«На таких танках невозможно идти в бой»

Рассекречивание архивов дает возможность узнать больше правды о Великой Отечественной войне. Так, становится очевидным, что оценки сталинской индустриализации и её значимости для итогов войны слишком завышены.
Об этом же говорит фундаментальное исследование уральского ученого Никиты Мельникова «Танковая промышленность СССР в годы Великой Отечественной войны» (М.: Яуза-каталог, 2019), который изучил огромное количество документов центральных архивов, региональных архивов, материалы музеев крупных уральских предприятий. Основные выводы исследователя и послужили материалом для написания данной статьи.
Начало Великой Отечественной войны СССР, несмотря на все сложности эпохи индустриализации, встретил с сформировавшейся танковой промышленностью.
Производство танков концентрировалось в Ленинграде (КВ-1 и КВ-2) и Харькове (Т-34, дизельный двигатель В-2), а в Челябинске (КВ), Сталинграде (Т-34), ленинградском заводе № 174 (Т-50) и московском заводе № 37 (Т-40) танковое производство только разворачивалось.
Бронекорпусное производство концентрировалось в Ленинграде (Ижорский завод) и Мариуполе, а в 1941 г. его начали осваивать Кулебакский, Выксунский, Подольский заводы, челябинский завод № 78 и сталинградский завод № 264.
Однако летняя катастрофа 1941 г. незамедлительно поставила вопрос об эвакуации западных заводов на восток. В советской историографии эвакуация промышленности подавалась как успешное выполнение четкого и детально продуманного плана. Мол, каждая организация твердо знала, куда эвакуируется, а там знали, когда прибудет организация и сколько оборудования и людей. В общем, каждый знал, что ему делать.
На самом деле реальность заставила все, что планировалось до войны, кардинально поменять. Логика размещения предприятий выстраивалась на ходу, в спешке, без учета реальных возможностей. Так, в августе 1941 г. ленинградский Кировский завод (танки КВ) было решено эвакуировать в Нижний Тагил, однако возникла проблема с размещением харьковского паровозостроительного завода (Т-34).
В результате Кировский завод оказался в Челябинске, а в Нижний Тагил поехали харьковчане. Завод № 174 начал эвакуироваться в Челябинск, а монтировался уже в Чкаловске (Оренбургская область).
Эшелоны с московским заводом № 37 и станкостроительным заводом № 184 помчались в Среднюю Азию (в Ташкент и Фрунзе), а оказались в итоге в Свердловске и Нижнем Тагиле.
Эвакуация на Урал проходила тяжело. Транспортная система Урала оказалась совершенно не готова к валу эвакуированных предприятий, так как двухпутевые железные дороги составляли всего лишь 20% от общей длины дорог, причем в основном в районе Челябинска.
В результате в районе Свердловска образовалась гигантская пробка: поезда шли «трамвайным способом» – один за другим, – что привело к многочисленным задержкам.
Но основным проблемным местом стал нижнетагильский узел, где катастрофически не хватало средств выгрузки и возможностей для размещения людей. Последние эшелоны прибывали на Урал еще в январе 1942 г.
Кроме этого, не все заводы удалось полностью эвакуировать. Так, 8 октября 1941 г., в самый разгар эвакуационных мероприятий, в Мариуполь ворвались немцы, поэтому многочисленные вагоны с оборудованием для броневого производства и основная часть рабочих остались под оккупацией (эвакуировано лишь 11,5% рабочих).
Да и Харьковский завод Т-34 смог вывести на восток лишь 10% рабочих и 20% инженерно-технических работников.
Часть оборудования приходила некомплектной или просто терялась в пути (так, 320 вагонов с оборудованием подольского и московского предприятий, направленных в Свердловск, где-то плутали, пока их не обнаружили аж в середине февраля 1942 г.).
В конечном итоге к концу 1941 г. все-таки удалось сформировать новую крупнейшую базу танкостроения на Урале с центрами в Челябинске (на базе ЧТЗ), Нижнем Тагиле (на базе Уралвагонзавода и Уралмаша) и Свердловске.
Нижний Тагил стал центром производства Т-34 и бронекорпусов, Челябинск – танков КВ, бронекорпусов и дизелей В-2, а Свердловск – центром производства легких танков Т-60 и дизелей В-2.
Броню для танков выплавляли металлургические комбинаты в Магнитогорске, Нижнем Тагиле и Новокузнецке (Сталинске). Танко-моторное КБ под руководством Ж. Я. Котина обосновалось в Челябинске, а ЦНИИ-48 по танковой броне – в Свердловске.
Одновременно формировались и другие, менее крупные, танковые центры. Центры по производству легких танков Т-50 сформировались в Чкалово (Оренбургская область), в Горьком (на базе ГАЗа) и Омске, а в Киров был эвакуирован Коломенский завод по выпуску танков Т-60.
Однако в январе 1942 г. производство танков Т-50 было прекращено, поэтому Чкаловский завод эвакуировали в Омск, где был сформирован еще один центр по производству Т-34. Отдельным центром по производству Т-34 и Т-60 стал Сталинград, куда был эвакуирован и Харьковский тракторный завод.
В советское время сформировался устойчивый миф о том, что, якобы, эвакуированные предприятия уже через 3-4 недели после прибытия в места новой дислокации начали выпускать продукцию.
Со школьной скамьи помню байки о том, как станки устанавливались в поле, под открытым небом, сразу начиная производить боевую технику, а уже потом над сборочной площадкой возводились стены.
Во-первых, как можно было установить в поле, например, карусельный станок или термическую печь? Без фундамента и инфраструктуры?
Во-вторых, архивные документы свидетельствуют, что выход эвакуированных предприятий на уровень стабильного производства затянулся на многие месяцы, до весны 1942 г.
Да, Сталин дал приказ ввести заводы в строй к 1 ноября 1941 г., так как он во что бы то ни стало хотел увидеть как можно больше выпущенных танков взамен тысяч боевых машин, бездарно потерянных во время летней катастрофы 1941 г. Но все сталинские сроки были совершенно нереальны. Отодвинули начало пуска на начало декабря, но вновь без особого успеха.
Для того чтобы собирать танки, необходимы были бронекорпуса и двигатели. Уральский турбинный завод в Свердловске, ставший главным центром по производству дизелей В-2, должен был дать продукцию еще в сентябре 1941 г.
Вместо этого первые дизеля были собраны только в ноябре. Причем все планы, как это постоянно и происходило в сталинские времена, были безнадежно сорваны: в ноябре завод вместо 150 дал всего 60 двигателей (40% от плана), а в декабре – 144 В-2 вместо 260 запланированных (55%).
Важнейшая причина этого – срыв регулярных поставок штампованных деталей с Уралмаша, литейный цех которого даже в первой половине декабря выпустил всего 8-12% деталей для В-2 от плана, так как, во-первых, все еще находился в стадии становления, а во-вторых, до середины ноября никак не мог получить нужное количество легированной стали со Златоустовского завода.
При этом отлитые заготовки имели огромный процент брака. Так, на самом Уралмаше отбраковывалось от 15% до 45% деталей, да потом еще на турбинном заводе шла отбраковка (из поставленных к 23 ноября 1941 г. 157 чугунных рубашек, одной из ведущих деталей В-2, было забраковано 149).
Кроме этого, сам турбинный завод все еще находился в стадии становления: на 1 января 1942 г. из 1223 металлорежущих станков было смонтировано 926, а строительство цехов не было завершено.
Так же осенью 1941 г. лихорадило производство бронекорпусов для танков на Уралмаше. Причины те же: неритмичность поставок броневого листа с металлургических заводов и резкое падение качества бронелистов.
По идее, Уралмаш должен был получать броневой лист на текущий месяц к середине предыдущего месяца, но в реальности завод часто простаивал из-за срыва поставок (так, к 10 декабря
1941 г. бронелист на декабрь еще не был поставлен), а потом начинались аврал и штурмовщина.
Кроме этого, бронелист перед ковкой должен был пройти термическую обработку, чтобы убрать хрупкость и придать металлу необходимую вязкость (приобрести так называемый волокнистый излом).
Однако металл с Магнитогорска и Кузнецка поступал некачественный, что приводило к необходимости повторной температурной обработки, а это значительно удлиняло производственный процесс, да и зачастую не приводило к нужному результату (в первой половине октября было забраковано 1,5 тыс. тонн металла).
А металл с Нижнетагильского комбината осенью 1941 г. даже не подвергался обработке, так как был полностью некондиционным. В сочетании с задержками поставок листа все это уже приобретало характер производственной катастрофы.
Пришлось срочно включаться Броневому институту (ЦНИИ-48), 75% сотрудников которого не вылазили с заводов, помогая преодолевать проблемы. Им удалось внедрить новый метод термической обработки металла, что ускорило работу и впоследствии позволило в основном снять вопрос о браке.
Кроме этого, сотрудники НИИ разработали новую технологию проката броневой стали на металлургических комбинатах, а перевод выплавки броневой стали в мартеновские печи привел к увеличению ее производства с одной печи в 2-2,5 раза.
В общем, огромными усилиями план по выпуску бронекорпусов в IV квартале 1941 г. Уралмаш даже перевыполнил: вместо 525 корпусов для КВ выпустил 560.
Но если к началу 1942 года выпуск двигателей и бронекорпусов худо-бедно начался, то с выпуском танков была беда. С огромным трудом их производство все-таки началось в Горьком и на Челябинском тракторном заводе, где производство КВ пытались начать еще до войны.
За весь III квартал 1941 г. ЧТЗ выпустил всего 75 КВ, однако с прибытием туда Кировского завода процесс активизировался, и в IV квартале было изготовлено 411 КВ, но это было всего 40% от плана, то есть совсем не то, что от завода ожидали.
Такая же ситуация была в Горьком: если ГАЗ сумел выпустить 1320 Т-60 (но это за весь год), то на новом заводе (бывшем «Красное Сормово») до конца года было выпущено всего 173 легких танка, что составляло 48,5% от плана.
Да и иначе и быть не могло: ГАЗ, который должен был поставлять ему бензиновые моторы М-17 для легких танков, регулярно срывал поставки (до конца года поставил всего 218 из 745 запланированных).
А вот в Нижнем Тагиле и Свердловске производство танков никак организовать не удавалось. В декабре 1941 г. нижнетагильский Уралвагонзавод только принимал и размещал оборудование Харьковского паровозостроительного завода, причем не обошлось без типичного советского бардака.
Проверявший завод нарком танковой промышленности В. А. Малышев обнаружил, что выгрузка оборудования происходит «самым варварским и преступным способом», а ценные станки все были свалены в кучу и ржавели под снегом.
Результат был очевиден: к 5 января 1942 г. завод не дал ни одного танка, хотя по плану в декабре он должен был дать 100 Т-34, а в январе ежедневно выпускать по 10 танков.
Все производство Т-34 осенью 1941 г. сконцентрировалось на Сталинградском тракторном заводе, которому за весь год удалось выпустить 1256 танков и 197 дизелей В-2.
Такая же картина наблюдалась и в Свердловске, где заводу № 37 никак не удавалось наладить выпуск Т-60. Во-первых, из-за недостатка площадей завод разместился на трех территориях, отстоявших друг от друга на 4-5 км.
Во-вторых, часть оборудования затерялась и не была смонтирована. Нет, завод выпустил какое-то количество танков в ноябре-январе, но это за счет привезенных при эвакуации бронекорпусов, а вот ни одной собственной детали для Т-60 завод не выпустил. Коломенский завод в Кирове тоже не выпустил осенью ни одного танка.
Но Сталин требовал все больше и больше танков.
С советских времен принято считать, что к середине 1942 г. эвакуированные заводы полностью восстановили свое производство. Действительно, если исходить только из количественных показателей, так оно и было. Все танковые заводы в мае-июне не только начали выполнять, но и перевыполнять план.
На этом можно было бы поставить победную точку, если бы не одно но: качество выпускаемой продукции было предельно низким.
Чтобы обеспечить поставки в армию нужного количества танков, советское руководство пошло на резкое снижение требований при их приемке на заводах.
С 15 января 1942 г. военным представителям приказывалось во время приема партий танков испытывать лишь каждый десятый танк Т-34 и КВ. Процедура проверки включала лишь 5-километровый пробег и отстрел пушки.
По сути, танк должен был завестись и немного проехать. И все, на фронт. Более того, теперь разрешалось принимать танки без наличия некоторых приборов (спидометров, моторов поворота башни, раций) при их отсутствии на заводе.
Результат не замедлил сказаться. Так, из 10 танков КВ, полученных 121-й танковой бригадой 10 февраля 1942 г., 5 (половина) вышли из строя в результате пробега от 140 до 250 км.
В январе-феврале 1942 г. из всех КВ, присутствующих на ремонтных базах всех фронтов, только 39% танков были потеряны в бою, остальные имели производственные дефекты, которые в действующих частях устранить было невозможно.
В ноябре 1942 г. было осмотрено 84 вышедших из строя КВ, выпущенных осенью 1942 г., и картина та же: все они проработали не более 15 мото-часов (из них 12 – не более 2 мото-часов); 72 имели конструктивные дефекты.
В конце 1942 г. из 5 танков Т-34, выпущенных Уралмашем и предоставленных военпредам для испытания, 2 сломались через 8-10 км пробега, один – через 130 км, а два пробег прошли, но «долго стояли в поле на исправление дефектов».
Вывод военпредов был приговором: «На таких танках невозможно совершать марши, и без риска потери людей и
материальной части невозможно идти в бой».
Но наиболее радикально проблема качества танков проявила себя в бронекорпусном производстве Т-34: его броня из-за обилия трещин была явно далека от стандартов, в нее заложенных.
Трещины возникали еще в период сборки корпусов, потом появлялись новые, а старые продолжали расти. Дело в том, что для Т-34 использовалась броня высокой твердости, которая очень требовательна к качеству металла. Броня была хороша: она останавливала тогдашние бронебойные снаряды при небольшой ее толщине.
Но любое нарушение технологии ее изготовления и изменение химического состава немедленно вело к появлению трещин. Интересно, что в годы войны немцы так и не решились использовать эту броню для своих танков, и это с их уровнем технологической дисциплины на производстве!
Что уж говорить, например, про Новотагильский металлургический комбинат, для которого выплавка брони была делом совершенно новым, да и еще в условиях войны.
Погоня за выполнением плана резко снизила качество брони. В I квартале 1942 г. было забраковано 951 тонна листов, а за апрель и 20 дней мая – 1836 тонн. Магнитогорский и Кузнецкий комбинаты до конца 1941 г. не могли дать качественный металл, потому что там на тот момент просто не существовало необходимой технологии.
Только в первой половине 1942 г. восточные броневые заводы начали процесс реального улучшения качества брони, который затянулся до конца года.
Но если бы дело было только в металле!
Когда броня поступала на заводы по сборке бронекорпусов, там процесс образования трещин только усиливался, так как происходило повсеместное нарушение технологии сварки листов в бронекорпус (так, для увеличения показателей отменили зачистку участков брони под сварку и использовали более толстые электроды, что ускоряло процесс, но сильно ослабляло шов, и т. п.). Острой была проблема нехватки высококвалифицированных сварщиков.
Специалисты заводов и НИИ нашли решение проблемы в изготовлении литых башен: сначала на Уралмаше, а затем и на остальных заводах.
С ноября 1941 г. литые башни пошли потоком, но на плановый уровень производство вышло только к весне
1942 г., когда все элементы технологии были окончательно отработаны. Это позволило избавиться от трещин в башне танка, но проблема трещин в корпусе оставалась серьезной: в середине 1942 г. они составляли 56% всех рекламаций на Т-34, поступавших с фронта.
Это означало приговор бронестойкости средних танков выпуска 1942 г. Эта проблема до конца войны окончательно так и не была решена, хотя качество металла и корпусов к тому времени, естественно, серьезно выросло. Так, если в 1942 г. доля забракованных листов составляла 56,25%, то в 1945 г. – всего 13,3%. Но никогда не было 100-процентного качества.
По идее, с лета 1942 г., вслед за достижением плановых количественных показателей, должен был начаться трудный процесс повышения качества танков, но как раз летом произошел производственный кризис: был потерян крупнейший на тот момент центр производства Т-34 – Сталинград.
Пришлось заводам на Урале резко сокращать производство КВ и прекращать выпуск Т-60 и Т-70, организуя производство Т-34. В результате переналадки производства с осени 1942 г. ведущие танковые заводы начали регулярно срывать программу производства танков, а в ноябре, по словам наркома И. М. Зальцмана, заводы показали «позорные результаты».
Становилось понятным, что без радикальной модернизации производственного процесса удачи не видать. Поэтому в первой половине 1943 г. начинается массовое внедрение новых технологий.
Во-первых, специалисты ЦНИИ-48 разработали технологию литья деталей Т-34 (башни, лобового щита) в кокиль (металлическую, а не песчаную форму), что позволило увеличить производительность труда в 2-3 раза и добиться экономии металла на одну башню в 1 тонну.
И, самое главное, брак снизился в 2-3 раза, а бронестойкость выросла на 15%.
Во-вторых, огромную помощь оказал Институт электросварки под руководством Е. О. Патона, который впервые в мире разработал технологию автоматической сварки бронекорпусов, что делало сварочный процесс более быстрым и качественным. При этом ее могли, что было очень важно тогда, осуществлять сварщики низкой квалификации.
В 1943 г. активно внедряется поточное и конвейерное производство танков. Так, к концу 1943 г. на Уралвагонзаводе было 59 поточных линий, на Уралмаше – 20. Благодаря этому была изжита штурмовщина, а выполнение графика производства с декабря 1943 г. стала нормой.
И, самое главное, значительно выросло качество. Так, исследования танков после зимних боев под Сталинградом показало, что только 8,6% танков вышли из строя из-за производственных дефектов, а летом 1943 г. в боях под Орлом – только 2% машин. Это был серьезный прорыв.
Таким образом, окончательный переход на выпуск бронетанковой техники и комплектующих строго по установленным планам произошел не в середине 1942 г., как до сих пор пишут во всех учебниках, а к концу 1943 г. В то же время проблема трещин в корпусах танков так до конца и не была решена.
Кроме этого, летние бои 1943 г. под Курском выявили еще одну важнейшую проблему – Т-34 и КВ безнадежно устарели, так как новые немецкие 75-мм и 88-мм противотанковые системы пробивали лобовую броню и башню советских танков с любого ракурса. Но это уже материал отдельной статьи.
Юрий ГАН,
учитель истории,
ст. Динская Краснодарского края