Самое читаемое в номере

Лев Мурафер – забытый руководитель Пензы

A A A

О первом секретаре Пензенского горкома ВКП(б) в 1934-1936 годах рассказывает обозреватель «Улицы Московской» Михаил Зелёв.

Первый секретарь, который взорвал собор
Главное, чем запомнилось двухлетнее руководство Пензой Льва Мурафера, – это уничтожение в 1934 г. Спасского собора на Советской площади – главного архитектурного украшения Пензы на протяжении более чем столетия.
Богослужения в нём не проводились с 1923 г. В соборе располагался архив. В 1931 г. было принято решение начать разбор храма. При Л. Мурафере весной 1934 г. пензенские власти от разбора собора перешли к взрывам. В течение нескольких месяцев храм был разрушен.
murafer bell

Колокол, сброшенный с собора, 1920-е годы.

murafer sport

Спортивные шествия на Советской площади, сзади – разрушенный собор, 1930-е годы.

Как же во главе Пензы оказался этот политик?
Лев Мурафер родился в 1902 г. в Киеве в еврейской семье. Его отец был торговцем.
Юный Л. Мурафер окончил начальную школу и стал работать в различных типографиях Киева, постепенно освоив ряд профессий.
В мае 1917 г., когда над страной бушевала Великая русская революция, 15-летний Л. Мурафер вступил в партию большевиков. Он участвовал в революционной борьбе в Киеве. Был боевиком, разведчиком, распространителем агитационной литературы.
Юный коммунист оставался в Киеве, пока тот находился под властью немцев и директории, поддерживая связь с большевистским подпольем. С захватом Киева красными в феврале 1919 г. 17-летний Л. Мурафер стал заведовать секцией в статистическом бюро и рабочим клубом.
Когда в августе 1919 г. Киев захватил Антон Деникин, Л. Мурафер вступил в Красную армию и ушёл сражаться. Он воевал против армий А. Деникина и П. Врангеля, против поляков, пройдя путь от рядового красноармейца до политрука.
В 1921-1922 годах Л. Мурафер работает и учится в Харькове – столице Советской Украины. Он заведует Агитационно-пропагандистским отделом одного из райкомов города, оканчивает военно-политическую школу.
В 1922 г. Л. Мурафера перебрасывают в Шахты, которые тогда входили в состав Донецкой губернии Украины. Он работает в газете «Молодой шахтёр», руководит комитетом комсомола на одном из рудников, заведует отделом политического просвещения Шахтинского укома комсомола.
В 1923 г. был отправлен на учёбу в Коммунистический университет им. Я. Свердлова в Москву – эту главную кузницу партийных кадров. Прошёл полный 4-летний курс обучения.
В 1927-1929 годах – редактор главной губернской газеты в Калуге. В 1929-1930 годах – заместитель главного редактора «Рабочей Москвы». В 1930 г. – инструктор Московского обкома.
В 1930-1932 годах занимался подпольной подрывной работой в Маньчжурии. Эта страница его жизни ещё ждёт своих исследователей.
В 1933 г. Л. Мурафер приезжает на работу в Самару. Со Средневолжским краем будут связаны все последние 5 лет его жизни.
В Самаре он был назначен руководителем сектора промышленности в отделе кадров Средневолжского крайкома. Он быстро входит в ближайшее окружение руководителя региона, 1-го секретаря крайкома Владимира Шубрикова (1932-1937).
Уже в сентябре 1933 г. В. Шубриков назначает 31-летнего Л. Мурафера на пост 1-го секретаря Сызранского горкома.
Методы руководства Л. Мурафера стали ясны сразу.
3 октября 1933 г. в сызранской газете «Красный Октябрь» появилась заметка с ложной информацией, что в окрестностях Сызрани кулак Чеснов совершил террористическое нападение на заместителя Печерского сельсовета Плотникова.
Л. Мурафер сразу загорелся идеей организовать в Сызрани показательный процесс над кулаком-террористом и стал требовать от городского прокурора Тримасова немедленно расследовать это дело. Горком даже сделал прокурору выговор за затяжку со следствием.
Тримасов в конце концов честно провёл расследование. Чеснов оказался середняком-единоличником, отцом пятерых детей, младшему из которых шёл второй год. Он не смог сдать по хлебозаготовкам 3 центнера хлеба, за что был обложен 5-кратным штрафом. Плотников решил в наказание за несданный хлеб увести у Чеснова единственную лошадь и, будучи на дворе у него, оттолкнул от неё его годовалого сына.
Тогда потерявший выдержку отец замахнулся на Плотникова железным запором для ворот. Удар пришёлся по касательной. Плотников не пострадал и лошадь всё равно увёл. Это событие и было названо террористическим нападением.
Л. Мурафер согласился с выводами расследования, но выговор с прокурора не снял и, более того, запретил ему пользоваться закрытым распределителем, где получало щедрые пайки руководство города.

В борьбе с остатками «пензенщины»
Впрочем, руководил он Сызранью всего полгода. Уже в апреле 1934 г. В. Шубриков назначает своего верного соратника на куда более важный пост 1-го секретаря Пензенского горкома. В то время Пенза была 3-м по численности населения городом региона (после Самары и Оренбурга), численность ее населения приближалась к 200 тыс.
murafer cityhall

Здание Пензенского Горкома ВКП(б) и городского совета, 1930-е годы.

32-летний Л. Мурафер возглавил город, когда тот приходил в себя после разгрома хозяйственно-бюрократического клана во главе с его предшественником Михаилом Ильиным. В условиях изменения политики Иосифа Сталина в отношении региональной номенклатуры Кремль решил придать пензенскому делу («пензенщине», как тогда говорили) показательно-воспитательный характер. 13 августа 1934 г. было издано постановление ЦК «О пензенской организации». (Подробнее о тех событиях см. мою статью «1934 год: начало наступления на региональные бюрократические кланы», на сайте «УМ» № 710).
Столь громкое дело неизбежно должно было отбросить длинную тень на правление Л. Мурафера. Всё его двухлетнее руководство городом пройдёт под сенью постоянных разговоров о необходимости борьбы с семейственностью, коррупцией, зажимом критики, характерными для его предшественника.
Уже в постановлении крайкома от 15 ноября 1934 г. деятельность Л. Мурафера в этой сфере была признана неудовлетворительной. 1-го секретаря обвиняли в том, что он встал на путь смещения кадров и репрессий, совершенно забыв об идейно-воспитательной работе. Только с 1 июля 1934 г. Л. Мурафер исключил из партии 120 человек, вынес 225 выговоров, снял 85 низовых руководителей.
Но принципиально положение в городе не изменилось. На предприятиях, в городском аппарате, в окрестных сёлах по-прежнему процветали кумовство, поборы, растраты, хищения государственных средств, гонения на критиков, подхалимство, определявшие общую неэффективность управления.
Все прежние тенденции развития сталинской политической модели никуда не исчезли. В 1935 г. нарастающий вал критической информации из Пензы заставил руководство Куйбышевского края вновь пристально заняться этим городом, который теперь, после отделения Оренбургской области, стал уже 2-м по численности в регионе.
В августе-сентябре 1935 г. в Пензе работала комиссия во главе с заведующим отделом советской торговли крайкома Владимиром Калачёвым (в 1930 г. он сам работал 1-м секретарём Пензенского горкома, а в 1938 г. станет 1-м секретарём Саратовского обкома). Она пришла к неутешительным выводам.
В заключении комиссии говорилось, что горком не сделал серьёзных выводов из пензенского дела, не воспитывал партийную организацию в духе принципиальной борьбы с остатками «пензенщины». В его деятельности преобладал «деляческий подход».
Виновные действительно наказывались, но на принципиальную политическую высоту, способную воспитать коммунистов, это не поднималось.
Например, председатель Весёловского сельсовета Сачков организовал денежные поборы с крестьян якобы вместо выполнения мясозаготовок. Собранные им 2300 руб. были потрачены в основном на коллективные пьянки. Его сняли, исключили из партии и отдали под суд, но никакой воспитательной работы на этом примере организовано не было.
Точно такая же история повторилась с председателем Терновского сельсовета Девятовым. Он собрал 2000 руб. Горком вынес ему строгий выговор и… перевёл на должность заведующего организационным отделом горсовета.
Управляющий Крахмальным трестом Пузов организовал поборы с подчинённых ему предприятий. Деньги тратились на повышение зарплаты руководства треста.
На мясокомбинате процветало хищение средств, зажим критики и повальное пьянство.
Руководитель Пензенского городского отдела здравоохранения Юзефсон своей политикой доводил до нервного срыва врачей. Из Пензы в Москву бежали лучшие хирурги. В отделе процветало нецелевое использование средств, грубое нарушение финансовой дисциплины. Деньги, отпущенные на питание больных, тратились на расширение административных штатов. В результате рацион и качество питания в пензенских больницах сильно ухудшились.
Руководство города в духе новых тенденций к поддержке единоначалия на производстве всегда занимало сторону директоров предприятий в их борьбе с критиками снизу. Это было вполне ожидаемо, поскольку именно от директоров зависело выполнение хозяйственных показателей промышленностью, а значит, и отношение вышестоящих органов к руководителям города. Но такой подход часто вёл к укреплению не столько трудовой дисциплины, сколько кумовства, самодурства и коррупции в среде самих руководителей производства.
Когда на бумажной фабрике «Маяк революции» против произвола, кумовства и грубости директора И. Каленюка восстал профком во главе с Прохоровым (что само по себе было уже крайне редким явлением для середины 1930-х годов), горком помог руководству предприятия избавиться от своего жёсткого критика, назначив его инструктором горсовета.
Прохоров оказался принципиальным человеком и дошёл до ЦК Союза бумажников. Тот пригрозил горкому обратиться в ЦК партии. Только тогда Л. Мурафер пошёл на уступки. Прохоров вернулся на фабрику, а И. Каленюк предпочёл просто не вернуться из очередного отпуска.
Но наиболее серьёзные события разворачивались на крупнейшем предприятии города – заводе им. Фрунзе, которым с 1934 г. руководил Николай Болотников. Дирекция завода, прочно сросшаяся с руководством парткома, широко освоила практику использования казённых средств для организации как всевозможных банкетов и балов, так и собственной роскошной жизни.
Для организации питания руководящей пятёрки завода (директора, его заместителя, личного секретаря директора, парторга и секретаря комитета комсомола) содержались 2 особых повара. Продукты для них закупались исключительно на рынке или в торгсине. Для их доставки завод содержал лошадь и кучера. За государственный счёт оплачивались и служанки директора и парторга. Деньги изымались из бюджета отделов рабочего снабжения и жилья. Вся эта сладкая жизнь руководства завода обошлась предприятию в десятки тысяч рублей.
Н. Болотников широко практиковал аресты своих подчинённых. В декабре 1934 г. он устроил ужин для приезжих артистов. Участникам этого пиршества не хватило вина, и директор в 2 часа ночи поднял с постели и арестовал заведующего столовой Негаева. За I полугодие 1935 г. только по 11-му цеху завода за нарушение трудовой дисциплины директор незаконно арестовал 45 человек.
Паразитирование руководства завода на бюджете отдела рабочего снабжения привело к значительному ухудшению качества питания в столовой и росту возмущения рабочих. Образ жизни директора и парторга ни для кого из них не был секретом. На политических занятиях рабочие стали задавать следующие вопросы: «Когда вы рабочих перестанете морить голодом?», «Чем коммунистическая партия лучше фашистской?»
Л. Мурафер, входивший в состав парткома завода, потом скажет, что ничего не знал о творившихся на предприятии безобразиях. Горком рассмотрел вопрос о положении на заводе лишь в июле 1935 г. и нашёл в себе силы лишь вежливо указать его руководству, что при такой системе возможны злоупотребления.
Комиссия В. Калачёва обнаружила в поведении Л. Мурафера, который лично коррумпирован не был, признаки зазнайства, вождизма, отказа от коллегиальности в управлении.
Всё чаще бюро горкома принимало даже самые важные решения опросом. Это означало, что большинство его членов было отстранено от реального управления городом, а вся власть сосредоточивалась в руках 1-го секретаря.
Впрочем, это не спасало от необычайной путаницы в работе. Л. Мурафер порою забывал об им же самим принятых решениях, а иногда мог одновременно оформить два взаимоисключающих постановления.
Визитной карточкой Л. Мурафера стали грубость, хамство, оскорбления. Их жертвами становились и заведующие отделами горкома, и его инструкторы, и редактор «Рабочей Пензы», и даже директор театра. Многим чиновникам приходилось по нескольку дней дожидаться приёма у 1-го секретаря.
В Пензе процветала крайняя текучка партийных кадров. Секретари парткомов менялись по 3-5 раз в год.
Самодурство Л. Мурафера особенно ярко проявилось в разгоне им труппы пензенского драматического театра. Его директор Мазурин, проработавший в театре 10 лет, сколотил неплохую труппу, которая с успехом играла как классические, так и революционные пьесы и даже блистала на гастролях в Ульяновске. Здесь мы можем положиться на отзыв такого ценителя театра, как 2-й секретарь Пензенского горкома Порфирий Руденко (1935-1937).
Однако Л. Мурафер в 1-й половине 1935 г. единолично разорвал контракт с труппой, заключённый горсоветом на 1935-1936 годы, и разогнал её. Директора театра Мазурина 1-й секретарь угрожал отправить в колхоз, но потом смягчился и послал его на пропагандистскую работу. Лишь обращение бывшего директора в ЦК и крайком сохранило его для театральной деятельности. В конечном счёте Мазурин был отозван из Пензы в распоряжение крайкома. Своё странное поведение Л. Мурафер объяснял тем, что пензякам нужны опера и оперетта, а не драматическое искусство.
В целом комиссия В. Калачёва сравнила Пензенский горком по уровню политической работы с небольшим сельским райкомом. Л. Мурафер ни разу не попробовал даже подступиться к таким сложным вопросам, как культура или работа с молодёжью.
Окончательный вердикт работе Л. Мурафера на посту 1-го секретаря Пензенского горкома вынесли 1-й и 2-й секретари Куйбышевского крайкома Владимир Шубриков и Александр Лёвин, приехавшие осенью 1935 г. в Пензу для того, чтобы разобраться с кризисом в городской партийной организации.
Они нашли в его деятельности и положительные стороны.
Например, лучше стала работать пензенская промышленность. Как заявил А. Лёвин, если раньше она хронически отставала, то теперь уже близка к тому, чтобы выполнять программу. Впрочем, благодарить за это надо скорее не Л. Мурафера, а те перемены в экономической политике И. Сталина, что произошли в 1933-1934 годах: отказ от громадья планов и безумной инвестиционной политики 1-й пятилетки (1928-1932) в пользу более умеренного и уравновешенного курса 2-й (1933-1937).
В. Шубриков и А. Лёвин заявили, что если прежнее руководство города во главе с М. Ильиным само насаждало семейственность и коррупцию, то теперь в горкоме сидят «честные большевики», которые борются с «пензенщиной». У нынешнего руководства горкома «иное моральное лицо». Но для успеха ему не хватает политического уровня, партийной смелости. Из-за этого оно идёт на «гнилые компромиссы».
Осенью 1935 г. Л. Мурафера оставили руководить Пензой, но очевидно, что именно тогда у В. Шубрикова сложилось понимание, что его нужно готовить к эвакуации из Пензы.
21 января 1936 г. В. Шубриков отправил секретарю и заведующему отделом руководящих партийных органов ЦК Николаю Ежову и его заместителю Георгию Маленкову письмо с предложением переместить Л. Мурафера из Пензы. 1-й секретарь Куйбышевского крайкома писал, что Л. Мурафер не справляется с работой.
Уже в феврале 1936 г. Л. Мурафер был переведён с повышением из Пензы в Куйбышев. Он занял ключевой пост заведующего промышленно-транспортным отделом крайкома.

Конец карьеры и гибель
У нового заведующего отделом был очень широкий круг обязанностей. Он не только курировал работу действующих предприятий, но и занимался содействием строительству новых объектов, партийно-массовой работой, обеспечением работников промышленности и транспорта жильём, развитием среди них индивидуального огородничества, работой индустриальных техникумов и институтов.
Но за рамки своей отрасли Л. Мурафер никогда не выходил, от вмешательства в принятие принципиальных политических решений по краю отстранялся.
В апреле 1937 г., в условиях начавшегося Большого террора, сменивший В. Шубрикова новый 1-й секретарь Куйбышевского обкома Павел Постышев перевёл Л. Мурафера на должность заведующего отделом печати и издательств. Но на этом посту он пробыл недолго.
После печально известного визита в Куйбышев секретаря ЦК Андрея Андреева в середине августа 1937 г. П. Постышев, сам опасавшийся ареста, был вынужден приступить к решительному разгрому регионального бюрократического клана.
21 августа 1937 г. Л. Мурафер был снят с работы, исключён из партии и арестован вслед за председателем облисполкома Георгием Полбицыным и 2-м секретарём обкома Александром Лёвиным.
3 февраля 1938 г. он попал в один из сталинских списков приговорённых к расстрелу. В нём числятся 118 человек. Кроме подписи И. Сталина на списке стоят автографы премьер-министра Вячеслава Молотова, секретаря ЦК и наркома тяжёлой промышленности Лазаря Кагановича и наркома обороны Климента Ворошилова.
10 мая смертный приговор был проштампован Военной коллегией Верховного суда СССР, проведшей выездную сессию в Куйбышеве. В тот же день 35-летний Лев Мурафер был казнён. Он стал жертвой коммунистического режима, который так увлечённо помогал строить.
Его вдова, 40-летняя Ядвига Мурафер-Тышкевич, уроженка Латвии, выходец из польской семьи, член РСДРП(б) с 1917 г., через месяц была приговорена к 5 годам лагерей как жена врага народа. Вышла на свободу в 1942 г.
Она была реабилитирована в 1955 г., её муж – в 1956 г.

Михаил Зелёв, кандидат исторических наук

Все фото из коллекции Игоря Шишкина

Прочитано 933 раз

Поиск по сайту