Самое читаемое в номере

Поехали!

A A A

Во Франции вновь выгодно заниматься предпринимательской деятельностью. Особенно экономикой знаний.

inopressСлово «фабрика» не совсем подходит для предприятия Bugatti, находящегося у подножия покрытых лесами Вогёзов, в Восточной Франции.
Здесь нет сборочных линий с их смазкой и грязью. Всё в цехе сияет. В этом полном воздуха помещении чувствуешь себя, как в музее современного искусства, где экспонатами являются мерцающие отражённым светом автомобили с двигателями объёмом в 8 л. Рабочие в белых перчатках словно имеют дело с сокровищами. По сути, так оно и есть, ведь они делают самые быстрые в мире спортивные автомобили.
Миланский инженер Этторе Бугатти основал автомобилестроительную фабрику в этом уголке Франции в 1909 г. Немецкий Volkswagen, купивший этот бренд позднее, выбрал это место для производства Veyron – автомобиля, соединяющего в себе изящество и скорость.
Производство было начато в 2005 г. Здесь были собраны все экземпляры этой роскошной, побившей все рекорды машины.
В этом году общественность познакомили с Chiron – его наследником, который, как кажется, порывает с законами физики, доводя конструкцию до совершенства. Эта машина разгоняется до 100 км/ч за две с половиной секунды, а её начальная цена равна 2,4 млн евро.
Кристоф Пьёшон, директор этого французского предприятия, сравнивает мастерство, с которым сделаны автомобили Bugatti, с высокой модой.
Хотя Франция пользуется недоброй славой страны, умеющей создавать проблемы для ведения предпринимательской деятельности и цепляться за низкотехнологичные отрасли и рабочие места, она каким-то образом смогла создать условия для существования конкурентоспособных производств в сфере экономики знания (если, конечно, они готовы смириться с её налогами и правилами).
Как показывает опыт фабрики Bugatti, эта страна славится добрыми традициями в области машиностроения, производства предметов роскоши, а также сильным творческим духом. Она может похвастаться блестящими достижениями в области математики, великолепной инженерной школой и целым рядом выдающихся производств.
Более того, среди французских корпораций началось какое-то шевеление, о чём свидетельствует ситуация в автомобилестроении. Раньше французские проектировщики автомобилей имели очень высокую репутацию.
Когда Citroёn запустил в производство в 1955 г. DS («Богиню»), Ролан Барт, французский структуралист, назвал её «одухотворённой».
Теперь, потратив много лет на разработку скучных моделей и снижение себестоимости за счёт переноса производства в страны с дешёвой рабочей силой, французские автомобилестроители вновь приходят в форму.
PSA только что купил европейские подразделения  General- Motors. Renault начал производство во французском порту Дьеппе спортивного автомобиля  Alpine (это дань памяти классическим моделям этой фирмы 1960-х годов).
Альянс Renault – Nissan вовремя сделал ставку на производство электромобилей. В этом году он станет крупнейшим в мире производителем автомобилей. «Ещё несколько лет назад казалось, что автомобилестроение XXI веке ждёт судьба сталелитейной промышленности, но сегодня в этом секторе началось невероятное брожение», – говорит Жак Ашенбройх, руководитель Valeo, которая производит такие высокотехнологичные комплектующие, как датчики для беспилотных автомобилей. Половина текущих заказов Valeo – это продукция, которой не существовало ещё три года назад.
Подобно Valeo, все прочие гиганты, входящие в индекс CAC 40 – а это производители покрышек (Michelin), шампуня (L’Oreal), помады (Chanel), йогурта (Danon), разведывательных систем (Thales) и дамских сумочек (Louis Vuitton) – давно вписались в глобализацию.
В списке 500 крупнейших компаний мира Fortune больше французских фирм, чем немецких. Но запутанные правила сдерживают расширение деятельности многих средних компаний.
Число средних предприятий во Франции более чем в 2 раза ниже, чем в Германии, а число фирм, работающих на экспорт, ниже в 2 раза. Немногие инвестируют в цифровизацию.
В прошлом году Франция оказалась на 21-м месте из 138 в индексе конкурентоспособности Всемирного экономического форума, но лишь на 33-м месте – в индексе готовности фирм внедрять новые технологии.


Веди дело по-французски
Стартапы – хороший пример того, как более высокие стимулы и снижение налогового бремени способны ускорить экономический рост Франции. Высокие налоги и бюрократическая зарегулированность делали Францию неудобным для них местом.
Однако деятельность Макрона на посту министра дала толчок развитию этого сектора и привела к культурному сдвигу.
inopress2С 2014 г. во Франции резко выросли венчурные инвестиции. В прошлом году Франция превзошла по их объёму Германию.
Франции «рано праздновать успех», говорит Фредерик Кур, венчурный инвестор из Лондона, но теперь он в гораздо большей мере склонен играть на повышение, когда речь идёт об этой стране. Ксавье Ньель, миллиардер и крёстный отец многих высокотехнологичных стартапов, говорит о «новой алхимии» во Франции.
Страна обладает особыми возможностями в таких быстро растущих секторах, как машинное обучение, искусственный интеллект (ИИ) и большие данные.
Два года назад Facebook разместил свою единственную европейскую лабораторию, занимающуюся проблемами ИИ, именно в Париже, говорит возглавляющий её Антуан Борд.
Молодые выпускники французских университетов всё чаще пытаются добиться успеха с помощью стартапов. Юго Мерсье, 25-летний инженер, не стал искать работу в корпорациях, но сам начал выпуск Dreem – повязки на голову, позволяющей, благодаря многообещающим достижениям нейротехнологии, обеспечить глубокий спокойный сон.
Фредерик Мадзеля основал  BlaBlaCar – стартап по поиску попутчиков, нынешняя рыночная стоимость которого составляет около 1,4 млрд евро.
Этим летом Ньель открыл Station F – крупнейший в мире бизнес-инкубатор на востоке Парижа, рассчитанный на привлечение талантов со всего мира. «Через пять лет, – утверждает Ньель, всегда склонный к использованию цветастых выражений, – Франция станет ведущей страной Европы в области стартапов».
«Есть все основания полагать, что в среднесрочной перспективе экономический рост во Франции будет не ниже среднего по еврозоне», – говорит Франсуа Вильруа де Гало, глава центрального банка. Если рост экономики будет равен среднему значению для еврозоны, то в сочетании с реформами рынка труда это окажет «заметное» влияние на уровень безработицы, продолжает он.
Франция также выигрывает от хорошей демографической ситуации, динамично развивающихся региональных центров, прекрасной инфраструктуры, первоклассной системы здравоохранения и хорошо работающих государственных  служб.
Два главных тормоза для экономического роста хорошо известны: это чрезмерно крупный государственный сектор и слишком жёстко регулируемый рынок труда.
Доля государственных расходов в ВВП составляет 56%. Это самый высокий уровень среди стран ОЭСР.
В результате во Франции самые высокие налоги среди стран ОЭСР (кроме Дании), но это не даёт отдачи в виде более быстрого экономического роста.
Жёстко регулируемый рынок труда отбивает охоту у предпринимателей создавать постоянные рабочие места и нанимать молодых (и не очень молодых) работников. Безработица во Франции равна 9,8%. Это в 2 раза выше, чем в Германии. А среди тех, кому меньше 25, уровень безработицы равен 23%.
3500-страничный трудовой кодекс не обеспечивает необходимой гибкости, что заставляет фирмы широко прибегать к срочным трудовым договорам (часто на срок меньше месяца). На них сейчас приходится более четырёх пятых всех новых контрактов.
Макрон много общался с представителями высокотехнологичных отраслей в бытность свою министром экономики и хорошо представляет себе их нужды. Он собирается в течение 5 лет снизить налог на прибыль корпораций с 33% до 25% и снизить страховые взносы, перенеся часть социальных обязательств на другой налог.
Он хочет поощрить инвестиции в производство, заменив налог на имущество налогом на недвижимость и введя пропорциональный налог на доход от финансовой деятельности.
К 2022 г. он собирается сократить долю государственных расходов в ВВП до 52% и продать изрядную часть государственной собственности.
 «Наш основной принцип – создание среды, которая позволяла бы компаниям добиваться успеха», – говорит Лё Мэр, его правоцентристский министр финансов.
С этой точки зрения начатая в этом месяце реформа рынка труда имеет решающее значение. Она предоставит компаниям более широкие права на переговорах с работниками и снизит финансовый риск при неправомерных увольнениях, т. е. устранит основные препятствия, мешающие фирмам нанимать постоянный персонал.
Дальнейшие реформы вытекают из понимания необходимости приспособить систему правил и гарантий, созданную во Франции в послевоенные годы для того, чтобы защитить рабочие места, к защите самих работников.
«Нам необходимо государство, которое скажет: я не собираюсь вести тебя по жизни, я существую не для того, чтобы делать то, что ты должен делать сам. Кто-то будет справляться с этим хорошо, кто-то – не очень.
Но я защищу тебя, если в твоей жизни случатся крупные потрясения, и помогу тебе приобрести способности, которые позволят добиться успеха», – говорит Макрон.
Правительство намерено, например, заменить мешанину из 35 различных пенсионных режимов одной общей системой, основанной на индивидуальных счетах, а также поощрить трудовую мобильность.
Оно намерено передать большую часть из 32 млрд евро государственных средств, предназначенных для профессиональной подготовки, в руки самих граждан, создав систему личных кредитов (сейчас 62% этих средств расходуется на тех, кто уже имеет работу, и только 14% – на безработных).
Это честолюбивые проекты. Унификация пенсионной системы Франции может занять целое десятилетие, а сокращение государственных расходов может этому помешать. Если правительство добьётся своей цели сократить бюджетный дефицит уже в этом году до 2,9%, то он окажется ниже 3-% отметки впервые за последние 10 лет. Что делает предложенные Макроном реформы более многообещающими, чем все прежние попытки, так это их прозрачность.
О намерениях изменить пенсионную систему в 1995 г. и сделать более гибкими трудовые договоры для молодых работников в 2006 г. ничего не говорилось в ходе предшествовавших этому предвыборных кампаний, что позволило решительно пресечь их с помощью уличных протестов.
Напротив, Макрон подробно оговорил необходимость таких реформ перед выборами, получив тем самым мандат на их проведение. Он собрал в правительстве как специалистов, так и карьерных политиков, чтобы воплотить преобразования в жизнь.
Он также вёл внимательный диалог со всеми заинтересованными сторонами. Мюрьель Пенико, его министр труда, провела около 50 встреч с профсоюзами и предпринимателями этим летом. Похоже, что они нашли конструктивного партнёра в лице Французской демократической конфедерации труда (ЦФДТ) – умеренного профсоюза, который впервые с тех пор, как был основан в 1895 г., сравнялся по числу членов, работающих в частном секторе, с твердолобой Всеобщей конфедерацией труда.
«Французы избрали президента потому, что хотели чего-то нового, – сказал Лоран Бергер, глава ЦФДТ. – Я убеждён, что они хотят, чтобы открытость всему новому проявили все, в том числе и профсоюзы».
Было бы здорово, если бы страна смогла перейти к менее драматичным способам разрешения противоречий. Противостояние на улицах всё ещё сохраняет романтический ореол в общественном сознании.
Реформы Макрона ещё могут ждать нелёгкие времена. Ряд его противников, изображающих его как безоговорочного защитника деловых кругов, будут искать удобного случая для столкновения. Реформам будут сопротивляться и работники государственного сектора.
Макрон не стремится к демонстрации силы, но при необходимости, похоже, готов её применить. Если он сумеет порвать с традициями своих предшественников, проведёт реформы и создаст условия для более устойчивого хозяйственного подъёма, то французская экономика, наконец-то, сможет проявить заложенные в ней возможности.
The Economist, 30 сентября 2017 года.

Прочитано 838 раз

Поиск по сайту