Конфликты памяти и память о конфликтах в Европе. Почему Россия и Запад часто не могут понять друг друга?

A A A

mspi aСесиль Вессье, профессор славистики Университета г. Ренн, что во Франции (Universite Rennes 2 Haute Bretagne), автор нескольких книг, посвящённых культурным проблемам СССР, дала этому своё объяснение на семинаре Московской школы гражданского просвещения (27 июля – 2 августа).

Сесиль Вессье говорила по-русски, весьма экспрессивно. Она сразу подчеркнула, что сегодня особенно важно тесное общение России и Запада, не только  экспертов, но и простых людей, потому что «все кому не лень говорят о начале новой странной холодной войны».
«Это не значит, что мы будем соглашаться во всём. Скорее всего, мы будем спорить. Но мы будем спорить, как спорят в больших семьях, где есть разные точки зрения, – сказала Сесиль Вессье. – Я попытаюсь объяснить, почему у нас разные взгляды на наше более или менее общее прошлое».
Чувства и факты
О прошлом рассказывает история (наука). Прошлое хранит наша память.
Разница между историей и памятью очевидна историкам, заметила Сесиль Вессье, но не всегда людям, которые историю не изучали.
Память всегда субъективна, связана с чувствами и эмоциями. Она существует на разных уровнях: индивидуальная память, семейная, память общества, память целой страны.
Для памяти доказывать не обязательно.
История базируется на источниках, на фактах, на архивных документах. Для истории необходимо доказывать, стремиться к максимальной объективности. Абсолютной, как известно,  достичь  невозможно. К сожалению, история иногда пишется по заказу.

mspi
Болью шутить нельзя
«Надо понимать, что политики могут использовать наши чувства и памяти в своих целях. СМИ используют боль, семейные понятия (во Франции меньше, в России больше), чтобы оправдывать войну, которую никак нельзя оправдать. Якобы «фашисты» в Киеве – но это не те нацисты-немцы, которые были во время войны. А у людей сразу поднимается волна гнева: надо их изгнать!»
Семейная память – это то, с чем нельзя шутить, это память о родителях, о бабушках и дедушках: «Оскорбили любимого человека, и это моя боль».
Сесиль Вессье привела примеры семейной памяти (её родной отец был участником Сопротивления, узником Дахау; бабушка её русской подруги пережила блокаду Ленинграда) и сказала, что участники событий нередко говорят: «Историки никогда ничего не смогут рассказать, потому что они не смогут этого понять. И слава Богу, что вы этого не испытали».
Однако Сесиль Вессье уверена: если историки не расскажут, завтра это снова может произойти.
Три памяти о ХХ в.
Сесиль Вессье не стала фокусироваться на вопросе, как и почему формировались центральные круги памяти в разных частях Европы. Её основная идея – принять эту данность и постараться понять друг друга.
В Европе есть три общественных памяти о ХХ в. и Второй мировой войне: память Западной Европы, память Центральной и Восточной Европы, Российско-советская память.
Сесиль Вессье сослалась на немецкого политолога, который говорит о разных кругах памяти. Первый круг – то, что для нас важнее всего. Это можно назвать символом национального сознания.
На Западе первый круг – это память о Холокосте.
В Центральной и Восточной Европе первый круг – это преследования граждан со стороны установившегося после войны коммунистического режима.
В России – это победа в войне после страданий.
«Это значит, – подчеркивает Сесиль Вессье, – что у нас разные памяти о ХХ в. В центре – Вторая мировая война, но проблема не решена до сих пор.
В двух случаях память концентрируется вокруг жертв: коммунистической партии и расовой политики нацизма. Здесь тоже есть разница. На Западе мы помним о меньшинстве, о людях, проживших ужасную судьбу, но их меньшинство.
В Восточной Европе – это большинство, это «мы», «мы страдали от политических преследований».
В России это праздник: был страшный ужас, но мы совершили подвиг и мы победили. То есть это совершенно разные взгляды на те же самые события. Здесь есть над чем подумать».
Если сегодня забудем – завтра повторится
Сесиль Вессье на примерах разных европейских стран доказывала, что бесполезно и опасно пытаться предать забвению память о прошлых конфликтах.
«Холокост ставит под вопрос все принципы и ценности, которые были до войны: если мы использовали прогресс для того, чтобы убивать невинных женщин и детей, то что делать с ценностями, которые были у нас с XVIII в.?
Как человек я могу сказать, что я ни при чём. Но как француз – не могу. Потому что французы арестовывали евреев во время войны. И в 1995 г. президент Франции Ширак заявил об этом. Мы, которые знаем о правах человека больше всех, оказывается, тоже виноваты».
Сесиль Вессье говорила, что люди не хотели копаться в прошлом, ни во Франции (о коллаборационизме), ни в Германии (о нацизме).
Но если не задавать себе вопросы: почему это произошло, почему вдруг люди стали арестовывать двухлетних детей (только потому, что они евреи?) для отправки в газовую камеру – это может завтра повториться.
Общая боль сплачивает
Сесиль Вессье напомнила, как Ющенко пытался сплотить нацию на общей боли о голодоморе. Музей трёх оккупаций в Прибалтике, так шокировавший россиян, – это крик души, считает Сесиль Вессье: «наших дедушек убили».
По её мнению, в Польше и Прибалтике нет антирусских настроений: люди просто хотят знать, кто убил их предков (Катынь, депортации в Прибалтике).
Сесиль Вессье привела Польшу в качестве примера, как в обществе произошла эволюция в отношении к Холокосту. Освоить «память Запада» было необходимо, вступая в Евросоюз. В свою очередь, на Западе узнали больше о коммунистических репрессиях.
Сталинизм – проблема настоящего и будущего
Сесиль Вессье констатировала, что в России из трёх видов европейской памяти о ХХ в. есть память о Победе, но о Холокосте и о политических репрессиях – нет. Попытки поднять тему уничтожения евреев были у Евтушенко, Шостаковича и других. Отрадно, что в России будет, наконец, опубликована Черная книга. Печально, что это частная инициатива.
Однако «главная беда России – это сталинские чистки» (Сесиль Вессье использовала именно это слово, а не более употребительное у нас «репрессии»).
Убили, расстреляли, депортировали ни за что миллионы людей. В советское время об этом официально не говорили. Немного – во время оттепели, гораздо больше – во время перестройки.
Но «изучать нужно до конца», – процитировала Сесиль Вессье Лидию Чуковскую. И добавила: в России до конца не сделано. Общество «Мемориал» 20 лет ведёт работу, получает признание всех историков мира, а дома – «иностранный агент».
Сесиль Вессье напомнила о фильме «Покаяние» Тенгиза Абуладзе, привела слова писателя Анатолия Рыбакова: «Сталин и сталинизм – это проблема не прошлого, а настоящего и будущего».
«Если вы допускаете, чтобы были убиты миллионы ваших соотечественников сейчас, то почему не завтра? Какую цену имеет человек сегодня в России, если можно об этом забывать?» – спросила она.
Её очень удивил учебник по новейшей истории Филиппова, по которому 1930-е гг. – это, оказывается, годы не чисток, а модернизации.
«Получается, что память Восточной и советской Европы не совпадает. Если жертвы оправданы, значит, Сталин был не таким уж плохим, а был скорее положительным явлением для России. И получается, что можно убивать россиян для какой-то высокой цели. Эта память совершенно отличается от Западной Европы: нельзя убивать даже меньшинство».
Сесиль Вессье задалась вопросом: почему официальная Россия не хочет представить себя как жертва сталинизма?
«Примирения не может произойти, пока не будет сказано, кто, когда, кого убил. Это создаёт геополитические проблемы. У нас в Европе идут рассуждения о том, можно ли считать нацистские и сталинские преступления преступлениями одного уровня».
«Мы, европейцы, потеряли очень много людей в ХХ в. Давайте делать всё, чтобы это не повторялось ни у нас, ни у вас».

Прочитано 1957 раз

Поиск по сайту