Текстильные фабрики дореволюционной России: уроки социальной ответственности

A A A

Расссказывает учитель истории Юрий Ган.

После того как мне удалось ознакомиться с «неожиданным образом царской России» в трудах историка Михаила Давыдова с точки зрения положения в деревне, меня заинтересовал вопрос о том, насколько советские историки исказили положение фабричных рабочих в дореволюционной России.
Все мы с советских времен знаем, что фабриканты-мироеды нещадно гнобили рабочий класс, выжимая из него все, что можно, ради своих прибылей. И опять это оказалось мифом.
Российские исследователи попытались разобраться с этим вопросом.
В качестве примера я могу назвать коллективный труд Л. Бородкина, Т. Валетова, Ю. Смирнова и И. Шильниковой «Не рублем единым»: трудовые стимулы рабочих-текстильщиков дореволюционной России» (М.: РОССПЭН, 2010).
Они изучили делопроизводство двух крупных текстильных предприятий – Товарищества мануфактур Н. Н. Коншина в г. Серпухове и Товарищества Ярославской Большой мануфактуры конца XIX – начала XX вв., привлекая материалы и других предприятий.
Текстильная промышленность являла собой пример высокой концентрации производства (около 80% рабочих работали на крупных предприятиях). Поэтому положение рабочих на них является показательным.
Вначале о продолжительности рабочего дня.
Во всех странах в момент начала индустриализации продолжительность рабочего дня была чрезмерной. Так, в Англии и Франции в 1840-х гг. рабочие фабрик работали по 14-15 часов с тремя перерывами по полчаса за смену. После завершения процесса индустриализации рабочий день там сократился в среднем до 10 часов.
Российская империя не была исключением. Если рабочие-текстильщики в 1870-х гг. работали по 13-14 часов, то уже к 1913 г. чистый рабочий день составлял 9-10 часов (плюс 1,5 часа рабочие отдыхали на завтраке и обеде).
Однако не надо забывать о том, что в России в то время было немало праздничных нерабочих дней, кроме воскресенья. Так, из рабочих книжек рабочих фабрики Коншина следует, что в 1879-80 гг. было 30 праздничных нерабочих дней, т. е. фабрика за год отработала 284 дня (78% дней года).
К 1913 г. в текстильной промышленности на крупных предприятиях среднее число рабочих дней стабилизировалось на уровне 265-272 (73-75% дней в году).
Для сравнения: в 2018 г. в России было 247 рабочих дней (68% дней года). Правда, это без учета оплачиваемого отпуска (28 дней), положенного каждому работнику, которого не было в дореволюционной России.
Но согласитесь, как-то все равно все это не вяжется с привычным образом изнывающего в беспросветном труде рабочего в царской России: 90-100 дней в году в начале XX в. текстильщики отдыхали.
fabrika

Фабричные казармы Ярославской большой мануфактуры, 1905 г.

Как же оплачивался труд текстильщиков?
Анализ зарплат текстильщиков фабрик Коншина, проведенный авторами вышеуказанного исследования, показал, что зарплата рабочих разных специальностей в целом постоянно росла.
Так, если ткачи в 1901 г. получали 63-71 коп. в день, то в 1914 г. – 84-101 коп. в день (рост на 33-42% за 13 лет), а рост зарплат самых высокооплачиваемых категорий рабочих – рисовальщиков – был еще выше: с 1,46 руб. до 2,74 руб. в день (рост на 88%, т. е. почти в два раза). Но это номинальная зарплата (без учета роста цен).
Однако и реальная зарплата (с учетом инфляции) всех категорий рабочих тоже имела тенденцию к росту. Так, если пересчитать зарплату в копейки 1913 г. (что на них можно было купить), то ткачи коншинских фабрик в 1901 г. реально получали 80-90 коп., а в 1913 г. – 87-100 коп. в день (рост на 9-11%), а реальная зарплата высокооплачиваемых рисовальщиков выросла с 1,9 руб. в 1898 г. до 2,74 руб. в 1913 г. (рост на 44%).
Не забудем, что рабочий день сокращался, что говорит о постепенном росте благосостояния фабричных рабочих-текстильщиков. При этом авторы отмечают, что за 20 лет в расчетных книгах и в протоколах заседаний правления фабрик Коншина не обнаружено ни одного случая снижения сдельных расценок рабочих или увеличения норм.
Советские историки практически не говорили о социальных программах, которые российские предприниматели осуществляли на своих предприятиях. Мол, пили кровь фабриканты-мироеды у своих рабочих и обогащались нещадно.
Однако анализ повседневной жизни фабрик, который осуществили историки Л. Бородкин и другие, показывает, что это было далеко не так. И дело не только в том, что что-то требовал закон, а что-то фабрикантами делалось для привлечения на свои предприятия высококвалифицированных рабочих.
Иногда элементы социальной сферы на крупных фабриках значительно превосходили минимальные требования, что говорит об их социальной ответственности. Говорить об этом советским историкам было не с руки: ведь, как нас учили, только с приходом к власти большевиков рабочие получили долгожданные блага и свободу.
О каких же социальных программах на дореволюционных фабриках идет речь?
Во-первых, решение жилищного вопроса. Эта проблема с началом индустриализации в России резко обострилась, так как у нас не сложилась практика строительства рабочих кварталов с дешевыми квартирами (как правило, до индустриализации на мелких предприятиях работали крестьяне с окрестных деревень).
Снять за приемлемую плату даже отдельную комнату было сложно, поэтому либо в одну комнату набивалось несколько семей, либо снимались подвалы с плохим санитарным состоянием.
В этой ситуации фабриканты шли тремя путями.
Первый путь – строительство фабричных казарм при фабриках. В советское время эти казармы всегда описывались крайне негативно: скученность, грязь, отсутствие вентиляции.
Однако анализ архивных фондов, который провели вышеуказанные авторы, показал, что так было не везде и ситуация менялась с течением времени. На коншинских фабриках в казармах проживало в начале XX в. до 77% рабочих.
Однако добиться санитарных норм (1 куб. сажень на 1 человека) в большинстве казарм не удалось. В то же время в самой большой казарме – Сериковской – на человека приходилось 1,28 куб. сажени, что даже превышало санитарную норму. Более того, все квалифицированные рабочие (граверы, мастеровые) с семьями имели каждый отдельную каморку, даже если в семье было 2 человека.
На Ярославской фабрике казармы появились еще в 1870-е годы. Из 10 казарм в 8 сохранялась скученность, хотя отопление было центральным. В то же время две казармы, построенные к началу XX века, в 1900 г. на Всемирной выставке в Париже удостоились серебряной медали. Понятно, что заселили их в основном квалифицированные рабочие.
Отчеты фабричных инспекторов гласят, что все ярославские казармы всегда чистые и опрятные, а каморки просторные и светлые. Все ярославские казармы с 1901 г. освещались электричеством, регулярно проводился ремонт.
В каждой комнате была принудительная вентиляция, был водопровод. В силу того что вода была плохой, фабрика потратила 30000 руб. на артезианскую скважину и содержала в казармах кубы с кипятком.
Кроме этого, в казармах находились фельдшеры, кухарки, сторожа и морильщики насекомых, содержащиеся за счет фабрики. Вывоз мусора и нечистот осуществлялся быстро: каждые 24 часа.
В общем, бытовые условия в казармах были объективно лучше, чем на съемном жилье, а кроме этого, проживание было бесплатным (платили только за свет). Таким образом, создание нормальных бытовых условий для рабочих у администрации Ярославской фабрики явно было не на последнем месте.
Второй путь решения жилищного вопроса – выплата рабочему ежемесячной компенсации на съем жилья (квартирные деньги). Однако эта проблема решалась недостаточно.
Этих денег (1-3 руб. в месяц) на фабрике Коншина и на Ярославской фабрике было мало для съема приличного жилья (съем отдельной комнаты в 5 кв. м стоил 4,5 руб. в месяц), что служило основанием для постоянных требований их увеличения во время забастовок начала XX в.
В то же время рабочие, проживавшие в собственных квартирах или прилегающих деревнях (а таких было от 15 до 40% в разные годы), от квартирных денег только выигрывали (администрация платила квартирные деньги всем, кто не жил в казармах).
Третий путь решения жилищной проблемы – строительство рабочих поселков. Так, в начале XX в., по инициативе заведующего Ярославской фабрики А. Ф. Грязнова, рабочим выдавалась беспроцентная ссуда в 500-800 рублей на строительство дома на участке, который Грязнов выбил в 1907 г. у городских властей недалеко от фабрики на берегу реки.
Через 10 лет здесь находился рабочий поселок с 500 домами с садиками, огородами, площадями для храма, рынков, школой. Фабрики Коншина тоже содержали рабочий поселок с сотнями домов, причем фабрика даже оплачивала труд пастухов, пасших коров рабочих семей.
В целом крупные текстильные фабрики постоянно сталкивались с проблемой обеспечения жильем своих рабочих. Решить этот вопрос до революции окончательно так и не удалось, что приводило к повсеместному недовольству рабочих.
В то же время фабриканты уделяли значительное внимание этой проблеме: строили жилье за свой счет, содержали его, ремонтировали, освещали и отапливали казармы (к 1910-м годам расходы по этой статье превысили 25 руб. на одного рабочего – месячная зарплата рабочего средней квалификации).
Второй важнейшей проблемой, наряду с жилищной, была проблема бесперебойного обеспечения рабочих продуктами и товарами первой необходимости, особенно для фабрик в малых городах.
Для решения этого вопроса все крупные фабрики создавали харчевые лавки, где рабочие приобретали необходимый товар. В советской литературе они представлены абсолютно в негативном свете: запредельные цены, некачественная продукция, обвешивание. Все это было.
Но Л. Бородкин и другие историки заметили, что хитрые советские историки приводили исключительно эпизоды не позднее 1880-х годов, когда эта система только создавалась.
В начале XX в. ситуация была уже во многом иной. С 1886 г. фабричные лавки взяла под контроль фабричная инспекция, которая с 1893 г. устанавливала в них цены. Злоупотребления в этих лавках после этого резко сократились.
Если раньше из-за задержки выплаты зарплат рабочие вынуждены были брать в фабричных лавках то, что было, в долг, то в начале XX в., когда вопрос с задержками зарплат ушел в прошлое, покупка в этих лавках была делом добровольным, ассортимент был приличным (в коншинских лавках продавалось до 10 сортов мяса, 5 сортов рыбы, овощи, изюм и т. п.), и рабочим, наоборот, было крайне удобно иметь возможность купить товары в кредит (в счет будущей зарплаты). Изучение жалоб рабочих показало, что в них исчезли претензии к качеству продукции.
С 1880-х гг. цены в лавках сравнялись с местными рыночными ценами, а на Ярославской фабрике были ниже рыночных.
О том, что фабричные лавки стали большим подспорьем для рабочих, может служить тот факт, что в случае забастовок предприниматели часто прибегали к такому инструменту давления на рабочих, как закрытие лавок, и этот способ давления зачастую был достаточно эффективным.
И самое интересное – с 1905 г. фабричные лавки и для фабрики Коншина и на Ярославской фабрике стали убыточными, причем в коншинских лавках убытки выросли с
11,7 тыс. руб. до 162 тыс. руб. в 1916 г. В общем, на рабочих в данном случае фабриканты не наживались. Более того, архивы этих фабрик показывают, что весь чистый доход с лавки фабриканты направляли в фонд выплаты пенсий и пособий рабочим.
Третьей социальной проблемой, которой занимались русские предприниматели, было медицинское обслуживание рабочих.
Еще в 1866 г. в России был издан закон о необходимости иметь на фабрике больницу из расчета 1 койка на 100 человек.
Однако закон был несовершенен и плохо работал. Так, на 174 обследованных предприятиях Московской губернии больницы были на 36, и то плохие.
Но с 1880-х гг. за дело взялись земские врачи и фабричная инспекция. И хотя земские врачи в начале XX в. продолжали оценивать фабричную медицину невысоко (они стремились к идеалу), на самом деле произошли большие изменения.
Во-первых, лидерами были крупные фабриканты: к 1907 г. больниц не имели лишь 6% крупных фабрик, в отличие от мелких и средних, на 80-90% которых больниц не было.
Советские историки и фабричные больницы описывали только в негативном ключе: теснота, антисанитария, непрофессионализм персонала. И как всегда ситуация 1870-80-х годов переносилась на ситуацию начала
XX в. А она значительно изменилась. Все крупные фабриканты в начале XX в. строили новые здания больниц, даже с родильными отделениями. При этом крупные фабриканты тратили большие суммы на строительство больниц, а фабрика Саввы Морозова в Орехово-Зуеве обошлась ему в 1 млн руб.: она была рассчитана на 300 коек и даже имела рентгеновский кабинет.
В Ярославской фабрике к 1910 г. больница имела 220 коек, находилась в саду, вдали от зданий фабрики, аптека отпускала лекарства рабочим бесплатно по рецепту, в каждом отделении были ванны. Существовала механическая больничная прачечная, а персонал обеспечивался новейшей медицинской литературой.
У Коншина была фабрика на 118 коек, ее хирургическое отделение являлось одним из лучших в губернии. Во всех больницах было электрическое освещение, вентиляция.
И что важно: медперсонал получал зарплату в 2 раза больше, чем в земских больницах, а значит, фабричные больницы были привлекательны для квалифицированных специалистов.
Расходы фабрикантов на содержание больниц постоянно росли: если в 1896 г. на фабрике Коншина на одного рабочего приходилось около 3 руб. в год таких трат, то в 1907 г. – 10 руб.
Более того, эти фабричные больницы амбулаторно принимали и жителей окрестных местностей и даже выдавали им бесплатные лекарства (так сказать, за счет заведения).
В свою очередь, рабочие имели право лечиться в земских больницах, а их лечение оплачивали фабриканты. Так, в 1911 г.
Ярославская фабрика затратила на это 1,42 руб. в день на человека, а в 1912 г. – уже 2,09 руб. в день на человека (лечение в земских больницах, в отличие от фабричных, не было бесплатным).
Острой являлась проблема послеродового ухода за детьми, которая, к сожалению, тогда на большинстве предприятий не решалась. У работниц было два выхода: или оставлять детей с нянями (это обходилось дорого –
2-3 руб. в месяц, при этом ребенок не получал регулярного трехчасового молочного питания), или приносить грудных детей на фабрику, что тоже приносило вред здоровью ребенка. Все это приводило к высокой детской смертности у рабочих.
Выход был в создании яслей и детсадов при фабриках, но этот процесс в начале XX в. только зарождался: в 1902 г. из 622 предприятий Московской губернии ясли были только на трех (всего на 85 детей), в 1904 г. – на шести (на примерно 300 детей).
Однако дело потихоньку сдвигалось с места. Так, на Ярославской фабрике в 1905 г. ясли посещали 926 детей из 3000. У них было бесплатное питание, одежда, белье, на праздники им покупались подарки, все они находились под наблюдением нянь и врача. В конце XIX в. на фабрике был открыт и детсад, который посещали 800 детей. Они обучались грамоте шестью учителями.
fabrika yasli

Ясли на фабрике Рябушинских

В целом, конечно же, положение с фабричной медициной в дореволюционной России трудно назвать идеальным. Да, были хозяева фабрик, которые не думали о здоровье рабочих, но постепенно их заставляли этим заниматься жестким контролем со стороны фабричной инспекции.
В то же время анализ делопроизводственной документации показывает, что были и противоположные примеры, когда фабриканты сами проявляли инициативу, вкладывали сотни тысяч рублей в фабричную медицину. В общем, при всех недостатках фабричная медицина в России неуклонно развивалась.
Следующей важной проблемой было предоставление социальных гарантий рабочим: пенсий по старости и пособий в результате травм и болезней.
Советские историки писали однозначно: стариков и больных фабриканты выбрасывали на улицу без всяких средств к существованию. В действительности это применимо лишь к малым предприятиям в начале эпохи индустриализации. А вот на крупных текстильных фабриках конца XIX – начала XX вв. существовала система социальных выплат рабочим.
fabrika school

Фабричная школа у Рябушинских

Во-первых, 2 июня 1903 г. был принят закон об обязанности работодателя выплачивать пожизненные пособия рабочим, пострадавшим на производстве, и семьям рабочих, погибших на производстве.
Материалы коншинских фабрик и Ярославской фабрики говорят, что фабриканты делали это и до принятия закона, а после строго его выполняли. Так, на фабрике Коншина первая такая пенсия по утрате кормильца была выплачена еще в 1883 г., а по увечью – в 1897 г.
А вот по поводу пенсий по старости никакого закона не существовало: это было добровольным частным делом работодателей.
Но они реально выплачивались, причем процесс шел по нарастающей. Так, на фабриках Коншина поначалу пенсия по старости была еще редким явлением (за 10 лет (1883-1893 гг.) – всего 3 пенсии). В 1894-1900 гг. пенсии по старости получал уже 41 человек, а в 1908 г. – 294 человека (при этом 17 пенсионеров продолжали жить в фабричных казармах).
На Ярославской фабрике в 1907 г. пенсии получали 95 чел., в 1912 г. – 146 чел. Средний размер пенсии на обоих фабриках – 3-5 руб. в месяц. Так как выплата пенсий не регламентировалась законом, то были случаи, когда на этих фабриках в пенсиях по старости рабочим отказывали.
Понятно, что пенсии были небольшими (хотя расходы фабрикантов на пенсии постоянно росли), но даже и сейчас, в современной России, государство не может похвастаться размером пенсий по старости.
В то же время более распространенным был другой способ помощи престарелым рабочим – строительство богаделен для рабочих вместо выплат им пенсий, которые содержались за счет предприятия.
Кроме этого, на фабриках Коншина практиковались денежные выплаты рабочим на похороны и потерявшим имущество в результате пожара (в среднем 5-6 руб.), а на Ярославской фабрике еще и по беременности.
Отдельная проблема была с рабочими, которые временно болели. Никакого закона в России по этому поводу до 1912 г. не было.
Но фабриканты самостоятельно решали эту проблему. На фабриках Коншина с 1905 г. заболевших рабочих лечили бесплатно, а в течение 3 месяцев платили пособие в размере половины заработка.
Роженицы на фабриках имели право на 4-недельный декретный отпуск, получая 1,5 руб. в неделю. Указанные условия трудно назвать нормальными, но при отсутствии законов по этому поводу это было большим шагом вперед.
В целом положение было, конечно, удручающим. Даже на Никольской мануфактуре Саввы Морозова, где роженицам давали
8 недель отпуска (две – до родов, шесть – после), платили меньше – 5 руб. в месяц. На Ярославской фабрике платили и того меньше – 2 руб. в месяц при 6 неделях возможного декретного отпуска. Все это приводило к тому, что роженицы старались как можно скорее выйти на работу.
В общем, в дореволюционной России система социальных гарантий не была развитой. Но критиковать ее за это некорректно. Эта программа не вызывалась прямой производственной необходимостью. И то, что этот процесс все же развивался, говорило о появлении в начале XX в. в России новых представлений о социальной справедливости.
Напротив, нужно считать большим достижением, что эта система начала развиваться, причем по инициативе крупных предпринимателей, а закон о страховании рабочих 1912 г. обозначил направление дальнейшего развития системы социального обеспечения рабочих.
Сравнивать тогдашнюю систему с нынешней исторически некорректно: для своего времени системы пенсий и пособий рабочим, принятые на крупных предприятиях, были достаточно прогрессивными и динамично развивались.
Подготовил Юрий ГАН,
учитель истории, ст. Динская Краснодарского края

Прочитано 1484 раз

Поиск по сайту