Для многих активистов название заброшенной немецкой деревушки Лютцерат стало символом кошмара мирового энергетического кризиса.
Несколько месяцев участники этой кампании мешали сносу здесь испещрённых надписями домов после того, как министр энергетики Роберт Хабек разрешил одной энергетической фирме начать добычу на расположенном под ними месторождении бурого угля, а это самая экологически грязная форма этого энергоносителя.
По мере приближения огромного экскаватора сотни полицейских, не обращая внимания на обстрел их петардами, стали оттаскивать протестующих. Теперь эта деревня опустела. Последние постройки снесены. Видны лишь остатки дорог и кабелей. Но и их скоро уничтожит экскаватор.
В панике перед угрозой отключения света политики по всей Европе и Азии вновь открывают угольные шахты, оставляют работать загрязняющие атмосферу электростанции и подписывают соглашения об импорте сжиженного природного газа (СПГ).
Такие государственные нефтяные великаны, как ADNOC и Saudi Aramco, выделяют сотни миллиардов долларов на увеличение добычи, а частные компании получают огромные прибыли. Многие правительства поощряют потребление грязного топлива, субсидируя потребление тепла и электроэнергии, чтобы помочь гражданам пережить эту зиму.
Впрочем, возвращение бурого угля – это лишь одна сюжетная линия куда более сложной истории. Вторжение России на Украину, вызвав дефицит и подорожание угля, газа и нефти (несмотря на недавнее падение, цены остаются выше средних многолетних значений), одновременно дало значительное стратегическое преимущество возобновляемым источникам энергии. 
На графике показана динамика мирового потребления угля (в млрд т) в 2000–2025 годах с раскладкой по отдельным странам и регионам. Данные за 2022 г. – оценка, за 2023–2025 годы – прогноз. Источник: Международное энергетическое агентство.
В самом деле, тот же Хабек, этот зелёный, поддержавший в прошлом году добычу угля, выступил с планом расширения солнечной и ветряной энергетики, в том числе в продуваемом всеми ветрами Рейнском крае, где находится Лютцерат. Чиновники по всему миру повышают целевые показатели по выработке электроэнергии из возобновляемых источников и направляют в эту отрасль всё новые суммы денег.
Вся эта сложность не позволяет сразу понять, способствует или препятствует вся эта суматоха на энергетическом рынке зелёному переходу.
На графике показана динамика мировых выбросов углекислого газа в атмосферу (в Гт) в результате сжигания ископаемого топлива на электростанциях в 2015–2050 годах. Данные за 2022–2050 годы – прогноз. Он дан в двух вариантах: в том, что делался до вторжения России на Украину, и в том, что делался после вторжения. Источник: Сырьевые озарения S&P Global.
Чтобы оценить всю картину, The Economist рассмотрел целый ряд факторов, включая потребление ископаемого топлива, энергоэффективность и строительство объектов возобновляемой энергетики. Мы пришли к изумительному выводу, что кризис, вызванный войной на Украине, возможно, ускорил переход на 5–10 лет.
Как показало сражение при Лютцерате, главная причина для беспокойства – это то, что человечество сейчас стало сжигать больше угля. До войны казалось, что потребление этого вида топлива, достигшее пика в 2013 г., теперь всегда будет только сокращаться. Однако в прошлом году оно выросло на 1,2%, впервые в истории перешагнув отметку в 8 млрд тонн.
Заоблачные цены на газ заставили энергетические компании в Европе и в некоторых частях Азии, прежде всего в Японии и Южной Корее, начать использовать больше угля. Политики продлили сроки эксплуатации действующих угольных ТЭС, возобновили работу уже было закрытых электростанций и повысили потолок выработки за счёт его сжигания электроэнергии.
Это привело к ожесточённой борьбе за поставки угля, которую ещё больше обострил запрет ЕС на его импорт из России. В Китае и Индии в 2022 г. его добыча подскочила соответственно на 8% и 11%. В итоге мировая добыча этого энергоносителя достигла рекордного уровня.
Международное энергетическое агентство (МЭА) предсказывает, что спрос на уголь останется высоким вплоть до 2025 г. (хотя при этом замечает, что в текущих рыночных условиях прорицание становится особенно трудным).
Европа получит меньше газа из России. С поставками СПГ по всему миру будет напряжёнка. Это значит, что для ЕС уголь останется самой очевидной заменой газу. Росту спроса на уголь будут способствовать увеличивающиеся аппетиты Индии.
Но его потребление будет сдерживаться ростом использования возобновляемых источников энергии. После 2025 г. у угля тусклые перспективы. Новые проекты по производству СПГ в Америке, Катаре и других странах увеличат значение газовых рынков.
На диаграмме и графике показана динамика мировых капитальных расходов в энергетические проекты (в млрд долл.) в 2015–2022 годах. Данные за 2023 г. – прогноз. На диаграмме показана динамика капитальных расходов на проекты в области возобновляемой энергетики с раскладкой по типам: сухопутные ветряные электростанции; прибрежные ветряные электростанции; солнечные фотовольтаические панели. На графике показана динамика капитальных расходов по бурению новых нефтяных и газовых скважин. Источник: Rystad Energy.
В то же время существующие в мире мощности по добыче нефти и газа почти полностью задействованы. России не удастся быстро переориентировать свои поставки газа. Производство на её нефтяных скважинах, где будет не хватать сотрудников и оборудования, по-видимому, вскоре начнёт сокращаться.
Страны, испытывающие дефицит энергии, напряжённо подписывали долгосрочные контракты на импорт СПГ, которые будут действовать ещё несколько десятилетий, но объёмы поставок по ним будут небольшими.
Углеводородные компании сейчас купаются в прибылях, но инвестиции в новые проекты падают. Сейчас они по-прежнему ниже уровня 10-летней давности, да и покупательная способность доллара с тех пор сократилась. Капитальные затраты на баррель добываемой нефти с 2017 г. выросли на 30%. Впрочем, устойчивый спрос на фоне медленно растущего и даже, возможно, слегка падающего предложения должен поддержать высокие цены как на нефть, так и на газ.
Высокие цены уже побудили потребителей и компании меньше полагаться на ископаемые энергоносители. В прошлом году мировая экономика снизила свою энергоёмкость (это количество затраченной энергии на единицу ВВП) на 2%. Это самое значительное падение за последнее десятилетие. Особенно заметно стремление меньше потреблять энергии в Европе, где нынешняя зима оказалась очень мягкой.
Согласно консалтинговой компании McKinsey, тёплая погода и возросшая энергоэффективность означают, что этой зимой этот континент потребит на 6–8% меньше электричества, чем прошлой. Да и в целом по миру огромные суммы направляются на то, чтобы сделать экономику менее расточительной.
В прошлом году правительства, домохозяйства и компании потратили на повышение энергоэффективности 560 млрд долл. В основном эти деньги пошли на развитие двух технологий: электромобилей и тепловых насосов. Продажи последних в 2021–2022 годах удвоились.
Дымовые сигналы
Но эффективность подразумевает не только это. Люди, особенно в Европе, ищут альтернативные источники энергии. С декабря 2021 г. по октябрь 2022 г. контрактные цены на поставки электроэнергии, сгенерированной на ветряных и солнечных электростанциях этого континента, были в среднем на 77% ниже оптовых цен.
В декабре в Германии средняя цена за МВт•ч электроэнергии, выработанной на солнечной электростанции, равнялась 257 евро. Это значит, что типовой солнечной электростанции требуется всего 3 года, чтобы окупиться и начать приносить прибыль.
При цене же в 50 евро за МВт•ч (а именно такой она была в среднем за 2000–2022 годы) срок окупаемости был равен 11 годам. Во всём мире число солнечных панелей, что устанавливают у себя на крышах домохозяйства и фирмы, чтобы уменьшить счета за электроэнергию, выросло в прошлом году в 2 раза. В прошлом году заработали новые прибрежные ветряные электростанции мощностью в 128 ГВт. Это на 35% больше, чем в 2021 г.
И это только часть той деятельности, что развернулась на этом направлении с началом войны, поскольку для того, чтобы выбрать место, получить разрешение и спроектировать крупную ветряную или солнечную электростанцию, требуются долгие годы.
Что ещё лучше характеризует размах этой деятельности (и ещё больше впечатляет), так это объём средств, направляемых на финансирование новых проектов. В прошлом году во всём мире расходы на строительство ветряных и солнечных электростанций выросли с 357 до 490 млрд долл., впервые в истории превысив инвестиции в бурение новых и поддержание добычи на старых нефтяных и газовых скважинах.
Консалтинговая компания Rystad Energy полагает, что инвестиции в этой отрасли продолжат расти на протяжении ближайших двух лет. МЭА ожидает, что Китай построит к 2025 г. в сфере возобновляемой энергетики мощности, способные вырабатывать 1000 ТВт•ч электричества. Это равно всей электроэнергии, генерируемой сегодня Японией.
Больше средств выделяется и на такие новые технологии, как зелёный водород, которые помогают сократить выбросы парниковых газов в тех видах деятельности, где невозможна электрификация.
В то же время, нехватка топлива необычайно активизировала политику в области чистой энергетики в самых крупных народных хозяйствах планеты.
Американский Акт о борьбе с инфляцией (АБИ) выделил на развитие зелёных технологий 369 млрд долл.
Европейская комиссия намерена выделить компаниям, действующим в этой сфере, по меньшей мере 250 млрд евро. К тому же она решила добиться удвоения мощностей солнечных электростанций в ЕС не к 2030, а к 2025 г.
Огромные усилия прикладываются и на национальном уровне. В июле Германия приняла решение, что к 2030 г. из возобновляемых источников будет производиться не 65%, а 80% электроэнергии на её земле.
Обнародованный в июне 14-й пятилетний план Китая впервые установил такой целевой показатель, как доля электроэнергии, генерируемой из возобновляемых источников (к 2025 г. она должна достигнуть 33%). Правительства провинций этой страны также всё больше занимаются зелёными проектами.
Многие из этих средств будут потрачены неэффективно. Например, в АБИ их выделение сопровождается множеством условий под лозунгом «Сделано в Америке». В ответ Европейская комиссия может ослабить правила государственной поддержки. Такая промышленная политика будет осложнять положение, поскольку вызовет инфляцию.
Русская война привела к росту цен на такие металлы, как алюминий, медь и сталь, которые критически важны для производства кабелей, турбин и панелей. Хотя цены на некоторые виды сырья теперь падают, издержки продолжают расти благодаря политике повышения процентных ставок. Это острая проблема для строителей солнечных и ветряных электростанций, поскольку в них требуется авансировать больше капитала, чем в обычные.
Проблему усугубляют большие расходы на перевозку и электричество, а также нехватка персонала. Намит Шарма из McKinsey считает, что для того, чтобы добиться поставленных целей, ЕС к 2030 г. придётся в 4 раза увеличить число занятых в разработке, строительстве и эксплуатации зелёных электростанций.
Всё это означает, что те, кто будут заняты непосредственно строительством и эксплуатацией зелёных электростанций, получат не так уж много денег. Недавно несколько великанов прибрежной ветряной энергетики заявили, что проведут огромное списание средств по своим проектам.
Теоретически строители электростанций могли бы переложить свои возросшие расходы на потребителей. Но на практике так не позволяют сделать национальные правила. Например, этой зимой ЕС ввёл налог на сверхдоходы в области возобновляемой энергетики и ограничил оптовые цены на электричество, фактически установив потолок доходов.
Новая немецкая система тендеров на поставку электроэнергии с прибрежных ветряных электростанций заставляет участников торгов конкурировать друг с другом за то, сколько они готовы заплатить, чтобы продолжать руководить этими проектами. Это т. н. система «отрицательных торгов». Бесконечные споры по поводу выдачи разрешений ещё больше снижают доходность.
Если бы не существовало протекционистских ограничений, то широкие планы Америки и Европы оказали бы ещё большее воздействие. Но даже в нынешнем их виде их значение трудно переоценить. Те аналитики, с которыми советовался The Economist, считают, что они могут ускорить энергетический переход на 5–10 лет.
Скачок инвестиций и ужесточение целевых показателей должны привести к созданию огромных генерирующих мощностей в возобновляемой энергетике. МЭА ожидает, что они увеличатся в 2022–2027 годах на 2400 ГВт. Это равно сегодняшнему уровню генерирующих мощностей в возобновляемой энергетике Китая.
Это почти на 30% больше прогноза того же агентства, обнародованного в 2021 г., ещё до войны. Предполагается, что за этот период на возобновляемые источники энергии придётся 90% прироста генерирующих мощностей в мире.
Рост зелёной энергетики и сокращение использования ископаемого топлива приведут к тому, что мировая экономика будет выбрасывать в атмосферу гораздо меньше углекислого газа, чем предсказывалось всего 12 месяцев назад. Война приведёт к замедлению темпов роста выбросов парниковых газов.
S&P Global, фирма, занимающаяся анализом данных, считает, что выбросы от сжигания углеводородов достигнут исторического пика в 2028 г. Если бы Владимир Путин не вторгся на Украину, этот пик был бы достигнут лишь в 2032 г.
Земля, ветер и огонь
Когда начнётся снижение выбросов, оно тоже, вероятно, будет более быстрым. Артём Абрамов из Rystad говорит, что эмиссия от сжигания ископаемого топлива, которая, как он предсказывал, должна была быть устойчиво высокой на протяжении всех 2020-х и даже 2030-х годов, начнёт снижаться уже начиная с 2025 г.
Это произойдёт потому, что нынешняя суматоха вокруг ископаемого топлива вряд ли продлится долго и вряд ли будет достаточно большой, чтобы противодействовать буму в возобновляемой энергетике.
Отмеченный прогресс всё равно не позволит ограничить глобальное потепление 1,5 градусами Цельсия к 2100 г., но увеличивает вероятность того, что человечеству удастся удержаться в пределах 2 градусов.
Чтобы проиллюстрировать нынешнюю динамику, давайте вернёмся в Германию. Судьба Лютцерата была решена в рамках политической сделки. Она предусматривала, что две угольных ТЭС, что должны были быть закрыты в 2022 г., продолжат свою работу до марта 2024 г.
Но в обмен две более крупных ТЭС будут закрыты в 2030 г., т. е. на 8 лет раньше запланированного.
The Economist, 18 февраля 2023 года.
