Самое читаемое в номере

Мифы о мифах, или Геннадий Лукьянчиков против Михаила Зелёва

A A A

Накануне Нового года в редакцию поступил текст вольного мыслителя Геннадия Лукьянчикова,
в котором он позволил себе вступить в полемику с другим нашим внештатным автором Михаилом Зелёвым. Поводом для полемики явилась статья Зелёва «Мифы о распаде СССР» (на сайте «УМ» в № 705).

Меня зацепила статья Михаила Зелёва. Но если и обсуждать эту тему, то делать это нужно на новом академическом уровне. На уровне современной науки XXI века.
Но Михаил Зелёв меня огорчил. Заголовок его статьи был многообещающим. А содержание разочаровало. В статье  нет никакой новизны, оригинального взгляда, остроумных мыслей. Просто набор старых штампов, которые современные политические аналитики давно не воспринимают всерьёз.
Ну сколько можно вытряхивать из марксистского сундука это пронафталиненное годами бельё?
Я неслучайно здесь упомянул марксизм. Марксизм для меня в научном понимании есть синоним  экономического детерминизма. А  это уже клеймо.  Клеймо антиисторизма, а значит, и антинаучности.  
История –  это не смена общественно-экономических формаций. От такой модели современная наука отказалась.  Мировые войны, революции и прочие геополитические катастрофы, приносящие гибель и неимоверные страдания людям, не имеют прямых экономических причинно-следственных связей.  
Конечно, в геополитике  публичная мотивация и оправдание своих действий – всегда камуфляж. Даже явная агрессия – это не агрессия, а вынужденная мера. И агрессор – не агрессор, а жертва. Но марксизм трактует, что уж  реальные причины и мотивы мировых конфликтов  всегда экономические. А это не совсем так.
Геополитические катастрофы XX века экономическими бифуркациями не объяснить. Тут требуется системный подход. Вот я так и подхожу.
Во-первых, Россия – не колониальная империя. Империя, которая не выкачивает ресурсы из колоний, обрекая туземное население на нищету, а наоборот, вкладывает в них ресурсы за счёт доминирующего этноса метрополии, по определению не может быть колониальной империей.
Колониальные империи себя так не ведут. Такая экспансия есть попытка создать пограничные союзные или дружественные государственные образования. Эдакую подушку безопасности.
И кто виноват, что не получилось? Сколько волка не корми, он всё равно в лес смотрит. Насильно мил не будешь.
Для описания этого исторического явления у русского народа много мудрых изречений. Можно подытожить их наимудрейшим. Хотели как лучше – получилось как всегда.
Во-вторых, о ресурсном проклятии. Михаил Зелёв выявил: с его точки зрения, стратегический фактор, который стагнировал экономическую систему СССР, это халявные доходы от продажи резко подорожавшей нефти после Арабо-израильской войны.
А в начале 80-х США, с помощью Саудовской Аравии, цены на нефть уронили до неприличия. И Советский Союз с Горбачёвской перестройкой полностью обанкротился. Да, этой халявой удавалось создавать иллюзию высоких социальных достижений социализма. И без неё тяжёлый экономический кризис разразился бы раньше.
Но признать падение нефтяных цен как стратегическое ресурсное проклятие СССР не могу.  Не могу с исторической точки зрения. В XX веке Россия пережила действительное кровавое ресурсное проклятие. Беспрецедентное по своей кровожадности и масштабности. Это «неисчерпаемый» демографический ресурс  российской деревни.
Следует признать, что, в принципе, российская государственность состоялась за счёт сверхэксплуатации деревни. Именно не эксплуатации, а сверхэксплуатации. Мы рабов не завозили. Обходились своими силами.  Российская деревня – система закрытая.  А кормящий ландшафт имеет чёткие биологические ограничители. Он может прокормить только определённое количество едоков. И больше никак. Это же природные симбиозы: человек и пшеница, человек и корова.
Можно придумать много разных и очень красивых продовольственных программ и попытаться их реализовать. Но природа на эти действия человека реагирует  цинично и неправильно.
И вот с начала с XIX века рождаемость в деревне стала значительно превышать смертность. Крестьянские наделы приходилось дробить, и прокормить на урезанном участке большую крестьянскую семью было всё сложнее.  
А экономический гнёт с деревни никто не снимал. В условиях крепостного права он определялся только алчностью помещика и его экономов. Ситуация  постепенно усугублялась. Количество едоков превышало возможности кормящего ландшафта. И российская деревня впала в социальный коллапс.
Это людоедский режим существования, где действует отрицательный отбор. В борьбе за существование побеждает не мудрейший и не сильнейший, а подлейший.
Самый простой способ облегчить или снять коллапс – это ввести мобилизационный режим. Мобилизационный режим – режим полной уравниловки. Но при этом гарантируется продовольственный паёк всем членам коллектива. Всем иждивенцам.  
В российской деревне мобилизационный режим осуществлялся в виде общинного землепользования.  Община регулировала распределение земельных участков и выплату податей. Вопросы решались коллективно, по принципу круговой поруки. Богатые платили за бедных. Это такой вид социальной справедливости.
Сложился хрупкий динамический баланс. Крестьянская община уравновешивала коллапс. Но искры гнева проскакивали слишком явно.  Коллапс разрушает социальную иерархию и открывает простор социальным лифтам.
Морально-нравственные нормы упраздняются. Взлёт из грязи в князи и порой на кладбище происходит стремительно. Прежде всего для личностей, не обременённых химерой совести. Уровень социальной агрессии зашкаливает. Элита формируется из подонков общества.
При мобилизационном режиме социальные лифты действуют очень избирательно. Чтобы прорваться наверх, надо головой бетонную стену проломить. Иерархия жёсткая. Сословные скрепы нерушимы. Инновации бессмысленны. Крестьянину остаётся тяжёлый беспросветный труд. Куда не кинь – всюду клин.
Но и при таком балансе внутриобщинная агрессия, даже по меркам XIX столетия, зашкаливала. Образованная часть общества всерьёз озаботилась европейскими идеалами гуманизма и альтруизма.
И как она могла воспринимать реальную народную жизнь, насквозь пропитанную ненавистью и жестокостью, начиная от внутрисемейных и соседских отношений и заканчивая отношением к помещикам и власти. При погромах помещичьи дома часто сгорали вместе с его обитателями. Обитатели сгорали заживо на глазах беснующейся толпы.
А это уже симптоматично. Если самая большая крестьянская радость наступает, когда у соседа корова сдохнет, то о какой общинной гармонии можно вести речь.
Революционная молодёжь видела нарастание кризисных явлений в деревне, которые не рассосались с отменой крепостного права. Но их видение ситуации соответствовало политическому мировоззрению своего времени. Они надеялись революционной пропагандой или террором  спровоцировать всеобщее крестьянское восстание и возглавить его.
Но не получилось. Революционеры ошиблись. Спровоцировать коллапсирующую  крестьянскую массу можно только на бунт, бессмысленный и беспощадный. Разграбить усадьбу и опустошить барские винные погреба. А пока валяешься в алкогольном коматозе, прибывает карательная команда. Праздник заканчивается.
Столыпин рассуждал правильно. Он разрушал общину одновременно с программами переселения. Переселения в Сибирь и на Дальний Восток. Других свободных земель в империи не было. Столыпин открыл клапана, надеясь на эволюционный ход своих реформ. Он мечтал о 20 спокойных годах для России.
Но это была иллюзия. За всю её историю у России не было столько спокойных лет. Его реформы были обречены на провал. Клапаны, которые открыл Столыпин, не могли выпустить достаточно пара, и котёл рванул.  А дальше началось катастрофическое сокращение демографического ресурса. Самого дешёвого. Его не жалел никто. Пока он совсем не иссяк к нашему времени.
Третье. У нас, обывателей, несколько религиозное представление о могуществе власти. Власть вроде бы способна решить любую проблему. Она вроде бы всемогуща. Главное, чтобы власть была правильной.
Но это не так. Власть невсемогуща. Отвечая на исторические вызовы, она  манипулирует информационными потоками и люд-скими ресурсами. Но эти манипуляции жёстко ограничены экономическим потенциалом.
За время нашей письменной истории мы в самых общих чертах выявили параметры геополитической успешности. И все они связаны с научно-техническим прогрессом. Но как реально осуществляется эта связь –  большая загадка.
 Когда белые переселенцы ознакомились с жизнью индейских племён, то их очень удивили бессмысленные тотальные межплеменные войны. Когда одно племя тупо вырезало другое. Полностью: и женщин, и детей. Коллекционирование скальпов – это из той же истории.  
Наука трактует такие  явления как биосферный контроль над численностью населения. Чтобы не случилось экологического коллапса. Тогда биосферный баланс был более хрупок. Кормящий ландшафт эксплуатировался только экстенсивно. И рост численности населения не предусматривался.  Высшие природные силы  численность населения контролировали такими людоедскими методами.
Правда, индейцы об этом не догадывались. Для них это была житейская норма. Мы убиваем – нас убивают. По принципу: «меньше народу – больше кислороду». Дикие народы не заморачиваются над истинными причинами своих действий.  
А нам, юристам и экономистам, надо всё понимать правильно. Мы же творцы прогресса.
Индейцы, находясь внутри своей цивилизационной системы, осознавали, что настоящий начальник у них не вождь племени, а силы природы. Они их обожествляли и пытались на них магически воздействовать.
Что с тех пор изменилось? Колонизаторы, достигнув,  по сравнению с индейцами, надсистемного могущества, смогли выступить в контакте с ними этой божественной природной силой, уничтожившей их цивилизацию.
А мы, находясь внутри нашей цивилизационной системы, каким образом представляем себе природные силы, определяющие нашу общую судьбу? Никаким. Мы их упразднили. Наиболее продвинутые ждут вмешательства инопланетян. Те бы нас наставили на путь истинный.
И оказалось бы, что реальной властью на планете обладает не Трамп, не Госдеп, и не мировое закулисное правительство, а матушка природа.
Вот почему наш российский социальный коллапс начала XX века разрешался такими людоедскими методами. Других мы не знаем. Других природа в нас не заложила.
Бунты, НЭП, раскулачивание, коллективизация, индустриализация. Российская государственность очень не любит состояние коллапса. Вот мобилизационный режим будем терпеть до последнего. Даже искусственный коллапс  91 года, спровоцированный либеральными реформами, не продержался долго. Его быстро упразднили. Но пока не полностью.
Такие социальные процессы имеют долгую инерцию. Указом их не затормозить и не развернуть обратно. Но то, что наше население воспринимает либеральные ценности очень негативно, это факт, не требующий доказательств.
Я не понимаю, на что сейчас рассчитывают либеральные политики? Какие объективные условия в ближайшее время могут вызвать либеральный реванш?
Особенно умиляют попытки представить наш социум как извечный антагонистический кипящий котёл,  где противоречия между правящей элитой и народом могут разрешаться только самым радикальным образом.  Ну, это уже точно эмоции. Государство, которое невозможно уничтожить внешним вооружённым вторжением, никак не может иметь внутренних антагонистических противоречий.
Антагонистические противоречия – это антисистемные противоречия. Антисистемные противоречия возникают при негативных цивилизационных контактах.
Я рассказал о людоедских социальных бифуркациях, возникающих в коллапсирующих сообществах. Но всё-таки антисистемные и коллапсирующие конфликты разнятся. Элементы геноцида случаются и при коллапсах.
Но при коллапсе геноцид  не беспредельный. Молох пожирает свои жертвы, пока не восстанавливается приемлемый социальный баланс, и уровень агрессии в обществе снижается.  А в антисистемах геноцид может продолжаться до полного истребления чужеродного этноса.
Четвёртое. И как тогда в истории выявить прогресс? А никак.
Современная наука  подобными глупостями не занимается. Прогресс – явление эволюционное и всеобщее. Измерять какие-то локальные события эволюционной линейкой бессмысленно.
В геополитических  противостояниях и конфликтах уловить прогрессивную составляющую – это верная шизофрения.  Поэтому объявлять  распад  СССР тоже прогрессивным явлением просто антинаучно.
А если союзнические отношения с бывшими нашими  республиками будут восстанавливаться заново? Это будет регресс? И на каком отрезке времени рассматривать все эти присоединения и отсоединения. На протяжении пары сотен лет может завариться такая каша с расчленениями и объединениями, что без бутылки точно не разобраться.  
Если распад Австро-Венгрии – это прогрессивно, то объединённый  нацистский Третий Рейх – это регресс?  А если создание Евросоюза – это прогресс, то выход Англии из него – регресс?  
Американские войны на Ближнем Востоке – это что? Прогресс или регресс? Или наша новая холодная война с США? Это что?
Дискуссионных тем  столько, что глаза разбегаются.  И никаким мифотворчеством заниматься не надо.
Картина событий вырисовывается вполне правдоподобная и без экономического детерминизма. И даже исторический прогноз просматривается.  Вот и объяснил бы кто, как такое возможно.
Геннадий Лукьянчиков,
вольный мыслитель

 

Прочитано 2905 раз

Поиск по сайту