Самое читаемое в номере

Будни реанимации областной больницы

A A A

Специально для «Улицы Московской» рассказывает Михаил Юматов, заведующий отделением анестезиологии-реанимации № 2 Пензенской областной клинической больницы им. Н. Н. Бурденко.

yumatov– Михаил Владимирович, когда и почему Вы стали реаниматологом?
– Я окончил Ивановскую государственную медицинскую академию в 2004 г. В Пензенской областной больнице им. Н. Н. Бурденко работаю с 2011 г.
Большинство студентов моего времени подрабатывали медбратьями, санитарами. Я тоже подрабатывал и попал в отделение реанимации. Когда увидел работу врача-реаниматолога, понял, что эта отрасль медицины моя.
– Какие качества необходимы, чтобы работать реаниматологом?
– Основное качество – это стрессоустойчивость, то есть выполнение определенных действий, несмотря на критическую ситуацию. Человеку без стрессоустойчивости будет сложно в этой специальности.
– Как Вы считаете, это врожденное качество или его можно в себе воспитать?
– Сложно сказать. У меня, наверное, врожденное. Кто-то, может быть, его развивает. Может, у меня оно развилось в период работы медбратом, когда я был студентом.
– Врачами-реаниматологами чаще бывают мужчины или женщины?
– У нас в отделении много женщин, примерно половина. В последние годы такая тенденция, что в эту специальность, на мой взгляд, мужскую, идут девушки.
– Расскажите, пожалуйста, об отделении, которое Вы возглавляете.
– У нас в больнице два отделения анестезиологии-реанимации. Первое отделение занимается вопросами анестезиологии, а мое отделение, второе, именно реанимационное отделение.
Оно состоит из нескольких блоков. Блок общей реанимации – 21 койка. Блок нейрореанимации (для пациентов с нарушением мозгового кровообращения) – 12 коек. И блок кардиореанимации (для пациентов с острым коронарным синдромом, с инфарктом миокарда) – тоже 12. Так было в доковидный период.
– Что изменилось с приходом коронавируса?
– Реанимация находится в структуре инфекционного госпиталя. Максимально у нас лежало 65 человек, из которых 47 были на искусственной вентиляции легких. Мы готовы были расшириться и больше. Палаты оборудовались специальными койками, аппаратами ИВЛ, следящей аппаратурой, мониторами.
– А как решался вопрос с кадрами? Сколько в отделении врачей, и сколько пациентов приходилось вести одному врачу?
– У меня в отделении всего 20 врачей. Коллектив достаточно молодой, всего один сотрудник не работал в связи с возрастом. Но с кадрами было тяжело, потому что врачи, также как и все население, болели. Выходило одновременно 4-5 врачей-реаниматологов. Они вели от 10 и больше пациентов.
– Реаниматологи и до пришествия ковида были дефицитной специальностью. Вам приходится дежурить как обычному врачу?
– Как врач в период спокойствия я беру 4-5 дежурств в месяц. В период весенне-летний было гораздо больше. Днем я работал как заведующий отделением, а потом выходил дежурить как один из врачей.
– В обычном стационаре врач работает с восьми до трех, а какой режим работы у врача в отделении реанимации?
– Врач-реаниматолог выходит на суточное дежурство.
– Как 4-5 дежурных реаниматологов справлялись с возросшим количеством пациентов?
– Конечно, у нас были помощники реаниматологов – временно переквалифицированные специалисты: нейрохирурги, лор-врачи. Врач-реаниматолог непосредственно определял стратегию и тактику ведения пациента, а какие-то практические аспекты, например транспортировку пациента на компьютерный томограф, ведение медицинской документации, осуществляли врачи-помощники реаниматологов, за что им огромное спасибо.
– То есть вам помогали врачи с хорошим опытом в других специальностях, а не стажеры?
– У нас были и стажеры – клинические ординаторы по нашей специальности, – и врачи-специалисты в других областях.
– Много было помощников?
– Было по-разному, в связи с тем что многие болели. Нам помогали и сестры операционного блока.
– Сколько переболело ваших сотрудников?
– Из врачей, наверное, две трети. Медсестер приблизительно столько же.
– Что-нибудь изменилось в ежедневной работе реанимации в связи с ковидом?
– Работа стала интенсивнее. Потому что, когда пациент с новой коронавирусной инфекцией становится реанимационным, это пациент с дыхательной недостаточностью.
Ему нужно проводить тот или ной метод респираторной поддержки, в том числе искусственную вентиляцию легких. Это требует от врача наблюдения, подбора параметров, анализа лабораторных данных, анализа рентгенологических данных.
Большой процент времени врача-реаниматолога проводится именно в палате реанимации, поэтому еще раз спасибо помощникам, которые взяли на себя функции, в доковидное время тоже возложенные на врача-реаниматолога.
– Сколько времени больной ковидом проводит в реанимации до того, как станет возможным его перевод в обычную палату?
– Все протекает индивидуально. Зависит и от возрастных особенностей, и от сопутствующей патологии, от степени поражения тканей. У нас лежали от нескольких дней до нескольких недель.
– Больные ковидом часто попадают в реанимацию в сознании? Они могут разговаривать?
– По-разному бывает. Есть пациенты с нарушенным сознанием и в силу тяжести заболевания минимально контактные. Есть более легкие, которые могут контактировать и воспринимать окружающую действительность.
Один из методов респираторной поддержки – прон-позиция, дыхание на животе, другой – латеропозиция, дыхание на боку. Если человек в сознании – сам может перевернуться, если нет – то мы его переворачиваем. Это опять же коллективная работа врача-реаниматолога и помощника. В этом как раз и проявлялась взаимопомощь.
– Сколько же нужно медсестер и врачей, чтобы лечить пациента в реанимации?
– Согласно приказу Минздрава о порядке оказания медицинской помощи по нашему профилю, должен быть один врач на трех пациентов и одна медсестра на двух. Но это в идеале: не в войну и не в эпидемию. Конечно, реально нет такого.
– Ваши 20 основных врачей и врачи-помощники как справлялись с возросшей нагрузкой в условиях коронавируса?
– Так случилось, что у меня молодой коллектив, и некоторые врачи до начала эпидемии работали всего год. Это была, конечно же, проверка на прочность. И мне очень приятно, что все доктора ее прошли. И в целом вся работа медицинской организации очень показательна.
Впервые мы столкнулись с тем, что многопрофильное медицинское учреждение, можно сказать, в одночасье перепрофилируется в инфекционный госпиталь, где становится инфекционистом, например, врач-сосудистый хирург, который делал тонкие операции на сердечно-сосудистой системе, и в общем-то качественно выполняет свою новую работу.
Это один из позитивных моментов, которые я ощутил. Я горд своим коллективом, всем коллективом больницы. Мы, я думаю, достойно работали и продолжаем работать.
– Михаил Владимирович, Вы тоже переболели ковидом?
– Нет, не болел.
– Как Вам удалось совместить работу с семьей? Приходилось ли пользоваться гостиницей на территории больницы?
– Конечно, чтобы стрессоустойчивость сохранялась, нужно как бы переформатироваться, приходя домой. Переставать быть врачом, руководителем отделения, а быть отцом, мужем, сыном.
Это обязательно, без этого нельзя. Поэтому я старался не покидать семью, в гостинице оставался, но нечасто. Так как я работаю в инфекции, дома был изолирован, но общение с семьей необходимо.
Огромное спасибо администрации, что были организованы и гостиница, и питание, и транспорт – два автобуса возили сотрудников. Это большая помощь.
– Вернемся к вопросу о пациенте в реанимации. Одна из ковидных страшилок: «Вы попадете в реанимацию и будете лежать голый под простыночкой». Это так?
– Во-первых, это требование санитарно-эпидемиологического режима, чтобы пациент был без одежды. Во-вторых, это рабочие требования – удобнее оценивать состояние пациента, когда он полностью визуализируется.
– А как реагирует на это пациент, который с дыхательной недостаточностью, находясь в сознании, попал в реанимацию? Стресс не подрывает ресурс пациента на выздоровление?
– Естественно, пребывание пациента в условиях реанимации – ковид это или не ковид – это определенный стресс. Особенно для пациента в возрасте, у которого есть определенные привычки. Есть, например, очки, которые для него неотъемлемый атрибут, или вставная челюсть. В реанимации постоянно горит свет (вечером притемняется, когда меньше процедур), что влияет на периоды сна и бодрствования. Конечно, психологически это приносит дискомфорт, особенно возрастным пациентам.
– Почему запрещена вставная челюсть?
– Нужно, чтобы был доступ к ротовой полости, это раз. Во-вторых, состояние реанимационных пациентов лабильное. Оно может ухудшиться в одночасье, и эта челюсть может аспирировать дыхательные пути, поэтому одно из условий – она должна быть снята. Это понятие безопасности пациента. Очки мы иногда разрешаем. Но по санитарно-эпидемиологическому режиму вещи из дома не должны быть в реанимации.
– От чего зависит, выживет пациент реанимационного отделения или нет?
– Есть определенные алгоритмы, рекомендации, но пациент не машина, он индивидуален, со своими особенностями здоровья и со своей историей болезни. Здесь, конечно же, нужно оценивать все вкупе. Несмотря на наличие алгоритма, это все-таки индивидуальный подход.
–Что самое важное для Вас в работе?
– Чтобы пациент выжил, потому что мы наиболее часто из всех врачей сталкиваемся со смертью. Работа реаниматолога такова, что каждую смерть врач пропускает через себя. А выздоровлению мы радуемся, но это и есть наша обычная работа. Есть пациенты, которые длительно находятся в реанимации, и порой опускаются руки, и не знаешь, что предпринять, но потом находится какое-то решение.
Я хочу еще раз поблагодарить своих сотрудников: они достойно и с честью несут свой труд. И хочу пожелать им всего самого наилучшего, прежде всего, конечно же, здоровья.

Интервью взяла Екатерина Куприянова

Прочитано 1323 раз

Поиск по сайту