Время учебы в художественном училище было самым счастливым в моей жизни. Мы были невероятными максималистами: художник – это все. Это больше, чем просто профессия. Это образ жизни. Чтобы стать художником, шли на любые лишения. У нас было непреодолимое желание учиться. Холод, голод, нищета не пугали. Только бы выучиться и стать настоящим художником.
* * *
Пензенское художественное училище, 1956 г.
Фото из коллекции Игоря Шишкина
В конце 1954 года умер бывший директор нашего училища, ученик Ильи Ефимовича Репина, Иван Силыч Горюшкин-Сорокопудов. Мне не пришлось видеть его живым.
Хоронили его из училища. Было очень много народа, даже все деревья вокруг были заняты. Когда процессия двинулась, кто-то фотографировал с дерева.
Я постарался пробраться ближе, чтобы видеть его. Ведь я мечтал стать художником, только начав учиться в училище, связанном с именем Горюшкина-Сорокопудова. Я уже видел его работы. И вот теперь Пенза хоронит своего земляка, большого русского художника.
Толпа придавила меня к гробу, который до самого кладбища несли на руках его ученики. На ходу голова Ивана Силыча билась о доску, и этот стук отдавался у меня в груди.
Его очень любили студенты. Когда процессия подошла к погосту, вдруг зазвонили колокола. Не нужно забывать, что это было время оголтелой борьбы с религией. И даже колокольный звон, да еще в честь художника, был жутким криминалом. Позже я узнал, что ребята из училища договорились заранее со звонарем.
Я помню, что похороны Горюшкина-Сорокопудова были своеобразной демонстрацией. Советская власть преследовала художника за его любовь к русскому церковному и монастырскому быту, за его эстетизацию. Эстетика Горюшкина-Сорокопудова – любование древнерусским зодчеством: купола, кресты, церковные маковки...
Он был подлинным художником, не терпел пренебрежительного отношения к творчеству, даже ученическому. Рассказывали, что однажды на обходе кто-то из педагогов показал на лежащую на полу работу ногой: «Вон тот рисунок...». Горюшкин своей тростью как даст: «Ножку! Ножку!»
* * *
Картинная галерея, располагалась в здании Пензенского художественного училища, 1955 г.
Фото из коллекции Игоря Шишкина
Ранней весной 1955 года мы с ребятами отправились в Ивановку, где стоял дом Ивана Силыча.
Из Пензы мы выехали на автобусе. Потом долго шли полем. Пришли поздно и остались ночевать.
В этом доме Иван Силыч жил до самой кончины. Здесь была его мастерская. Дом уже опустел. Не было мебели, картин. Остался сторожить его верный конюх Горюшкина Филипп, личность тоже легендарная. Вместе с лошадью доживал он свой век в нашем училище.
Помню, как-то раз захожу в раздевалку. У окна стоит Филипп, как всегда, под хмельком. Облокотившись на подоконник, смотрит на улицу. На голове – шапка, уши завернуты вверх, но не завязаны. Одно свисает прямо на лицо. За окном сумерки, видны прохожие.
— Чего ходють? – ворчит Филипп. – Туды-сюды, туды-сюды...
А тогда Филипп принимал нас в пустом доме хозяина. В одной из комнат на полу валялся маленький обрывок гуаши Горюшкина. Я его даже в руках подержал, но взять постеснялся. Теперь жалею.
Недалеко от крыльца мы увидели холмик. Запущенный, без креста. Это была могила Клавдии Петровны. У Горюшкина-Сорокопудова есть ее портрет во весь рост среди цветов. Она высокая, в светлом бальном платье, облик утонченной аристократки.
Иван Силыч вообще был эстет. Его прекрасный вкус проявлялся через цвет, пластику. В нем очень сильно было развито чувство красоты.
В углу кабинета Горюшкина стояла его трость. Мне страшно захотелось взять ее себе. И ребята выпросили ее у Филиппа за бутылку, наверное. В придачу он отдал нам еще шляпу котелком. Я долго ходил в училище в офицерском кителе без погон, который мама купила на базаре, в шляпе котелком и с роскошной тростью Горюшкина. На ней был монашеский орнамент с инкрустацией.
Потом шляпу у меня выпросил Юра Сорокин, а с тростью я приехал домой после училища. Долго она была у меня. Я даже ученикам в школе ее показывал как дорогую реликвию, рассказывая о русских художниках. Но в конце концов потерял.
* * *
Студенты Пензенского художественного училища, 1957 г.
Фото из коллекции Игоря Шишкина
Мы попали в училище в то время, когда рухнул такой столп, на котором держалось училище, как Горюшкин-Сорокопудов. Когда одна эпоха, эпоха Сталина, сменилась другой, эпохой ослабленного тоталитарного режима. Началось время, которое позже назовут временем шестидесятников. А в переходный период, как известно, жизнь особенно трудна и интересна.
После третьего курса, как правило, студенты нашего училища ездили в Москву. Это была не просто экскурсионная поездка, а поощрение за учебу без троек.
Это был 1957 год. В Москве открылась выставка «Искусство социалистических стран». Огромная экспозиция в Манеже, толпы народа. Чуть ли не митинги в каждом зале, споры, громкие разговоры. Помню, шустрые парни, бегающие от группы к группе, подбивали на споры.
В зале польского искусства – толпа, над которой возвышается военный со шрамом через все лицо.
– Разве мы за это кровь проливали? – кричит он, багровея от гнева.
Тогда самое сильное впечатление на меня произвели работы румынского живописца Корнелиу Баба, его «Портрет девушки» в розовом платье. Я долго его рассматривал. «Отдых в поле», «Крестьяне» потрясли меня своей цельностью, пластической красотой, мощью.
Запомнилась экспозиция Польши. Тогда я впервые увидел абстрактные работы. Я рассматривал картину, которая называлась «Закат», хотя ничего привычного, напоминающего закат, в ней не было. Смотрел чисто наивно: непонятно, но интересно. Вдруг слева от меня раздался голос:
– Мартирос Сергеевич, вам нравится эта картина?
Поворачиваюсь и вижу: стоит рядом человек небольшого роста с орлиным профилем. Молниеносно в уме пронеслось: «Сарьян». Очень точно написал его портрет в свое время Павел Корин.
Я посмотрел на работу, о которой шла речь. Это была обнаженка: сидящая женщина с веточкой в руке. Работа небольшого размера. Сейчас я бы воспринял ее, наверное, по-другому, а тогда она мне показалась отталкивающей и по фактуре, и по цвету. На нее указывал высокий мужчина в темно-синем костюме, один рукав которого, пустой, был заложен в карман. Сарьян на вопрос ответил вопросом:
– А вы повесили бы эту картину у себя в комнате?
Еще у меня осталось смутное, как сон, впечатление от белого цвета скульптур. По-моему, это были абстрактные работы. В памяти осталась красота мощной массы, нерасчлененного блока.
* * *
Впечатление от выставки осталось сильное, хотя и неосознанное. Что-то было тревожное, неясное. Это был первый вздох свободы. Заговорили, зашумели, осознавая не только разнообразие и противоречивость выставленных работ, но и что-то более важное.
Споры иногда заканчивались потасовками. Когда мы спустились в курилку, там тоже громко и возбужденно обсуждали выставку. Валька Кукоба хотел переставить фаянсовую урну. Только приподнял, она грохнулась. Мы быстро слиняли, потому что даже такой пустяк мог вызвать драку, настолько была наэлектризована атмосфера.
В то время мы особого влияния выставки не ощутили, но, несомненно, она разбудила интерес к другому, нетрадиционному, искусству.
Во многих училищах вспыхивали протесты против рутины, ограниченности преподавания.
На третьем курсе к нам приехали ребята из Липецка. Там расформировали училище, потому что педагоги «подпольно» знакомили студентов с современным мировым искусством: импрессионизмом, постимпрессионизмом Пикассо. Это была такая крамола, что училище ликвидировали. Студенты разъехались по городам Советского Союза.
Те, которые попали к нам, оказались талантливыми: Николай Чуканов, Ольга Обрезумова и другие.
Помню, на обходе нас поразили работы Обрезумовой: настоящая, светлая, раскованная, колористическая живопись. После обхода мы зашли, чтобы хорошенько их рассмотреть. На всех холстах стояли двойки. Ольгу выгнали из училища.
Позже я встречал ее работы в альбомах и радовался, что она не сломалась, добилась своего.
СПРАВКА
Василий Дьяков, график, скульптор. Член Союза художников России с 1982 г.
Лауреат Международной премии «Филантроп» (2000 г.).
Родился 21 июня 1935 г. в д. Тихоновка Щучанского района Курганской области.
В 1954-1959 гг. учился в ПХУ им. К.А. Савицкого.
До 2013 г. жил и работал в г. Челябинске, затем переехал в г. Санкт-Петербург.
Участник областных, всероссийских, международных, зональных выставок с 1965 г.
Персональные выставки с 1986 г. в г. Челябинске, Кургане, Тюмени, Чебаркуле.
Работы находятся в музеях Санкт-Петербурга, Екатеринбурга, Нижнего Тагила, Новосибирска, Кургана, Ирбита, музее международного фонда «Филантроп» (Москва), а также в частных коллекциях.
Автор воспоминаний «Жизнь Василия Дьякова, рассказанная им самим», опубликованных в журнале «Уральская новь», 2004, № 19.
Полная версия воспоминаний Василия Дьякова о жизни в Пензе и учебе в художественном училище будет опубликована в журнале «Парк Белинского», который выйдет в апреле сего года.
