Врата ада: к 75-летию освобождения Освенцима

Рене Солт исполнилось 15 лет, когда она въехала во врата ада. Свой путь в расположенный под Краковом нацистский лагерь смерти Освенцим она проделала с родителями в вагоне для скота, набитом евреями. Целые сутки они были лишены еды, питья и глотка свежего воздуха.
По прибытии мужчин отделили от женщин и детей. Родившаяся в Польше Рене больше никогда не увидела своего отца.
Она с мамой стояла в очереди. Она тянулась к «ангелу смерти» – офицеру нацистских СС Йозефу Менгеле, врачу, проводившему жестокие опыты на узниках.
«Если он видел двух людей, державшихся за руки, то разделял их лёгким ударом ладони и отправлял одного человека на смерть, а другого оставлял жить», – рассказывает она. Те, кто оказывался справа, прямиком отправлялись в газовые камеры. Чудом и Рене, и её мама оказались слева.
«Я помню всё. Я вижу всё, что произошло, – говорит она. – Нас привели в зал. Всем велели раздеться и побрили нас наголо. Они забрали все наши пожитки, драгоценности, часы – всё. Мы все молились, обнимали и целовали друг друга, полагая, что настал наш последний час».
Вместо этого нам дали по кусочку белой ткани, на котором был напечатан номер. Его нужно было приколоть к розданной нам одежде. Рене досталась не по размеру большая юбка и мужская рубашка-пижама. Ни обуви, ни нижнего белья не дали. Несколько недель днём и ночью узники сидели рядами на каменном полу в бараке.
«Раз в день нам позволяли сходить в уборную. Раз в день нас кормили похлёбкой, принося один лоток на пятерых. У них всегда были свои доводы: «Ты уже сделала три глотка». Всем хотелось похлёбки со дна котла, где она была гуще. Нам не позволяли разговаривать. Невозможно было нормально заснуть, поскольку мы всё время находились в сидячем положении».
«Дважды в день у входа в барак проводилась перекличка. Очень часто люди падали от слабости. Порою, кто-то умирал. К нам относились как к животным».
Скоро 90-летней Рене вновь предстоит оказаться перед воротами Освенцима-Бжезинки. Вместе с ещё примерно 200 оставшимися в живых жертвами Холокоста и кучей глав государств, политических вождей и сановников она будет отмечать 75-ю годовщину освобождения лагеря русскими солдатами.
В Освенциме – крупнейшем из нацистских лагерей смерти – было убито по меньшей мере 1,1 млн человек, в основном евреев.
В недели, предшествовавшие приходу Красной Армии 27 января 1945 г., были уничтожены в газовых камерах и расстреляны десятки тысяч узников. После этого газовые камеры были разрушены. В живых осталось около 7000 узников.
Рене Солт и её мама покинули лагерь за 4 месяца до этого. Их сначала отправили в Гамбург на изнурительные каторжные работы, а затем в лагерь смерти Берген-Бельзен, где их освободили британские войска 15 апреля 1945 г.
Спустя 12 дней умерла 42-летняя мама Рене. Её похоронили в общей могиле. Рене пролежала в больнице несколько недель.
Из их большой семьи, включавшей тётушек, дядюшек, двоюродных братьев, дедушек и прадедушек, Холокост пережили лишь Рене и трое её тётушек. В 1949 г. она вышла замуж за британского солдата, освобождавшего Берген-Бельзен. У них двое детей и пять внуков.
Десятилетиями она не рассказывала о своём опыте никому, даже родным и близким. Её мучили ночные кошмары. Но в конце концов в 2005 г. она согласилась вместе со своим 13-летним внуком Адрианом принять участие в съёмке BBC документального фильма «Внук Холокоста».
Для этого она впервые вернулась в Освенцим. «На самом деле я не хотела ехать. Я была потрясена. Я была так напугана. Это было ужасно. Я словно хоронила призраков», – говорит она.
С тех пор она была здесь десятки раз. Наверное, этот визит один из последних. Спустя 75 лет после окончания Второй мировой войны число переживших Холокост неизбежно резко сокращается.
В то время, когда антисемитизм в Европе вновь на подъёме, «это, возможно, последняя круглая дата, которую мы отмечаем вместе с очевидцами, прошедшими через невообразимый ужас Холокоста», говорит Карен Поллак из Образовательного фонда Холокоста.
Многие десятилетия, помимо фактов, дат и цифр о Холокосте, мир имел возможность «смотреть в лица людей, которые знали об Освенциме не из книг и фильмов, а на самом деле, осязаемо, физически прошли через этот ад», говорит Пётр Цывиньский, директор мемориала и музея Освенцим-Бжезинка.
Выжившие стали «нравственным символом не только самого выживания, но и сопротивления», говорит Майкл Беренбаум, исследователь Холокоста из Американского еврейского университета в Калифорнии.
«Они несли свидетельство о самом худшем, что может быть в человеке, и стали голосом достоинства, терпимости и порядочности. Мысль о том, что это поколение скоро уйдёт от нас, очень болезненна. Мы потеряем подлинность. Больше не выйдет кто-нибудь, кто сможет сказать: «Я был там»».
Но, добавляет он, «ни одно поколение не оставило после себя такого числа исторических свидетельств», включая воспоминания, произведения искусства, музыки и кино. «Мы уже порядка десяти лет думаем над тем, как преподавать историю Холокоста в отсутствие живых свидетелей».
«Памятник и имя» собрал огромный архив видео-, аудио- и письменных воспоминаний.
В 2016 г. Британский национальный центр и музей Холокоста в Ньюарке запустил новаторский проект сохранения ответов выживших на вопросы детей.
Проект «Навсегда», используя цифровые технологии, создаёт голограммы выживших, которые в настоящем времени могут «ответить» на вопросы на основе сотен ранее записанных своих высказываний.
Этот Центр уже снял короткометражный фильм, где рассказывается история одного выжившего языком хип-хопа, что должно привлечь молодёжь.
«В условиях безразличия, привыкания и отрицания важность свидетельств, полученных из первых рук, трудно переоценить, – говорит Марк Кэйв, исполнительный директор Центра. – Проект «Навсегда» – это самое важное, что мы делаем для преподавания истории Холокоста грядущим поколениям».
Есть и «вторичные свидетельства», когда дети и внуки пересказывают истории своих отцов и дедов. Но многим из них есть что самим рассказать о своей долгой жизни в тени Холокоста.
Учёные и психологи всё больше начинают исследовать влияние этого наследия на «второе поколение» с его такими симптомами травмы, как клиническая подавленность, враждебность, пагубные привычки и неправильное питание. Теперь признано, что кое-кто и в третьем поколении страдает под грузом семейной истории.
Дедушка и бабушка Эллисон Назарян по маме были узниками Освенцима и Берген-Бельзена. Там родилась её мама. Она написала книгу «Последствия: История внучки о наследии, исцелении и надежде», где рассказывает о своём опыте.
«Я была близка со своими дедушкой и бабушкой. Они свободно и образно рассказывали о своей жизни во время Холокоста. Я впитала их опыт. Всё это я слышала. Я была окружена Холокостом. Он был частью каждой истории, каждого спора, каждого дня моей жизни», – говорит она.
«Мне говорили: «Они могут прийти за нами в любой момент». Даже сейчас я держу собранную сумку с паспортами и всем необходимым. Есть что-то, что порождает во мне иррациональное желание убежать. Только в 12 или 13 лет я осознала, что не все дедушки и бабушки пережили Холокост. Он сделал меня такой, какая я есть».
Назарян, которой сейчас 48 лет, решила, что не будет травмировать своих детей – четвёртое поколение: «Я не хочу выглядеть обиженной или опечаленной. Я очень горжусь своими дедушкой и бабушкой. Но я не думаю, что несение на себе этого бремени чему-то может помочь. Мои дети на 100% свободны от него».
Дочь переживших Холокост Наоми Леви говорит, что у потомков есть «стойкое ощущение потерь и призраков прошлого». У неё был период, когда она хотела «оттолкнуть это от себя», но в конце концов стала изучать и записывать историю семьи, «пытаясь собрать вместе все кусочки».
Что касается своих детей – теперь это взрослые люди, – то она говорит: «Я хотела как можно дольше оградить их от этого. Я была очень осторожна в этом отношении, пока они росли. Это ради равновесия. Я не хотела, чтобы они несли это бремя. Я думаю, они захотят узнать больше, но я не собираюсь ставить их перед лицом этих фактов».
В Израиле некоторые внуки выживших стали в знак памяти делать себе на руке татуировку с лагерным номером своих дедушек и бабушек. Эта тенденция, впрочем, не очень распространённая, достаточно противоречива и у многих вызывает оторопь. И вовсе не из-за существующего у евреев запрета на татуировки.
Главная побудительная сила этих молодых людей – «никогда не забудем» – вполне уместна в эпоху поднимающих голову антисемитизма, национализма и популизма. Как говорит Цывиньский, значение нынешней годовщины заключается вовсе не в круглом числе лет, прошедших со времени освобождения Освенцима, а в том, «в каком мире мы живём сегодня. Антисемитизм, расизм и ксенофобия необычайно ожили.
Было бы ошибкой помещать Холокост в ящик с надписью «История», говорит Кэйв. «Предостережение, которое даёт нам история Холокоста, это самый великий урок».
Рене Солт снова и снова рассказывает свою историю, «поскольку люди не должны забывать. Всё ещё есть люди, которые говорят, что этого не было. Они всё отрицают.
Но куда вы денете людей вроде меня? Когда закончилась война, мы верили, что это больше не повторится. Но теперь наступило время для беспокойства».
Гарриет Шервуд
The Guardian, 12 января 2020 года.