Самое читаемое в номере

Август 1991 Александра Назарова

A A A

В продолжение темы августовского путча 1991 г., поднятого в статье Валентина Мануйлова в выпуске «Улицы Московской» от 21 августа, фотограф Александр Назаров специально для читателей «УМ» рассказывает о той атмосфере, которая царила в Москве в те дни.

Оттепель в то время какая-то была для нас радостная. К этому времени у меня в Европе уже было много друзей, особенно среди фотографов. Поэтому родилась идея проехать на велосипеде по Европе.
Я решил не просто покататься, а сделать еще и рекламу велосипеду. Наш ЗИФ мне отказал. Я связался с Харьковским велозаводом, они приготовили специальный велосипед. Вот времечко было: я утром улетал в Харьков из пензенского аэропорта, 2-3 часа с генеральным директором и главным конструктором мы обсуждали подробности, а в 5-6-вечера я уже был в Пензе. И летал так раза три.
Вторая проблема была с визами. Тогда не было ни Шенгенской визы, ни евро. Чтобы побывать во всех странах, через которые я собирался ехать  (Францию, Бельгию, Голландию, Германию), нужно было советским людям 4 визы. Но мне удалось получить только одну, во Францию.
Во французском посольстве очереди стояли по тысяче человек. Люди жили в Москве, ночевали по три недели, по месяцу, чтобы попасть в посольство. А посольство оформляло 15-20 виз в день. Но когда я был во Франции в 1988 г., я познакомился с атташе по культуре французского посольства Николя Вертом, и он помог мне получить визу.

august91


Сразу встал вопрос о билетах. В те времена до Парижа ходил всего один прицепной вагон, по-моему, к берлинскому поезду: маленькие купе с тремя полками, днём вторая обязательно убрана, иначе сидеть нельзя. Билеты достать невозможно.
В стране бурлили разные процессы... Когда я визу получал, мы, обычные люди, ничего о ГКЧП и не предполагали.
Мне опять повезло на хороших людей. В Москве на волне всех происходящих событий организовались какие-то группы инициативных людей, которые помогали друг другу не из корысти, а просто по доброте душевной.
Я тогда часто в Москву ездил, у меня количество этих знакомых разрасталось. Они и помогли купить билет. Звонят 21 августа: ты 22-го или 23-го должен приехать в Москву и выкупить билет (оформлен-то на меня, нужно предъявить загранпаспорт). Я сунулся – билетов на «Суру» нет.
Это было 21-е, Горбачёв ещё в Форосе, ничего не понятно, все слушают радио и боятся, что закроют границы. Об этом шли очень настойчивые разговоры. Мне все говорили: куда ты едешь, тебя просто из страны не выпустят. 

august91 2


Но друзья достали мне билет до Москвы, в плацкарт, без места, на третью полку. Я на одну положил рюкзак и велосипед, на другую улёгся сам (я вёз огромный рюкзак: тушёнку, примус, думая, что буду, как в России, ночуя в палатке, путешествовать по Франции и снимать рекламу).
Приезжаю в Москву 22 августа и по вагонному радио узнаю, что ночью прилетел из Фороса Горбачёв.
Я с вокзала поехал сразу в Союз фотохудожников России. Он находился на Суворовском бульваре. Это практически центр, перпендикулярно Калининскому проспекту, Дом Правительства недалеко.
Это было такое удивительное место, куда съезжались фотографы со всего Союза, и там при случае можно было день-два переночевать где-нибудь на кушетке. А там, учитывая события, набилось народу огромное количество.
Приехали фотографы со всех регионов, для того чтобы поснимать и узнать все новости. Это было похоже на Казанский вокзал, на какой-то улей: люди приходят, уходят... А я с этим велосипедом, с рюкзаками...
И вдруг все встрепенулись: сегодня (22 августа) митинг будет у Белого дома. И все мы ломанулись туда. (Я взял свой фотоаппарат и по ходу фотографировал, но многих фотографий и негативов не осталось: как-то небрежно к этому отнёсся).
Мы обогнали процессию с огромным флагом на Новом Арбате. Тогда ведь не было никакой охраны, никакой милиции. Были какие-то самоорганизованные люди, которые выстроили цепочку от толпы. Если проник за эту цепочку, то стоишь близко к выходу из Белого дома.
Мне удалось как-то просочиться. На верхнем балкончике выступал Ельцин. Всё, творящееся вокруг, будоражило. Что именно он говорил, я не вникал: самое главное – толпа, которая аккумулирует эту энергию протеста.
Потом Ельцин спускается вниз. Причём он ходил очень быстро. Так остальные, кто пониже ростом, за ним семенили... Он вышел без всякой охраны, и тут пошли машины с погибшими ребятами – обычные ЗИЛы, всё на скорую руку сделано. Поговорили, попрощались, он ушёл.
Я опять вернулся в Союз фотохудожников, а там не прекращается броуновское движение. Вечером все убежали на площадь перед зданием тогдашнего КГБ сносить памятник Дзержинского.
Наступило 23 августа. Уезжал я 26-го, пришлось ждать в Москве. За 2 дня буквально стало всё успокаиваться, всех, кого надо, арестовали. Ельцин, наверное, принял решение не ужесточать режим.
Когда я сел в вагон, он был полупустой, потому что наших не было – одни иностранцы. Поехал я в Европу – это уже другая история. Но через 25 дней я вернулся в совершенно другую страну.  
А Париж весь был увешан портретами Ельцина. Он был героем, во всех газетах писалось о пришествии демократии в Советский Союз... Я же с обычными людьми общался, не с политиками, – все они с энтузиазмом приняли происходящее у нас.

Фото Александра Назарова

Прочитано 1295 раз

Поиск по сайту