Самое читаемое в номере

Где рождаются герои, или о пензенских побегах норманистической теории

A A A

borisov aВ связи с публикацией в выпуске № 1 за 2013 г. журнала «Парк Белинского» статьи Михаила Полубоярова «Где рождаются герои», в «ПБ» поступил отклик, или комментарий, от Алексея Борисова, известного как автор изысканных версий, интерпретирующих малоизвестные и загадочные темы русской и всеобщей  истории. Но поскольку текст Алексея Борисова требовал обязательного использования визуализации, он публикуется в газете.

Жизнь такова, что у интеллигентных и вполне почтенных наших земляков периодически возникает желание пропеть здравицу державности, православию и народности.
По крайней мере, если судить по опубликованному в № 1 за 2013 г. журнала «Парк Белинского» исследованию историка, филолога, архивиста и журналиста Михаила Полубоярова под заголовком «Где рождаются герои».
Суть исследования М. С. Полубоярова не сложна. На основе авторитетных источников автор подсчитал количество Героев Советского Союза в сумме с полными кавалерами ордена Славы по регионам на 100 тысяч душ населения; выявил, в каких субъектах Федерации таковое количество более всего (Пензенская область попала в десятку), и на основе своих авторских рассуждений и анализа результатов президентских выборов 1996 г. пришел к выводу, что максимальное количество героев дают регионы:
а) с русским населением, б) православные, в) население которых ведет своё начало от неких «государевых людей», получивших «земельное жалование за службу» («Парк Белинского», № 1 за 2013г., стр. 32).
Из этого автором делается вывод, что именно в этих регионах селекционирован некий  особый тип человека: человек-державник, некоторым образом homo etaticus, обладающий повышенной склонностью к героизму и самопожертвованию во имя государства. А также склонностью голосовать за кандидатов народно-патриотических сил на выборах.
Эти наблюдения М. С. Полубоярова в какой-то мере закономерны в отношении Пензенской области: край действительно осваивался в XVII веке служивым контингентом, хотя свое военно-полицейское значение быстро утратил. Но когда Пензе выпал шанс исполнить свое назначение во время пугачёвщины, этот шанс был упущен.
Если с Пензенской областью всё более-менее понятно, то какое отношение к рассадникам панрусского этатизма имеет, допустим, Смоленская область, долгое время в состав Русского государства не входившая (1 место в рейтинге регионов-героев)?
Или Тверь, вечно фрондировавшая против московской державности (6 место)? Или псковщина – древнейшая русская территория, далёкая от военно-полицейских поселений (7 место)?
Или, к примеру, какие «государевы люди» получали земельное жалование в Рязанском княжестве, столь же долго, как и Псков, и Тверь, оппонировавшем московскому самодержавию?
Вообще, такое ощущение, что верхнюю часть «рейтинга героев» почти сплошь занимают регионы, в тот или иной период, иногда вплоть XVII века, фрондировавшие против московского самодержавия. И, как правило, исторически древнейшие княжества, формировавшиеся по вполне стандартным раннефеодальным лекалам, а не путем заселения «государевыми» служивыми людьми.
А, с другой стороны, чем принципиально отличаются от Пензы военно-полицейские поселения русских «государевых людей» на Урале или в Сибири? Почему же они тогда не стали питомниками державников-героев?
Да и достаточно ли трёх столетий для селекционирования той самой особой породы «героев-державников»?
Подобного рода вопросы можно задавать до бесконечности. Спор о том, кто «государственнее», в стране, где все «державные» регионы дотационны, можно вести до бесконечности: ведь это спор за близость к бюджетным деньгам.
Тем не менее, при ознакомлении со «списком Полубоярова» как-то сразу, раньше, чем возник рационалистический скепсис, возникло ощущение чего-то знакомого, известного со времен школьного курса истории. Шутки ради, стянул у сына-семиклассника старую школьную карту и обвёл на ней карандашом первые 8 регионов из «списка героев»: Смоленскую, Орловскую, Калужскую, Рязанскую, Курскую, Тверскую, Псковскую и Липецкую области. Все они, за исключением примыкающей сбоку Рязанщины, выстроились цепочкой в меридиональном направлении (см. рис. 1).

borisov
Сам собой напросился вопрос: а не открыл ли г-н Полубояров в погоне за истоками православной державности путь из «варяг в греки»?
Варяги – наиболее воинственно-отмороженная часть населения Скандинавии, прославившаяся своими завоевательными походами в VIII-XII веках. Перед ними трепетала вся Европа и Передняя Азия.
Это были великолепные воины. И было бы неудивительно, если население областей, по которым проходил некогда варяжский путь, впоследствии, чисто по генетическим, наследственным причинам, было бы склонно к воинственности, смелости и героизму во время боевых действий.
Правда, традиционно считалось, что путь «из варягов в греки» начинается в Новгороде на Волхове: через систему мелких рек и волоков идёт к Днепру, и, по Днепру, в Черное море, к вратам Царьграда. Но несуразность этого пути видна с первого взгляда.
Прежде всего, причем тут Новгород, находящийся далеко на восток от основных баз викингов-варягов? Какие такие особые следы норманнского присутствия в Новгороде обнаружены? Что эта за «система волоков», по которым варяги и сопутствующие им «языки» ухитрялись перетащить сотни ладей на добрую пару сот километров? За одну навигацию?
Сошлюсь на польского исследователя Х. Ловмяньского, который еще в 1957 г. подверг сомнению новгородско-днепровскую концепцию варяжского транзита в своей монографии «Zagadnienie roli normanow w genezie panstw slowianskich»: издана в СССР в 1985 г. издательством «Прогресс» под названием «Русь и норманны».
Действительно, маршрут, протекающий по Висле, Припяти и Днепру, выглядит гораздо более вменяемо, чем новгородско-днепровская трасса. Хотя бы потому, что невнятная «система волоков» в данном случае подменяется единственным и коротким участком сухопутного пути между Припятью и Днепром. Правда, и данный вариант не решает проблему днепровских порогов.
Сам Ловмяньский считал, что путь «из варяг в греки» пролегал еще западнее, и что с Вислы варяги перебирались на Саву и Драву, впадающие сразу в Средиземное море. Но, очевидно, это другой патриотический изыск. Только с польской стороны, так как система волоков между Вислой и Дравой или Савой будет не проще, чем между Волховым и Днепром.
С этой точки зрения путь «из варяг в греки» по территории регионов-героев рейтинга М. С. Полубоярова выглядит оптимальным. Он начинается гораздо ближе к варяжским логовам в Дании и западной Швеции, чем новгородский. Из современного Финского залива варяги проходили в Чудское озеро и дальше по системе малых рек и волоков двигались не обратно на запад, к Днепру, а на юг, сразу к Дону. И оттуда, по Азовскому морю – в Тмутаракань, свою главную черноморскую базу (будущий домен-эксклав варяжско-киевских князей).
Именно в Тмутаракань ушел князь Игорь «Старый» после того, как византийцы пожгли его флот под Константинополем греческим огнём. В то же время попытка его сына Святослава укрыться после поражения под Доростолом на «освоенном» пути «из варяг в греки» в устье Днепра, на Хортице, привела к его гибели.
То есть псковско-донской путь «из варяг в греки» был гораздо прямее, короче и доступнее навигационно (отсутствие порогов, удобные базы) и неуязвимее со стороны степняков, чем новгородско-днепровский.
Конечно, на первый взгляд эта идея выглядит достаточно абсурдно. Тем более, что поделившие 9-е и 10-е места участники «списка Полубоярова», Костромская и Пензенская области, отстоят совсем в сторону от этого «пути».
Но расширим нашу выборку регионов-героев до 16 (к этой же цифре апеллирует в ряде случаев в своем исследовании и М. С. Полубояров). Тогда в неё войдут Белгородская (№ 11) и Воронежская (№ 13) области, продлевающие «варяжскую трассу» вплоть до того участка течения Дона, по которому норманнские драккары могли беспрепятственно спускаться в Азовское море. А также Брянская область (№ 15), тоже лежащая на этом пути. Тогда в эту совокупность войдёт Тамбовская область (№ 12 по списку плотности героев), устанавливающая связь основного массива «регионов-героев» с Пензенской областью.
И тогда к этой совокупности присоединится Ярославская область (№ 16 списка), устанавливающая связь Псковско-Донской трассы с Костромской областью.
Интересно отметить, что все 16 выделенных регионов составляют один сплошной массив. В то время как централизованное «командирование» военно-полицейских отрядов для образования форпостов московской державности осуществлялось адресно и наверняка бы привело к территориальному распределению регионов-героев «пятнами», прерывисто.
Таким образом (см. рис. 2), картина обретает целостность и представляет собой ни что иное, как кальку варяжской активности в Восточной Европе в VIII-IX веках. Являющую собой как бы три «побега», отходящих от основного Псковско-Смоленско-Брянско-Калужского «черенка». 

borisov2
Южный путь – «в греки»: через Курскую, Белгородскую и Воронежские области и далее по Дону.
«В персы» – через Орловскую, Липецкую, Тамбовскую и Пензенские области. И далее по Хопру на Волгу и Каспийское море: варяжские набеги на Персию хотя и менее известны, чем на Византию, но, судя по соотношению дирхемов и солидов в скандинавских кладах, именно набеги на прикаспийские территории доставили большую часть золота, которое имело хождение в Средние века в Скандинавии.
И третья «ветвь»: через Тверскую, Ярославскую и Костромскую области в богатый пушниной Пермский край (загадочную средневековую Биармию). Об этом направлении варяжской экспансии также достаточно хорошо известно (см. например, В. Д. Иванов «Повести древних лет» – вторая часть трилогии «Русь изначальная», М., 1955 г.). Но этот натиск оказался неудачным, и норманнское движение в этом направлении было остановлено местными племенами в IX веке.
Разумеется, движение по всем этим направлениям варяги осуществляли отнюдь не за одну навигацию, как о том могло создаться впечатление по летописным описаниям походов варяжских князей. Скорее, эти регионы и их средневековые центры являлись своего рода сборными пунктами, «накопителями» скандинавских витязей и купцов.
По достижении некоторой критической массы эти ратно-торговые сообщества мигрировали на юг, к следующему «центру накопления», а на их место приходили новые пришельцы из Скандинавии. И так до тех пор, пока они не концентрировались в достаточном количестве на «стартовых площадках» у широких полноводных рек, по которым можно было за одну навигацию пройти на мореходных ладьях к берегам стран-объектам нападений или торговых предприятий.
Несомненно, в ходе этих перемещений варяги женились на местных славянских женщинах, оставляя в наследство населению этих краёв свою буйную варяжскую кровь и воинственность. Легко заметить, что регионы, которые хоть и граничат с регионами «списка Полубоярова», но не попали в зоны норманнской активности и действительно возникали как военно-полицейские поселения в XI-XVII веках (в частности, и Владимирское, Суздальское, Московское княжества, Нижегородская земля), в первые строчки рейтинга «регионов-героев» не попали.
В итоге, ничего не остается, кроме как поблагодарить М. С. Полубоярова за ту неоценимую поддержку, которую он оказал своими исследованиями варяжской гипотезе формирования российской государственности.
И еще раз повторить старую, как мир, мысль о том, что нет на свете науки более коварной, чем статистика. С её помощью, посредством нехитрых сложений, вычитаний, пересчётов «на душу населения», можно доказать что угодно: хоть теорию селекции державников-героев, хоть генетическую связь пензенцев с норманнами.

Прочитано 2016 раз

Поиск по сайту