Владимир Дворянов: «Гамлет ничуть не лучше короля Клавдия»

A A A

В рамках цикла «Мое чтение» на вопросы анкеты «Гардиан» отвечает Владимир Дворянов, выпускник исторического факультета Пензенского педагогического института (1993 г.), с 2000 г. живет и работает в Москве, консультант по связям с общественностью, в 90-е годы публиковался в журналах «Земство» и «Губерния», в 2000-е годы – в газете «Улица Московская» и журнале «Парк Белинского».

dvoryanov

Книга, которую я сейчас читаю
«Черный Лебедь» Насима Талеба. Интересная книга, задуманная как эпистолярное пособие по достижению финансовой независимости. Но оказавшаяся в гораздо большей степени литературным пособием по правилам жизни и умению брать на себя ответственность.
Периодически читаю Виктора Тена. Тен поразил разносторонностью своего стиля. Первая из попавшихся на глаза его книг – «…из пены морской. Инверсионная теория антропогенеза» – была написана очень тяжелым научным языком. Прочел ее, что называется, на слабо. Чтобы доказать самому себе свою интеллектуальную состоятельность.
А потом открыл для себя этого автора заново через великолепное, читаемое на одном дыхании исследование «Последнее дело Пушкина».

Какую книгу из тех, что я помню, я прочел первой
Детское подарочное издание «Бородино» Михаила Лермонтова. Не только прочел, но и выучил наизусть, радостно декламируя строки из нее родителям и гостям. Мне тогда было то ли три, то ли четыре года.
Позже было безудержное детское чтение. Почти как у Высоцкого:
Липли волосы нам на вспотевшие лбы,
И сосало под ложечкой сладко от фраз,
И кружил наши головы запах борьбы,
Со страниц пожелтевших слетая на нас.
Что-то из книг заходило, а что что-нет. Например, Александр Дюма и Жюль Верн зашли. А сюжеты Вальтера Скотта и Фенимора Купера показались слишком наигранными и затянутыми.
На первое чтение наложила отпечаток советская школа. В первом классе меня и моих одноклассников ежемесячно тестировали на скорость чтения. При этом реальным приемам быстрого чтения никто не обучал. И подготовка к тесту превращалась в тренинг того, как читать, не особо понимая прочитанное.
Накануне каникул нам регулярно диктовали длинные списки того, что необходимо прочесть. Никто эти списки, переполненные детской ленинианой, всерьез не рассматривал. Но, вернувшись с каникул, все утверждали обратное, демонстрируя изрядное лицемерие.
Школьное чтение запомнилось также попыткой учителей привить нам готовность оценивать прочитанное исключительно общественно поощряемым образом.
И лишь один из педагогов заронил в нас сомнение в необходимости этого. По иронии судьбы этот человек был школьным парторгом и моим классным руководителем. От него я впервые услышал, что любую книгу лучше читать в том возрасте, в каком она была написана автором. С тех пор стараюсь смотреть на прочитанное «глазами ровесника».
Немаловажен и культурный контекст. Например, все мы писали в школе сочинения на тему «Человек ли Базаров?». А Тургенев ответил на этот вопрос одной фразой, сказав словами Базарова, что он смотрит на небо лишь когда ему хочется чихнуть. Слово «человек» в переводе с греческого звучит как «смотрящий в небо». Но мы-то греческого в школе не учили.
Впрочем, в сравнении с современными школьниками, читающими хрестоматии из книг в их кратком изложении, мы были просто счастливчиками.

Книга, которая изменила мою жизнь
Библия. Пожалуй, это единственная книга, оценка которой будет вечной проблемой человечества. Достаточно погуглить книги, посвященные библейской истории. Ничто другое не вызывает столько споров и попыток переосмысления у современных авторов.
В свое время меня поразил роман Мигеля Отеро Сильвы «И стал тот камень Христом», предлагающий взглянуть на распятие Христа и предательство Иуды как на сознательную жертву ради распространения христианского вероучения.
Совершенно иной взгляд предлагают авторы романа «Господин ада. Господин рая» Михаил Сластенов и Сергей Караваев. Иисус предстает у них участником и жертвой политических интриг в Римской империи первого века нашей эры.
Свое отношение к описанным в Библии событиям пытаются выразить и приверженцы других религий. Пройдут годы, нас не станет. А люди будут по-прежнему предлагать свое видение того, что же произошло в Иерусалиме в 33 году нашей эры.

Писатель, повлиявший на мой стиль
Василий Ключевский. Его исторические книги написаны хорошим литературным языком. Притом что это книги по экономической истории. Среди историков вообще очень мало кого можно причислить к мастерам пера. А тут вот такой оригинальный стиль. В своих письмах из Москвы и московских дневниках Ключевский раскрывает свой талант тонкого наблюдателя за жизнью людей. Жаль, что этот талант не раскрылся более полноценно в литературном направлении.

Наиболее переоцененная книга
«Гамлет» Уильяма Шекспира. Банальный сюжет. Герой с сомнительными нравственными качествами. Гамлет ничуть не лучше главного злодея – короля Клавдия. А его личное кладбище в два раза больше.
В России эту книгу можно сравнить разве что с повестью Гоголя «Тарас Бульба». Написав ее по заказу Николая I, писатель честно показал, что собой представляли запорожские казаки. По сути, разбойники своего времени. Но книга стала патриотическим бестселлером.

Наиболее недооценённая книга
«Американская пастораль» Филиппа Рота. Очень важная книга для понимания сути современной жизни, ее ведущих конфликтов. Рот ставит вопрос о том, что государство должно отвечать за свои обещания. И показывает, к чему ведет нежелание государства это делать.

Книга, которая перевернула моё сознание
«Волхв» Джона Фаулза. Роман о смысле жизни, заключающемся в ее… бессмысленности. Точнее, в вечных и безуспешных попытках найти этот смысл. В чем-то это перекликается с последним стихотворением Константина Батюшкова, начинающимся вопросом: «Ты знаешь, что изрек, // Прощаясь с жизнию, седой Мельхиседек?» – и отвечающим на вопрос: «Рабом родится человек, //Рабом в могилу ляжет, //И смерть ему едва ли скажет, //Зачем он шел долиной чудной слeз, //Страдал, рыдал, терпел, исчез».

Книга, которая заставила меня рассмеяться
«Винни Пух» Алана Милна. Замечательная детская книга, написанная для взрослых. Неудивительно, что образ веселого медвежонка стал для многих современных авторов символом объяснения сложных философских истин. Собственно, истина здесь одна: что бы ни случилось, надо всегда идти по жизни с высоко поднятым носом.

Книга, которая заставила меня расплакаться
Рассказ «Каштанка» Антона Чехова. Мне кажется, это самое пронзительное, что есть в мировой литературе о непростых взаимоотношениях людей и животных.

Книга, которую я не смог закончить
«Война и мир» Льва Толстого. Начинал читать много раз, в том числе первое прижизненное издание, отличающееся от того, что мы проходили в школе. Но ни разу целиком, от корки до корки, так и не прочел.

Какую книгу хотелось бы прочитать, или стыдно, что не прочитал ее до сих пор
Тетралогия Томаса Манна «Иосиф и его братья» и исторические романы Леона Фейхтвангера.
XX век стал одним из самых трагических периодов истории и для Германии, и для России. Но российские писатели не смогли показать трагизм настоящего через литературное осмысление древней истории, как это сделали писатели немецкие.
Несколько раз, будучи в командировках и на отдыхе, начинал слушать Фейхтвангера в аудиоверсиях. И понял, что он очень хорошо передает атмосферу жизни в поздней Римской империи, параллели которой с жизнью в современной России очевидны.

Лучшая из подаренных мне книг
Роман «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова. Это было в конце 1980-х годов, когда, задав кому-нибудь вопрос о его отношении к «Мастеру и Маргарите», запросто можно было услышать в ответ: «Это песня такая?».
В этом романе каждый может выбрать свое, как при взгляде на картину-иллюзию: кто-то увидит молодую девушку, а кто-то – безобразную старуху.

Моё любимое чтение
«Опыты» Мишеля Монтеня. Написано давно, во времена мушкетеров. Примеры житейской мудрости все взяты из античности. Но автор и книга как никогда современны.
Самая короткая, полстраницы всего, глава в этой книге называется «О том, что тот, кто научит людей умирать, научит их жить». Что может сравниться по мудрости с этими словами?

Прочитано 891 раз

Поиск по сайту