Самое читаемое в номере

«Величайшее Прохоровское танковое сражение» на Курской дуге: мифы и реальность

A A A

В этом году 5 июля исполнилось 75 лет со дня начала одного из самых важнейших сражений Великой Отечественной войны – Курской битвы.
Однако мало кто знает, что фонды архива Министерства обороны по Курской битве были рассекречены только в 1993 году!
Но позвольте, а как тогда советские исследователи изучали историю Курской битвы? Так они ее и не изучали, а просто по заданию партии сочиняли пропагандистские мифы о битве.
Одним из таких мифов стало описание знаменитого танкового сражения под Прохоровкой на южном фасе Курской дуги 12 июля 1943 г.

map
Кто не помнит знаменитые кадры из советского фильма о Курской дуге из цикла «Освобождение» о танковых армадах, несущихся навстречу друг другу, в основу которых легла советская трактовка этих событий, немалую лепту в которую внес П. А. Ротмистров, командующий 5-й гвардейской танковой армией в Прохоровском сражении.
Сам Ротмистров в своих мемуарах красочно описывает это так: «немцы и мы одновременно перешли в наступление…, навстречу двигались две громадные танковые лавины…, танки первого эшелона … лобовым ударом врезались в боевые порядки немецко-фашистских войск, стремительной сквозной атакой буквально пронзив боевой порядок противника…  Танки наскакивали друг на друга и, сцепившись, уже не могли разойтись, бились насмерть, пока один из них не вспыхивал факелом или не останавливался с перебитыми гусеницами… Гитлеровцы, очевидно, не ожидали встретить такую большую массу наших боевых машин и такую решительную их атаку».
В школьных учебниках по истории до сих пор говорится о том, что это было крупнейшее танковое сражение Второй мировой войны, окончательно похоронившее немецкое наступление.
А что же было на самом деле? Сражение под Прохоровкой было, но все было не так, и итоги были не те.
В наше время нашлись честные и добросовестные историки, которые решили разобраться, как же на самом деле развивались события на Курской дуге. В первую очередь я хотел бы выделить военного историка Валерия Замулина, автора фундаментальных трудов «Прохоровка. Неизвестное сражение великой войны» (2006 г.), «Засекреченная Курская битва» (2008 г.), «Курский излом» (2008 г.), «Забытое сражение Огненной дуги» (2009 г.).
Впервые в нашей литературе он детально описал ход сражения на южном фасе Курской дуги, опираясь на архивные данные Министерства обороны, немецкие документы из архивов Германии и США, а также неизвестные воспоминания ветеранов битвы, которые хранились в музее «Прохоровское поле» и не были опубликованы в советское время.
Книги уникальные: огромные фолианты по 800-900 страниц, в которых чуть ли не поминутно описаны события Курской битвы с массой статистических таблиц. Недаром его книга о Курской битве в 2017 г. была издана в Англии, так как его труды вызвали огромный интерес среди военных историков во всем мире.
Одновременно хотелось бы отметить книги Виталия Горбача и Дмитрия Хазанова, в которых авторы, опираясь на рассекреченные материалы Министерства обороны и немецкие данные, показали реальную картину воздушных боев во время Курской битвы (например, книга В. Горбача «Над Огненной дугой», 2007 г.).
Так что же было на самом деле под Прохоровкой в июле 1943 г.?
5 июля на южном фасе Курской дуги, в районе, который обороняли войска генерала Н. И. Ватутина, в наступление перешли немецкие войска под командованием фельдмаршала Манштейна.  Главную ударную силу Манштейна составляла 4 танковая армия генерала Г. Гота.
Именно здесь, на юге, сложилась критическая обстановка, угрожавшая прорывом немцев к Курску, так как на севере Курской дуги наступление немцев захлебнулось. Уже на третий день ожесточенных боев Ватутин исчерпал все резервы, поэтому И. В. Сталин, скрепя сердцем, дал согласие на переброску к Прохоровке мощной группировки из более чем 1000 танков: 5-ю гв. танковую армию П. А. Ротмистрова и два отдельных танковых корпуса, а также 5-ю гв. общевой-сковую армию А. С. Жадова.
Эти войска (100000 человек) планировалось использовать для преследования отступающего противника, но обстановка изменила планы нашего командования.
План контрудара, который был разработан в штабе Ватутина, предусматривал достижение глобальной цели: ударом с двух сторон (главный – со стороны Прохоровки, вспомогательный – ему навстречу) окружить и разгромить вклинившуюся группировку немецких войск, а затем перейти в контр-наступление.
Главная роль отводилась 5-й гв. танковой армии Ротмистрова, который выделил для главного удара два танковых корпуса – 18-й Б. С. Бахарова и 29–й И. Ф. Кириченко. Они должны были атаковать 2-й танковый корпус СС на фронте шириной около 6 км в лоб и пройти 30 км для его окружения. Другие силы наносили удары в других местах, сковывая силы немцев.
Утром перед атакой оба корпуса имели 367 танков и 20 САУ. Их должны были поддержать две стрелковые дивизии.
Однако из этого количества танков более трети (в 18-м корпусе – 36%, в 29-м корпусе – 39%) составляли легкие танки Т-70, не представлявшие угрозы для немецких танков.
2-й танковый корпус СС имел 236 танков и 58 штурмовых орудий (САУ), причем новых танков Т-4 с 75-мм длинноствольной пушкой было всего 91 единица, а знаменитых «тигров» – всего 15 штук!
Таким образом, под Прохоровкой с обеих сторон было задействовано всего около 700 танков и САУ, но никак не 1200-1500, как утверждала советская историография.
Знали ли немцы о готовящемся контрударе?
Советские историки утверждали, что удар для немецкого командования был неожиданным, и, как утверждал Ротмистров, «враг был ошеломлен».
На самом деле все было не так. Никакой внезапности для немцев контрудар не имел, так как воздушная разведка прекрасно видела колонны техники, идущей днем к Прохоровке.
Более того, немецкие архивные документы свидетельствуют, что еще на этапе подготовки операции «Цитадель» (немецкое название Курской битвы) генерал Гот, который не верил в успех операции по окружению двух советских фронтов под Курском, убедил Манштейна в том, что главная реальная задача – это уничтожение советских танковых резервов, которые русские неизбежно перебросят именно под Прохоровку в силу рельефа местности (другого удобного пути не было).  
Поэтому он предлагал после прорыва оборонительных рубежей русских не идти прямо на Курск, а повернуть танковый корпус СС к Прохоровке, чтобы не допустить флангового удара советских танков по наступающим на север войскам. Манштейн согласился.
Получается совсем не так, как у советских историков, которые утверждали, что к Прохоровке немцы вышли, потому что искали новые пути прорыва обороны советских войск, так как наступление на Курск начало пробуксовывать.
На самом деле немцы методично выполняли свой план: не прорвемся к Курску, так хоть выбьем советские танковые резервы.
Зная о возможном контрударе, Гот на 12 июля отдал приказ дивизии СС «Лейбштандарт», на которую ожидался основной удар советских танков, перейти временно к обороне, а командование дивизии выдвинуло к переднему краю все средства противотанковой обороны: артиллерию и самоходные установки (до 300 орудий и минометов), а также танки, в том числе роту «тигров».
В общем немцы ждали удара. А учитывая, что танков с броней 60 мм и более в двух советских танковых корпусах под Прохоровкой было всего 210 (191 Т-34 и 19 английских «черчиллей»), то шансы на успех сводились к минимуму.
Кроме того, немецкие танки с длинноствольной пушкой и прекрасной оптикой могли прицельно расстреливать наши танки с расстояния 1500 м, а Т-34-76 – только с 500 м. Поэтому наше командование решило провести атаку лихим «кавалерийским» наскоком, чтобы быстро сократить расстояние для прицельного огня.
План Ротмистрова и Ватутина был такой. Дивизия СС «Лейбштандарт» занимала оборону на фронте 6-7 км между р. Псел слева и железнодорожной насыпью справа, вытянутой дугой на северо-восток, имея в центре совхоз «Октябрьский».
Было решено нанести удар в лоб эсэсовцам от Прохоровки двумя танковыми корпусами: 29-й корпус Кириченко двумя бригадами атаковал слева (от железнодорожной насыпи до «Октябрьского»), а 18-й корпус Бахарова – справа (от «Октябрьского» до реки).
Южнее, через железнодорожную насыпь, по правому флангу «Лейбштандарта», наносили удар 25-я танковая бригада и 53-я мотострелковая бригады 29-го корпуса. Тем самым 29-й корпус рассекал позиции эсэсовцев, а 25-я бригада и 18-й корпус зажимали их в клещи справа и слева.
Однако танкисты перед сражением разведку переднего края противника не провели, поэтому оперативную обстановку знали плохо, то есть атаковали противника, плохо представляя его возможности.
Вопреки общепринятому мнению, контрудар под Прохоровкой утром 12 июля начали не танки, а пехота. Проблема была в том, что негде было развернуть для атаки свыше 300 танков, так как от реки до Прохоровки проходил глубокий овраг.
Он был проходим, но на его преодоление ушло бы много времени, причем танки сразу бы попадали под огонь противника, занимавшего позиции в 300-500 м за оврагом. Поэтому командир 33 стрелкового корпуса генерал И. И. Попов получил жесткий приказ утром отбросить немцев за совхоз «Октябрьский», чтобы освободить пространство для развертывания танковых корпусов.  
Атака двух полков была организована из рук вон плохо: наша артиллерия огня так и не открывала (берегли снаряды для артподготовки перед атакой танков), авиация бездействовала (ее, видите ли, вызвать не удалось).
В результате трех часов немецкая артиллерия практически безнаказанно превращала советские батальоны, которые наступали скученно из-за большого количества глубоких балок, в кровавое месиво, так как всю местность эсэсовцы заранее пристреляли. Пехота понесла большие потери, но ничего не добилась.
В 8 часов началась 30-минутная артподготовка, которая по своей бестолковости была не лучше атаки пехоты. В силу того, что разведка противника не проводилась, артиллерия лупила по площадям, а не по конкретным целям.
Естественно, эффективность огня была крайне низкой: лупили в белый свет, как в копеечку, а поправить абсурдную ситуацию Ротмистров не мог, так как он прямой связи с артиллерией поддержки не имел (ею руководили аж из штаба фронта).
После артподготовки танки двинулись в атаку: в первом эшелоне на фронте шириной 6 км двигались 4 бригады и два полка (234 танка и 19 самоходных орудий), следом – еще 2 танковые (105 танков) и 2 мотострелковые бригады, а за ними шла пехота 5 гв. армии.
Никакой эпической лавины танков, несущихся навстречу друг другу, не было и в помине. Все было прозаичнее и страшнее. Если бы действительно Ротмистрову удалось двумя эшелонами бросить в бой одновременно свои сотни танков, то, вероятнее всего, они бы просто смяли дивизию «Лейбштандарт». Но места для разворачивания такой массы танков после неудачной атаки пехоты не было.
В результате, пройдя через позиции своих войск длинными колоннами по узким коридорам в минных полях, командир 29-го корпуса И. Ф. Кириченко начал разворачивать свои танки в линию для атаки вдоль железнодорожной насыпи на глазах у немцев под их артиллерийским огнем. Причем ширина участка развертывания перед совхозом и высотой 252.2 была тоже очень узкой – всего 900 м.
Это означало, что развернуться в одну линию здесь мог только лишь танковый батальон. Такая же картина была и у 18-го корпуса: из-за непроходимой балки, тянувшейся от реки, линия фронта для разворачивания в линию сузилась до 1 км.
Мощного танкового клина не получилось: корпуса вводились в бой частями, бригада за бригадой, с большими интервалами по времени (от 30-40 минут до 1 часа), в атаку шли не широким фронтом, а скученно большими группами. Это позволяло противнику уничтожать наши танковые части по очереди.
Первыми пошли 32-я бригада 29-го корпуса вдоль насыпи слева и 181-я бригада 18-го корпуса вдоль реки справа. Две бригады шли линиями, никак не связанные между собой, имея в наличии всего 115 танков и самоходок.
Когда бригады подошли на расстояние прямого выстрела со стороны противника, практически сразу же противотанковым огнем были подожжены около 20 танков. В результате боевое построение нарушилось, танкисты начали маневрировать, уходя от губительного огня. Движение резко замедлилось. Пробиться вдоль железной дороги 32-й бригаде, несмотря на героизм танкистов (по донесению начальника политотдела бригады Трускова, «несмотря на поджог их танков, экипажи горящих машин шли вперед, вместе с танками горел и экипаж»), не удалось.
Оказалось (разведки же не было), что здесь немцы за ночь создали мощный противотанковый район с артиллерией и танками.  Та же участь постигла и 181-ю бригаду.
Решительного удара двух танковых корпусов не получилось, а местность в 1 км севернее совхоза и высоты превратилась в кладбище советских танков. Только через час, когда половина танков 32-й и 181-й бригад была подбита или уничтожена, на совхоз «Октябрьский» устремилась 170-я бригада 18-го корпуса и 31-я бригада 29-го корпуса.
Результат был тот же. Захлебнулись и две утренние атаки 25-й бригады, которая атаковала немцев во фланг южнее железной дороги и была практически полностью расстреляна.
Поражает бестолковость нашего командования: вместо того чтобы, встретив упорное сопротивление противника на высоте 252.2, попытаться обойти ее, Ротмистров бросает второй эшелон танков прямо в лоб на высоту.
Зато некоторые простые офицеры соображали куда лучше, как надо действовать. Известно, что командир 1-го батальона 32-й бригады майор С. П. Иванов, видя, как горят машины 2-го батальона, совершил искусный маневр, обойдя с 15 танками высоту через насыпь железной дороги с частью мотострелков. В результате он углубился в оборону «Лейбштандарта» на 5 км за высотой, захватив совхоз «Комсомолец».
А вот комбриг 31-й бригады полковник С. Ф. Моисеев повел бригаду не в обход высоты, а строго по приказу – в лоб, со всеми вытекающими последствиями.
Ко всем бедам добавилась еще и начавшаяся с 10.00 массированная бомбежка танковых бригад при полном отсутствии нашей истребительной авиации (первые группы наших истребителей от 2 до 10 машин появились только в 13.00, да и то только после того, как немецкие бомбардировщики уже отбомбились).
Удары нашей авиации начали возрастать только с 15.00, когда контрудар был уже сорван. Таким образом, авиация 2-й воздушной армии генерала С. А. Красовского не смогла обеспечить прикрытие контрудара. Мало того, наши штурмовики систематически наносили удары и по нашим войскам.
Дело дошло до того, что на отдельных участках стрелковые подразделения специально не указывали ракетами и полотнищами линию фронта, опасаясь попасть под собственные бомбы.
Причина этого была очевидной: отсутствие авианаводчиков, громоздкая система вызова авиации, слабая подготовка экипажей, в общем, отсутствие взаимодействия между наземными и воздушными частями.
В то же время надо отдать должное профессионализму противника: эсэсовцы не позволили «тридцатьчетверкам» (не говоря уже о «семидесятках») выйти на линию эффективного огня. Противник просто расстрелял передовые линии бригад, заставив остальные танки остановиться и вести огневой бой с места.
По воспоминаниям участников сражения, было такое ощущение, что немцы пришли на эту линию обороны не сутки назад, а как минимум месяц: настолько был эффективен их огонь.
Поразительно, но артиллеристы наступавших следом за танками стрелковых дивизий никакой действенной поддержки нашим танкистам своим огнем не оказали, так как никакого «взаимодействия и связи танковых частей с дивизионной артиллерией, как правило, не было» (из отчета штаба 5-й гв. армии).
Более того, как сообщал штаб Ротмистрова, когда танкисты 29-го корпуса все-таки дозвонились до начальника артиллерии 42-й гв. стрелковой дивизии Холодного, тот «отклонил всякую взаимопомощь и связь информацией» (в общем, послал танкистов куда подальше!).
Не было взаимодействия и с пехотой, подразделения которой под плотным огнем противника смешались, связь была утрачена, началась неразбериха и сумятица. Комдивам было не до поддержки танков, собрать бы свои части.
Немалую роль в неудаче первой атаки сыграло отсутствие полноценной радиосвязи в советских танках. Экипажи действовали, ориентируясь на действия танка командира.
Но в ситуации скученности, дыма от горящих танков этот способ управления не работал. Экипажи действовали самостоятельно, вразнобой.
В общем, к 11.00 продвижение четырех бригад у высоты и совхоза было остановлено. Потери корпусов за 2,5 часа боя оказались огромными: по донесениям с поля боя, только в 29-м корпусе вышло из строя свыше 60% бронетехники, погибло много членов экипажей. По сути дела, корпус был разбит, а резервов для наступления не было.
Несколько лучше ситуация была в полосе 18-го корпуса в районе реки Псел, который тоже понес большие потери, но у него еще была свежая 110-я бригада.
Когда в бой вошли вторые эшелоны танковых бригад, количество танков на направлении главного удара выросло почти вдвое, и немцы просто не успевали физически вести бой со всеми танками.
Это позволило части наших танков прорваться к 12.00 на гребень высоты 252.2 и в район совхоза, где они вступили в бой с немецкой пехотой. В течение 1,5 часов здесь шел ожесточенный бой, а совхоз переходил из рук в руки несколько раз.
Группа танков с высоты 252.2 попыталась прорваться вдоль железной дороги, но под огнем противника стала уходить в сторону и в дыму влетела в свой же противотанковый ров глубиной 4 м (туда упало от 4 до 6 машин).
Где-то в районе 13.30-14.30 ситуация была следующей: 29-й корпус взял совхоз «Октябрьский» и высоту 252.2; 53-я мотострелковая бригада прорвалась в совхоз «Комсомолец», который удерживали танки майора Иванова; 18-й корпус медленно продвигался вдоль реки Псел.
Ротмистров продолжал гнать корпуса вперед, используя все богатство русского языка, хотя в бригадах в строю оставалось по 10-15, а в некоторых и по 5-7 машин.
К 16.00 18-й корпус Бахарова при поддержке пехоты очистил от немцев село Андреевка по берегу реки Псел и ворвался в село Васильевка. Возникла угроза окружения дивизии «Лейбштандарт»: 18-й корпус мог ударом из Васильевки на юг, а другие части – с востока на запад от железной дороги выйти к совхозу «Комсомолец».
В этой ситуации командир «Лейбштандарта» Т. Виш отдал приказ начать контратаки компактными группами (9-30 танков) против 170-й и 181-й бригад, которые начали наступление от Васильевки (со стороны реки Псел) и отдельными танками даже углубились на 6 км, выйдя в район южнее железной дороги, то есть, по сути, пройдя по тылам дивизии «Лейбштандарт».
Это был наиболее массовый и глубокий прорыв наших танков на Прохоровском поле, он же оказался и последним. Те танкисты 18-го корпуса, которые выжили, отошли назад к Васильевке. Группа майора Иванова в «Комсомольце» была уничтожена, а сам он геройски погиб. Фактически с 15.00 наступление продолжала только советская пехота при слабой поддержке танков. Но чего-либо добиться она не смогла. К ночи сражение затихло.
Подведя итог рассказанному, можно констатировать: легенда о грандиозном встречном танковом побоище с участием сотен машин была придумана и тиражировалась десятки лет с одной целью – спрятать лобовую по форме, бездумную и самоубийственную по сути атаку, предпринятую без должной разведки и подавления огневых средств артиллерией и авиацией на подготовленный противотанковый район противника.
Первые 2,5 часа контрудара противник встречал танкистов массированным огнем с места, с оборудованных и пристрелянных позиций. Все атаки эсэсовцы отражали штатными средствами противотанковой обороны, группами гренадеров-истребителей танков, а их танки вели огонь из-за противотанкового рва как неподвижные огневые точки.
Настоящие маневренные бои танковых групп разгорелись лишь после 14.00, когда шли бои за совхоз «Октябрьский» и когда танки 18-го корпуса пытались прорваться к «Комсомольцу».
Немецкое командование оценило действия дивизии «Лейбштандарт» очень высоко, а Манштейн выразил 2-му танковому корпусу СС П. Хауссера свою «благодарность и восторг».
И было за что: эсэсовцы не только отбили все атаки, но почти полностью удержали оборонительную линию (лишь в районе высоты 252.2 гвардейцы продвинулись на 1,5-2 км).
Более того, пока «Лебштандарт» отбивал русский контрудар, дивизия СС «Дас Райх» на правом фланге отбросила наши войска на 3-3,5 км, а дивизия СС «Мертвая голова» на левом фланге заставила отойти наши части на восток на
4,5 км.
Тем самым вражеская группировка под Прохоровкой не только не была разгромлена, но она же создала предпосылки для возможного окружения наших войск под Прохоровкой.
Более того, 5-я гв. танковая армия П. Ротмистрова была фактически разгромлена: по архивным данным Министерства обороны следует, что 29-й танковый корпус 12 июля потерял 77% боевых машин (153 танка и 17 САУ), а 18-й танковый корпус – 56% (84 танка).
Таким образом, оба соединения лишились 69% боевых машин (254 единицы из 367 танков). К этому еще надо добавить потери двух стрелковых дивизий – 1728 человек.
Таким образом, на направлении главного удара совет-
ские войска потеряли 4190 человек. Всего, по неполным данным, за 12 июля обе гвардейские армии (5-я танковая и 5-я общевойсковая), задействованные в контрударе, потеряли 7019 человек, в том числе танкисты Ротмисторова потеряли 3563 человека, в том числе 1505 убитыми.
Во всех корпусах армии Ротмистрова противник подбил и сжег 340 танков и 17 самоходных орудий (43% списочного состава танков и САУ), причем 194 танка полностью сгорели, а многие подбитые были подорваны немцами, так как остались на территории под их контролем.
А что же немцы?
Данные германских архивов дают точную картину потерь личного состава 2-го танкового корпуса СС за 12 июля: 842 человека, в том числе в «Лейбштандарте» – 279 человек, из них лишь 44 погибло.
С подсчетом танков ситуация сложнее, но западные исследователи приводят цифру потерь «Лейбштандарта» и «Дас Райх» за 12 июля – 108 танков и штурмовых орудий. А всего эсэсовцы трех дивизий за день потеряли 56,4% боевых машин (154 из 273 единиц бронетехники).
Такая вот печальная картина.
Главную задачу – разгромить вражескую группировку и перехватить инициативу – решить контрударом не удалось, причем потери гвардейцев оказались больше, чем у эсэсовцев.
Более того, наступление немцев продолжилось: в течение 13-15 июля они провели удачную операцию по окружению 48 стрелкового корпуса в излучине Северского Донца южнее Прохоровки, заставив наши войска потерять этот важный район.
Сталин был в ярости, и на разбор полетов по вопросу о том, как за один день была бездарно потеряна целая танковая армия, прибыла специальная комиссия секретаря ЦК ВКП(б) Г. Маленкова, материалы которой до сих пор засекречены.
Но в любом случае победа в Курской битве осталась за нами.
Но только главную роль в этом на южном фасе Курской дуги сыграл не контрудар армии Ротмистрова, а беспримерный героизм пехотинцев 6-й гвардейской армии генерала И. М. Чистякова и танкистов 1-й танковой армии генерала М. Е. Катукова, которые в течение нескольких дней ожесточенных боев (5-10 июля) сорвали планы Манштейна по прорыву к Курску, по сути, похоронив операцию «Цитадель».
Но подвиг этих бойцов и командиров в советское время был незаслуженно затенен легендой о «крупнейшем танковом сражении в истории войн», которой прикрыли «пиррову победу под Прохоровкой».
Юрий Ган,  учитель истории,
ст. Динская Краснодарского края  

 

Прочитано 1917 раз

Поиск по сайту