стало сформулированное во время войны Администрации Президента с НТВ правило: «Мы не ходим на вражеские каналы и не даем им интервью. И их ньюсмейкеров не пускаем к себе». Последствия этого не замедлили сказаться.
«В условиях кампании это звучало как бы совершенно естественно и даже невинно и казалось очень действенным, – вспоминал сам Павловский, – а дальше… Я, между прочим, только потом понял, что из этого решения выросла вообще вся система цензуры».
На президентских выборах 2000 г. команда Павловского впервые использовала новую агитационную технологию – публикацию данных exit polls в интернете в день голосования. Глава Центризбиркома Александр Вешняков пожаловался на Павловского в прокуратуру. Но тот воспользовался юридической лазейкой, заявив, что интернет – это не СМИ, а значит, он имел полное право публиковать цифры набранных кандидатами процентов.
Одним из направлений работы созданного Павловским Фонда эффективной политики стало превращение интернета в площадку для политического продвижения. Первую web-страницу для клиента фонд сделал еще в 1995 г. А через три года команда Павловского уже разрабатывала сайты для политиков. Первым стал сайт Сергея Кириенко. Первые в России новостные интернет-издания, Lenta.ru и Gazeta.ru, также были проектами фонда Павловского.
Но главным инструментом отечественной политтехнологии с легкой руки Павловского стало гипертрофированное применение лжи. Классическим образцом этой технологии была президентская кампания 1996 года.
«Всякие там антикоммунистические штуки, липовые газеты коммунистов, клипы с озверелыми коммунистами, которые жгут тираж «Не дай Бог!» (антикоммунистической листовки, выпущенной командой Павловского – прим. автора), исповеди проституток, обслуживающих руководство КПРФ. Замечательные наклейки – вся Москва была обклеена красными наклейками «Этот дом после июня подлежит национализации», – с явным удовольствием вспоминал Павловский. – Это были не просто наши идеи – это был наш продакшен. Вспоминать стыдно, но это было. Я вошел в дикий азарт к концу кампании и, наверное, психологически был готов даже поджечь ларек и сказать, что это сделали коммунисты. Но до этого, к счастью, не дошло».
После участия в 1996 г. в избирательной кампании Ельцина Павловский окончательно поверил в свою гениальность. «Мне было все равно, понимаете? У меня есть машина, которая выберет кого угодно. Назовите покойника – мы сделаем конструкцию, встроим его, и его тоже выберут», – рассказывал он об этом.
При этом Павловского едва ли можно считать изобретателем новых политических технологий. Все, что он использовал, задолго до того применялось за рубежом. Сам Павловский иностранными языками не владел и за серьезным изучением зарубежного опыта замечен не был, что позволяет предположить наличие у него советников, хорошо знавших этот опыт и помогавших его копировать.
Десять лет с момента президентских выборов 2000 г. офис Павловского будет расположен в элитном бизнес-центре «Александр Хаус» на Большой Якиманке. Для улучшения имиджа фонда там периодически организовывались лекции зарубежных «интеллектуалов». Иногда среди лекторов мелькали звезды типа Иммануила Валлерстайна. Но в большинстве своем это будут случайные люди, привлеченные величиной предложенного гонорара. И призванные демонстрировать активный интеллектуальный обмен.
С башни времени не столь однозначно выглядит вопрос о профессиональных компетенциях Павловского. После распада СССР практически все экспертное сообщество европейских стран, а также экспертное сообщество европейских административно-политических институтов наводнили в качестве «специалистов по России» бывшие диссиденты, происхождение, образование и жизненный опыт которых напоминали бэкграунд Глеба Павловского, зачастую до степени смешения.
Через какое-то время выяснилось, что они всегда сообщают своим работодателям только то, что им выгодно, а не то, что есть на самом деле. После чего вместо них стали привлекать к сотрудничеству бывших экспертов аппарата ЦК КПСС и региональных партийных органов, а также сотрудников профильных внешнеполитических и внешнеэкономических министерств и ведомств бывшего СССР.
Когда новое руководство России спохватилось, было уже поздно. Лучшие партийные кадры уже работали за рубежом. И количество материальных благ, которые могла предложить им прежняя родина, явно уступало тому, что они получили на Западе. Глеб Павловский, по его собственным признаниям, также постоянно пытался манипулировать властью, «обрабатывая» подаваемый материал.
В начале 2000-х годов, по словам Марата Гельмана, Фонд эффективной политики «превратился практически в департамент по информационному обеспечению администрации президента России».
Но Акела стал все чаще промахиваться. Например, Павловский оказался одним из тех, кто рекомендовал Путину устраниться от активного участия в ситуации, связанной с аварией на подводной лодке «Курск». На его совести и неудачная избирательная компания Виктора Януковича в 2004 г.
По мнению ряда экспертов, выбранный командой Павловского стиль предвыборной агитации игнорировал особенности украинского электората. Часть предвыборных материалов и вовсе противопоставляла друг другу жителей Донбасса и Галичины. В обоснование своей неудачи Павловский выдвинул идею «оранжевой революции», ставшую с тех пор притчей во языцех.
С 2003 г. работа Фонда эффективной политики свелась к мониторингу СМИ и написанию бумаг по открытым источникам. Но объем этой работы также постепенно сокращался. 21 апреля 2011 г. у Павловского, привычно направлявшегося на очередное совещание в Кремль, на Спасских воротах неожиданно не сработал пропуск. Молодой охранник удивился, предположив, что случился сбой в системе. Но сам Павловский сразу все понял. Так буднично закончилась его кремлевская эпоха.
В отставке Павловский был похож на сенатора на пенсии. Всегда внимательный и вежливый к нужному собеседнику, приятный в общении и интересный человек. Ровно такой, каким и должен быть в идеале – для журналиста и для историка – отошедший от дел ветеран политического процесса. Его жизнь в это время была наполнена выполнением нечастых частных заказов, вялым участием в работе квазиоппозиционных движений и различными культурными и издательскими проектами.
Мой личный опыт общения с Павловским крайне скуден. И сводится к случайным встречам на различных мероприятиях. Где он чаще всего выступал в роли «почетного соучастника» или приглашенного зиц-председателя. Был, впрочем, момент, когда я чуть было не устроился на работу в Фонд эффективной политики. Но было это уже в тот период, когда Павловский перестал быть интересен власти как политтехнолог. И работа фонда сводилась главным образом к мониторингу и анализу информационных массивов.
Несмотря на неплохое стартовое предложение, подумав немного, я отказался. Фонду был нужен специалист по оперативному анализу зарубежных СМИ. И это обстоятельство предполагало работу по ночам: свежие выпуски зарубежных СМИ появляются в интернете в 3-4 утра по Москве. Перспектива угробить такой работой здоровье совершенно не прельщала. А общение с сотрудниками фонда не только не давало четкого понимания перспектив, но, напротив, настораживало по поводу их возможного отсутствия.
Сам Глеб Павловский всегда производил на меня впечатление человека с большими внутренними комплексами. Будто бы он за что-то постоянно оправдывался. Или пытался выглядеть лучше, умнее, эрудированнее, чем был на самом деле.
Невольно приходила в голову мысль о том, что жизненные силы ему придает возможность сотрудничества с властью, заменяющая внутреннюю свободу и уверенность в себе, свойственную людям с принципами и жизненным стержнем. Отстранение от сотрудничества с Администрацией Президента далось ему очень тяжело. Он как-то сразу постарел, согнулся, ходил с палочкой, приволакивая ноги. Было больно видеть его таким. Больно, но… не жалко. Ведь и сам он, в сущности, никогда никого не жалел, неоднократно предавая свои взгляды и тех, кто их разделял.
Думаю, это хорошо, что судьба распорядилась так, что мне не пришлось работать под его началом. Здесь первична даже не профессия и не политика, а мораль.
А мораль Глеба Павловского описывается словом «имморализм», то есть ее полное отсутствие. В отношении «чужих». Для «своих» он был, как принято говорить, другим. Вот только были ли для него своими те, кто считал себя «друзьями Павловского»?

Владимир Дворянов, кандидат исторических наук
5 марта 2023 г.

Прочитано 1316 раз

Поиск по сайту