Знаки судьбы
Родился я в 1946 г. в Пачелме, после окончания войны. Родители оказались здесь проездом: ехали к месту службы отца в Туркмению. В то время он был председателем военного трибунала дивизии, и после войны его направили в г. Мары.
В Туркмении мы прожили недолго. В
1947 г. отец демобилизовался, и его направили в распоряжение Пензенского обкома КПСС. Вскоре отца избрали судьей в Лунинском районе.
Через некоторое время его перевели в Никольск, и 5 лет мы жили там. Там же я начал ходить в школу (в 1952 г.). Волею судьбы мы оказались за одной партой с Алексеем Казаковым (будущиЙ ректоро ПГПУ – прим. «УМ»).
Когда я учился в 6 классе, отца снова перевели – в Шемышейку. Там я получал образование вплоть до 9 класса, а потом отца перевели «на гражданку», и семья снова вернулась в Никольск.
Как сейчас помню: родители уехали с младшими на машине, а мне нужно было дождаться справки из школы. А затем я летел самолетом из Шемышейки в Пензу, а оттуда – в Никольск. Это был мой первый самостоятельный полет.
В 1963 г. я окончил Никольскую среднюю школу № 1 с серебряной медалью. Четверка была только по русскому языку.
При учебе в школе у меня не было проблем с математикой, физикой и химией. Гуманитарные науки тоже шли на отлично, но стремления к ним никогда не было. Поэтому уже в 9 классе я начал учиться в заочной школе физтеха, которую успешно закончил.
В Пензе был единственный технический вуз – политехнический институт. Туда я и направил свои стопы.
В тот год был массовый наплыв абитуриентов. Я сдал экзамены, но не прошел по конкурсу.
Уже будучи ректором и разыскав свое личное дело, я обнаружил такую вещь: мне тогда в общую сумму баллов не засчитали экзамен по иностранному языку. Там стояла строка «английский язык», а я изучал немецкий, и оценка за него туда не попала. А если бы мне это засчитали, я бы прошел по баллам.
Я спросил человека, который был тогда ответственным секретарем: «Виктор Николаевич, как же ты проглядел будущего ректора?» А он мне и говорит: «Если бы я не проглядел, ты бы и ректором не стал. Так судьба сложилась».
А тогда, в 1963 г., меня зачислили на вечерний факультет. Там я проучился 2 года, параллельно работая токарем на дизельном заводе. Иногда нужно было выходить и в 3 смену. После института прибежишь – и на работу. Потом договорились так, что я работал только в 1 смену.
На 3 курсе перешел в дневную группу на новую специальность «Радиомеханические устройства», связанную с развитием оборонных отраслей.
Кафедра тоже была новая, и мы все учились друг у друга. Был там единственный кандидат наук – заведующий кафедрой Генрих Александрович Васильев. Я у него потом стал первым аспирантом.
Сразу после окончания института меня оставили работать на кафедре. В то время было очень много научных тем оборонной проблематики. Я только еще делал диплом, а на мне уже висела тема Куйбышевского завода. Мы для него делали прибор контроля изделий. Собственно, этот аппарат и послужил основой для моей кандидатской.
В институте я работал инженером, потом ассистентом. В 1971 г. я поступил в аспирантуру, а уже в апреле 1974 г. защитил кандидатскую. Получился парадокс: стипендию аспиранту должны платить 3 года, а я уже защитился на полгода раньше. Начали думать, искать – куда эти деньги девать. Я-то уже ушел из аспирантуры.
В 1976 г., когда мне было 30 лет, меня избрали деканом приборостроительного факультета. Средства на оборонку в те годы государством активно выделялись, инициатива и знания у нас были. Наша кафедра бурно росла и развивалась.
Информатизация взрывов
Моя кандидатская была связана с темой дистанционного подрыва боеприпасов. В то время только начали использовать различные физические поля для подрыва боеприпасов. Использовали электромагнитное излучение, оптическое, радиолокационное.
А кафедра моя начала заниматься использованием пассивных полей, которые связаны со структурой земли – сейсмикой.
Идет человек по земле, и всплески импульсов от его шагов можно с помощью специальных датчиков фиксировать, обрабатывать и распознавать, что это за объект. Идет гражданская машина – у нее один спектр. Идет танк или БМП – другой спектр.
Такой прибор ждет, слушает, ловит сигнал, не обнаруживая себя. У него может быть множество тактических целей, начиная от подрыва и вплоть до передачи информации в космос, а из космоса – на какую-нибудь базу, где военные зафиксируют скопления танков. И такой датчик лежит где-нибудь в лесу, и зимой, и летом, и в дождь, и в зной.
Нам нужно было записать массив сейсмических сигналов, которые потом составили банк данных. Надо было «научить» прибор, как работать в реальном масштабе времени с ограниченным энергетическим ресурсом.
Это одно направление. Вот еще одно: 50 лет назад системы подрыва снарядов использовали в основном силу инерции. В момент выстрела возникает осевая сила инерции, и в это время снимаются все ступени предохранения, причем механическим путем – шарики и стопора внутри оседали и возводились.
Однако в зависимости от температуры снаряд может полететь или выше, или ниже. Соответственно, снаряд пролетает за одно и то же время разное расстояние, а его осколки могут и не попасть в цель.
Тогда была поставлена задача: как измерить не время, а расстояние, которое пролетает снаряд до подрыва. Мы начали исследовать разброс траекторий различных боеприпасов – больших, маленьких, средних.
А потом – разрабатывали специальные датчики, которые позволяли измерить центробежные силы инерции, осевые перегрузки, увязывали поступательную скорость с вращательной. Мы создали большую гамму таких датчиков. Часть из них используется и сегодня.
Вуз: вехи истории
С 1976 г. по 1986 г. я работал деканом. В 1986 г. меня назначили проректором по учебной работе, а потом перевели на должность первого проректора. В этой должности я проработал до 1998 г., а в 1999 г. меня избрали ректором. Кроме того, в 1992 г. меня назначили заведующим кафедрой, которая сейчас называется «Автономные информационные и управляющие системы».
Профессором я стал, не имея докторской степени: это почетное звание я получил в
1991 г. за подготовку кадров, за науку, за мои книги и учебные пособия. А докторскую я защитил только в 2001 г.
Теперь что касается того, как с годами менялась жизнь в вузе. Когда я начинал работать проректором, в политехе не было нынешнего 8 корпуса, а 4 и 5 общежития только строились. Естественно, не было 10 корпуса и мединститута.
Потом министром образования стал Геннадий Алексеевич Ягодин: он наш земляк, лунинский. Он привнес некоторую живую струю в развитие высшей школы. У вузов стало больше свободы и возможностей. При нем мы стали развиваться более интенсивно.
К середине 80-х у нас был технический вуз без гуманитарных специальностей. И к моменту приходу Ягодина мы начали задумываться о будущем. Конкурс на технические специальности падал, приходилось брать всех, кто подал заявления. Естественно, снижалось качество. И мы поняли, что у нас несбалансированный прием и одностороннее развитие.
Мы начали открывать новые специальности. Вначале открыли экономику. Будучи первым проректором, на заседании экспертного совета в Министерстве образования и науки я часа три отстаивал свою позицию по открытию этой специальности. Тогда спрашивали: зачем в Пензе нужны экономисты?
А потом пришла пора Ельцина, учебные планы начали менять. Убрали марксистско-ленинскую философию и научный коммунизм. А люди-то остались, куда их деть?
Кафедру «Научный коммунизм» перепрофилировали в кафедру «Государственное и муниципальное управление». Кафедра марк-систско-ленинской философии стала просто кафедрой философии. Вместо кафедры «История КПСС» создали «Связи с общественностью». А кафедру политэкономии преобразовали в «Мировую экономику».
И все эти кафедры закрепили на технических факультетах с тем, чтобы не прошедшие по конкурсу шли на эти специальности. И народ к нам потянулся. Затем мы получили статус технического университета. Мы долго за это боролись, соперничали с тульским вузом за квоту Бауманки.
Мы развивали научную сторону деятельности университета. Открыли диссертационные советы по вычислительной технике, машиностроению, приборостроению и защите информации.
К концу 90-х мы достроили 4, 5 общежитие и 8 корпус. Наш городок оформил свой облик.
В качестве технического университета вуз начал открывать новые специальности. Мы пролицензировали медицинскую и юридическую специальности, открыли новые специальности по экономике. Так мы подошли к статусу государственного университета и в 1998 г. получили этот статус.
Я принял университет уже в качестве государственного. Это было тяжелое время. Не было средств. «Коммуналку» министерство выделяло натурой: краской, машинами, автобусами, камазовской резиной. Пришел вагон камазовской резины: вот вам на тепло и энергию. Но мы смогли вывернуться из такой сложной ситуации.
Мы начали тотальную работу с выпускниками средних школ: организовали платные курсы. Выпускники этих курсов сдавали экзамены в более ранние сроки. За счет того, что мы бросили туда все силы, к нам пошел народ.
Заработав достаточно средств, мы уговорили Василия Кузьмича Бочкарева, и он отдал нам недостроенную поликлинику на территории больницы Семашко. За счет наших денег мы за 2 года достроили это здание и перевели туда экономический факультет. Там теперь прекрасные условия, соответствующие всем требованиям.
Это одна веха. Еще одна – получение лицензии на медицинскую специальность. Причем лицензию нам прислали в июне, уже шел прием документов.
И мне пришлось в срочном порядке организовывать приемную комиссию под медиков, создавать кафедры, вытаскивать людей из Саранска и Саратова. Под этих профессоров нам выделили квартиры: здесь Александр Серафимович Калашников нам здорово помог.
Потом мы начали искать место для медицинского института. А к тому времени как раз развалился НИИВТ. Я пришел к губернатору с просьбой выделить нам их здание. Он мне говорит: «Миллион найдешь?» А в то время деньги у нас уже появились. И за миллион с небольшим мы купили этот корпус.
Когда мы пришли туда, внутри было такое убожество! Размороженные трубы, везде разруха. Мы провели капитальный ремонт, укрепили фундамент. И уже через год мы туда переехали.
А в 2012 г. пошла тенденция на слияние вузов. Разговоры о присоединении педагогического университета шли еще в 2010 г., когда ректором там был Казаков, но он тогда отказывался от этого. А в 2012 г. было принято окончательное решение об объединении.
За год после этого решения мы смогли объединиться без конфликтов. Главным козырем являлось то, что базовая зарплата нашего вуза была почти в 2 раза выше, чем базовая зарплата в ПГПУ.
И потом, мы все-таки действовали аккуратно. Мы сохранили действующие научные школы и те кафедры, которые не дублировали друг друга. Оставили самостоятельный статус пединститута и даже имя Белинского. Это позволило стабилизировать положение.
Я и раньше считал, и сейчас считаю, что объединение нас с Пензенским педагогическим институтом было просто необходимо, и сделать это надо было раньше. Если бы мы объединились раньше, то смогли бы попасть в число национальных исследовательских университетов. Мы просто время потеряли.
От объединения выиграли все, хотя многое еще нужно сделать. Все-таки педагогический институт остается отдельным. Но я понимаю, что ему надо оставить самобытность. Я потому на это и пошел в свое время.
Жизнь президента
Моя нынешняя должность президента ПГУ – выборная. В уставе университета она была предусмотрена. Кандидатуру вносит в Ученый совет университета министр образования, и совет принимает решение.
Я выполняю представительские функции, решаю по поручению ректора вопросы, связанные с развитием университета, с развитием научных исследований.
Сейчас я курирую работу диссертационных советов, поскольку сам в свое время приложил к их деятельности много сил. Еще я курирую спорт высших достижений.
А помимо работы у меня за жизнь было столько увлечений! В молодости я увлекался лыжами, имел первый разряд. Потом, будучи студентом, занимался штангой.
Затем отошел от спорта, ушел в науку. Зато мой сын был в спорте: он занимался легкой атлетикой и даже становился призером первенства России в эстафетном беге.
Позднее я увлекался рыбалкой, охотой, разводил пчел. Сам построил дачный дом в Золотаревке. Могу делать все – столярные, кровельные работы, печки класть, штукатурить, электрику делать.
Сейчас я от подобной активности немного отошел, но все равно иногда занимаюсь такими вещами.
Работы пока хватает.
А к юбилею я пожелал бы себе только здоровья.
