Откровения беженца

– Расскажите немного о себе: кто Вы и откуда прибыли?
– Я – Александр Березнёв. Родился в Пензе, до 7 лет жил здесь. В 1980 г. мы уехали на Украину. У отца оставался здесь брат, но он умер. Сейчас мы приехали сюда к тете: больше в  России у нас родственников нет.
Приехал я с семьей: я, моя жена Оля, четверо наших детей – Дарья, 2 года, Марьяна, 5 лет, Иван, 9 лет и Андрей, 13 лет. А еще – мой папа.
– Расскажите, как вы уезжали из Украины? Что побудило вас уехать?
– Мы выехали 26 июня, в последний день объявленного перемирия (которое, собственно, и не соблюдалось). А 28 числа мы уже приехали сюда.
Война была уже близко. Ведь Макеевка и Донецк – это как здесь Бессоновка и Пенза, города перетекают один в другой.
Порошенко тогда заявил, что на неделю прекращает боевые действия. И мы решили в этот промежуток проскочить. Потому что у нас в городе разговор уже идет о продовольственных карточках, воды тоже практически нет: по часам дают.
На всех предприятиях сказали, что надо очень быстро увозить детей. «Уезжайте, куда хотите, увольнять мы вас не будем, все понимаем», – вот такие разговоры идут.
Сейчас все бегут оттуда массово. Мы просто успели уехать, а уже сейчас массово закрываются все выезды. Мой товарищ, у него 2 детей, собирается выехать оттуда завтра в Саратов, но я не знаю, не завернут ли его.
– А до этого в Донецке было мирно?
– Нет. Аэропорт на севере Донецка – под Нацгвардией. Там постоянно были бои, страшно было. Трупы не давали убирать, они лежали неделями. Трупы служили приманкой, на подходе к ним работали снайперы.
С юга в Мариуполе тоже шли бои с Нацгвардией. Сейчас война идет еще и с запада, бои уже в пригороде Донецка.
– Как добирались до границы?
– Собрались быстро, где-то за 2 дня. Ехали двумя машинами.
А когда ехали, нас чуть не замела Нац-гвардия. Мы проезжали много их блокпостов, штук 5 или 6. На каждом посту останавливали и проверяли.
Нам повезло. А по двум случаям, о которых я непосредственно знаю, людей останавливали, раздевали. Нацгвардейцы ищут на теле потертости от ремней, смазывают каким-то раствором руки, чтобы проверить наличие пороха. Так они выявляют тех, кто участвовал в боях. Те мои знакомые не принимали участия в боевых действиях, но их все равно не выпустили.
И так бывает в лучшем случае. А бывает, что людей увозят вместе с машиной. Куда – никто не знает.
– Национальная гвардия – что это вообще за люди?
– В основном – из так называемой самообороны майдана. А батальон «Азов» – это те, кто в Мариуполе, – там вообще одни отбросы. Все, кого не берут в обычные батальоны, типа «Донецка», попадают в «Азов». То есть это уголовники.
Все, кто нас останавливал, разговаривали на украинском языке. То есть люди с западной Украины.
– А Вы знаете украинский язык?
– Да, конечно.
– Через какой город вы въезжали на территорию России?
– Если ехать от Макеевки в Пензу, то двигаться нужно практически по прямой. Но там были бои, и мы побоялись. Пришлось делать большой крюк, километров 500-600, объезжали Славянск и другие опасные районы. Ехали почти 2 дня, а могли бы доехать за день. В итоге въехали в Россию через Белгород.
На блокпостах – танки, вооруженные люди. Не понравится им что-то – выстрелят. И им ничего за это не будет. Подъезжаешь к посту и не знаешь, уедешь ты отсюда или нет.
– Были ли проблемы при пересечении границы?
– Нет. Только очередь большая. Стояли 6 часов на украинской границе, и то это нам еще повезло – я попросил пограничников.
Сейчас все стало намного сложнее. Закрывают границы, хотят отрезать поток беженцев. Украинские власти говорят, что с беженцами убегают те, кто участвовал в боевых действиях. А во-вторых, они пытаются в принципе закрыть границу, чтобы из России туда ничего не шло.
В Белгороде мы переночевали. Хорошо, что нам на границе подсказали, куда обратиться. Мы просто долго были там с детьми, пограничники нас запомнили. Они подсказали – спасибо им – что можно переночевать в школе для глухонемых, где организован пункт приема беженцев со Славянска.
Правда, там нас сначала принимать не хотели. Но был дождь, страшная холодрыга. Я говорю: «Я никуда не уеду отсюда». 9 часов, вечер, дождь, в школе – один сторож. Повезло, он пустил нас.
Говорили, что сначала нам нужно было сходить в ФМС, зарегистрироваться там. Потом они, как я понимаю, сообщают милиции, сообщают санитарным службам, и только потом можно ехать в пункт размещения. Но нам-то нужно было только переночевать.
– На какой срок вы планировали приехать в Россию?
– Нет такого срока. Чем быстрее мы уедем обратно, тем лучше. У папы и у меня там работа осталась. Там дом, квартира – там все. Там остались Олины родители, моя мама. И совсем нерадостно слышать, что там сейчас начнется. Будет ли куда возвращаться – неизвестно.
– Насколько удачно удалось разместиться в Пензе?
– У моей тети трехкомнатная квартира. У них в семье трое, нас семеро. Вдесятером в одной квартире – сами понимаете.
Вещей мы взяли по минимуму, что поместилось. Взял сумку на девчонок, сумку на мальчишек, на жену, на отца. С собой взял компьютер: без него не могу работать, я же занимаюсь 3D-графикой.
Я не знал, на какой срок собирать вещи. Но хватит их до холодов: там только летняя одежда.
Дети, пока их кормят, переносят все нормально, хотя все уже давно хотят домой. С женой – хуже. Она очень плохо перенесла поездку, мы уже и в больнице были. Потому что это стресс, когда подъезжаешь к блокпосту с детьми, а до этого мы много раз видели и слышали, как машины расстреливали снайперы. Просто страшно.
– С какими трудностями вы столкнулись в Пензе?
– 30 июня мы пошли в УФМС. Там нам сказали, что мы можем написать заявления на предоставление статуса беженца или статуса временного проживания. Они будут рассматриваться около 3 месяцев.
Сотрудница там 50 раз сказала, что работы нет, денег нет, ищите все сами. Мы спросили про лагеря, но там тоже для нас мест не оказалось.
Нас отослали в министерство труда. Там взяли наши данные, якобы для оказания помощи. Сказали, что позвонят. Прошла уже неделя, и никто пока не звонил.
Зато нам помогали обычные люди, уже 4 человека. Я думаю, наши контакты они нашли через минтруда. Еще нам сказали, что на ул. Кулакова, 1 собирают помощь, но  для отправки на Украину. Мы пошли туда, и там нам тоже помогли – продуктами, игрушками, теми же памперсами.
Вообще, я не знаю, как люди нас находят. Просто звонят мне на телефон. Или, буквально, заходим в аптеку. Там люди узнали, что мы беженцы, и тоже собрали для нас салфетки-памперсы.
Еще по Белгороду я слышал, что статус беженца сейчас не дают никому. Вроде бы этот статус накладывает на Россию какие-то обязательства, которые в Пензе, скажем, могут и не обеспечить.
Беженец – это только для политических деятелей. А людям дают в основном статус временного проживания. А дальше – ищи сам что жилье, что работу.
И нас напугали, что оформление статуса может выйти до 7000 рублей на каждого. Не знаю, насколько это правда, это надо еще проверять. Но если правда, то получается замкнутый круг. Ведь я-то еще не работаю, а мне нужно выложить кучу денег за оформление статуса. А без статуса я не могу работать.
– В чем сейчас нуждаетесь более всего?
– В основном – это жилье и работа.
Денег мы, конечно, взяли с собой. Однако на Украине цены в 2 раза меньше, но и зарплаты в 2 раза меньше. Мы приехали с той зарплатой сюда, а здесь-то цены высокие. Не знаю, насколько наших денег хватит.
Рабочие в Пензе, как я слышал, нужны скорее в строительной сфере. Но я не строитель. Я пробовал искать работу по специальности, ходил в одну фирму, но там мне сказали, что, может быть, месяца через полтора-два позвонят.
А с жильем здесь вообще туго. Есть люди, которые хотят помочь. Одна девочка говорила, что может частично оплачивать нам аренду квартиру: по 5000 руб. в месяц. Но это все предлагают обычные люди.
– Что вы можете посоветовать новоприбывшим украинцам, приехавшим  в Пензу? Куда им нужно обращаться в первую очередь, какие документы готовить?
– Я бы вообще не рекомендовал ехать в Пензу.
Как нам объяснили, если в Белгород и Ростов выделяют какие-то деньги и там есть специальная программа для беженцев, то в Пензе таких денег не выделяют.
Хотя по телевизору вроде бы кто-то из администрации говорил: деньги есть, работу найдем, помощь окажем, лагеря для размещения есть. А на самом деле, когда я спрашивал, мне отвечали: ни работы, ни жилья.
– Вы поддерживаете связь с родственниками в Макеевке?
– Каждый день общаюсь по скайпу. Ситуация ухудшается с каждым днем. «Укропы» хотят все закрыть, чтобы вообще никто из Донецка не выезжал. Мы их называем «укропами», а они нас «ватниками» и «колорадами».
– Вы родились в Пензе, в России, большую часть жизни прожили на Украине, сейчас ваш дом находится на территории Донецкой Народной Республики? Кем себя ощущаете сегодня? Кто Вы?
– Честно говоря, мы даже сами не понимаем.
А Донецкой Республики как таковой не существует. Чтобы сказать точно, что она есть, нужно, чтобы вся республика как-то контролировалась. А контроль есть только в Донецке и в Луганске, да и то с трудом. Чуть за пределами городов – непонятно что.
– Как должна измениться ситуация, чтобы вы смогли вернуться домой?
– По крайней мере, военные действия должны прекратиться, армия должна отойти. Но ситуация может измениться и в худшую сторону, чего бы мне, конечно, не хотелось.  
– По вашим ощущениям, чего на самом деле хотят жители Донецка и Луганска?
– Когда тебя бомбят, ненависть к Украине растет с каждым днем. Когда в Славянске все только начиналось, там было человек 30-50 бойцов. А когда город начали бомбить, весь Славянск, 90% мужского населения, пришел в ополчение.
В Донецке все было вяло, но сейчас начнут бомбить – и восстанет весь Донецк. Ненависть к тем, кто приходит убивать, растет с каждым днем.
На данный момент процентов 50 жителей Донецка – четко против Украины. Еще 25%  – ни туда, ни сюда не хотят, им просто надоела война. И еще 25% – за едину Украину. Но, когда начнут бомбить, еще раз говорю, процент быстро поменяется.