Самое читаемое в номере

В рейде по Болгарии

A A A

Настоящая публикация появилась благодаря ветерану государственной безопасности, подполковнику ФСБ в отставке Владимиру Соловьеву. На исходе своей жизни, имея опыт сотрудничества с нашим изданием в части публикации собственных воспоминаний, он предложил «Улице Московской» опубликовать воспоминания своего отца, Алексея Александровича Соловьева, об его участии в Великой Отечественной войне.
К сожалению, работа над этой публикацией затянулась.
Трудность состояла в том, что часть воспоминаний была написана рукой самого автора Алексея Соловьева, а часть воспоминаний представляют собой записи, сделанные Владимиром Соловьевым по поздним рассказам отца.
  Сегодня «УМ» предлагает вниманию читателей часть воспоминаний Алексея Соловьева (23.02.1910 – 30.08.1974), в годы Великой Отечественной войны командира взвода управления (т. е. разведки) 58 батальона 12 отдельной инженерно-саперной бригады 3 Украинского фронта.
По словам Владимира Соловьева, его отец, до войны учитель математики, с боями прошел Кавказ, Болгарию, Австрию, Венгрию, Румынию, Чехословакию, был в глубинной разведке в Греции, Турции и Югославии.
Награжден орденом Красной Звезды, орденом Отечественной войны (дважды), медалями «За отвагу», «За оборону Кавказа», «За освобождение Болгарии», «За взятие Вены», «За взятие Будапешта», «За взятие Бухареста», «За взятие Праги», «За Победу над Германией».


bulgaria solovyev «В ночь с 7 на 8 сентября 1944 г. 12-я отдельная инженерно-саперная бригада 58 батальона 3-го Украинского фронта перешла румыно-болгарскую границу в районе южнее Констанцы по направлению на Варну.
В задачу бригады входило изучение и очищение от основных немецких фашистов всей территории Болгарии, а также примыкавших к Болгарии зон оккупации.
К этому времени командованию уже было известно, что в Болгарии произошло восстание и власть взята народным фронтом. Повстанцы и новое правительство заявило о выходе из Союза с Германией и об отказе выступить на восточном фронте против Красной Армии.
Несмотря на это, первыми вглубь страны направили нашу группу с вышеназванной задачей. Кроме того, были даны еще и спецзадания. Они состояли в том, чтобы обновить с помощью фото- и топосъёмок карты местности, мостов, горных переходов в Грецию, Югославию и Турцию, описание и нанесение на карту важных стратегических и гражданских объектов. Одновременно перед взводом стояла цель в выявлении ярых фашистских карателей, диверсантов, изменников, добровольно перешедших на сторону врага, пособников фашистов, в том числе и из эмигрантов.
Каких-либо вооружённых инцидентов при переходе границы и затем при нашем нахождении на территории Болгарии не было.
В Болгарии пробыли с 7 сентября до 12 декабря 1944 г. Объездили всю страну практически вдоль и поперек. В общей сложности наш спидометр на «Виллисе» отмерил более 16000 км. А сколько прошли пешком, не сосчитать. Только отросшие за это время длинные бороды говорили о длинных непроходимых горных дорогах.
Бригаду радужно встречали в городах Крумовограде, Люмчилграде и Златограде. Особенно запоминающаяся встреча была в Златограде. При нашем въезде в город у окраины города стояли жители с цветами, гарнизон войск местного пограничного полка.
Здесь мы впервые увидели Георгия Димитрова.
В краткой приветственной речи Димитров сказал: «Дорогие друзья! Спасибо и низкий поклон за мощную поддержку и военную помощь в восстании и освобождении нашей Родины от фашистской чумы. Мы всегда верим России и никогда не забудем наших братьев».
После этого Димитров с группой сопровождения из нашего Генштаба быстро уехали под радостные восторженные крики болгар и красноармейцев. А мне пришлось держать ответную речь.
После торжества был великолепно организован обед, во время которого хор пел русские песни. Затем ходили в болгарскую военную казарму, где нас приветствовали войска.
Всё это время группу в качестве переводчика сопровождал бывший полковник русской Царской армии Голицинский (так он представился), с каким-то древнекняжеским происхождением.
В приватной беседе он рассказал, что ему перед приходом Красной Армии предлагали бежать, чтобы не расстреляли за прошлые деяния. Он отказался от этого, заявив, что вины своей перед Родиной не видит, так как ни в каких карательных действиях, кроме боевых в Гражданскую войну 1918-1920 гг., не участвовал, с немцами в эту войну не сотрудничал.
Одновременно он сообщил, что располагает кое-какими сведениями о лицах, интересных для нашей контрразведки, и готов бескорыстно поделиться этими сведениями, а также помочь подобрать для наших поездок по стране переводчиков, знающих немецкий, греческий и турецкий языки.
* * *
Верстовский, друг отца, подполковник СМЕРШа, потом рассказал, что этот бывший белый полковник дал точные данные о местонахождении нескольких перебежчиков к немцам из числа русских, руки у которых, по словам царского офицера, нечисты.
По его мнению, они то ли каратели, то ли диверсанты, то ли еще что-то в этом роде, так как немцы после допросов быстро отправили их к абверовцам, почему-то спрятали этих типов, а не взяли с собой при отходе. Узнал это полковник в свое время от «своих» людей, работавших в немецкой комендатуре.
Необходимо было организовать срочную проверку этого факта, так как главная выдвинутая версия состояла в том, что немцы специально оставили этих лиц для совершения диверсионных и террористических актов против советских войск.
В течение пяти дней нашей группой было задержано 12 человек, на которых указал Голицинский. Трое пытались бежать и были убиты.
Версия нашла полное подтверждение – все эти перебежчики на нашей территории не только совершали карательные операции и прошли спецподготовку в школах Абвера, но и имеют большой опыт в диверсионно-террористической работе.
Задержанных спецрейсами на самолетах отправили в ставку фронта.
Голицинскому за оказанную помощь обещали ходатайствовать перед командованием о его награждении. У него на глазах выступили слезы. Успокоившись и взяв себя в руки, он пригласил всех нас на домашний ужин, на что мы охотно согласились. Тем более командир сказал ребятам, что СМЕРШ не только не возражает, а даже приветствует такое дело, надеясь, что сближение с Голицинским еще пригодится и в дальнейшем.
Ужин был отменный, с русской водкой и селедкой. Полковник познакомил гостей с женой-болгаркой, дочерью и сыном, которые все говорили по-русски.
На прощение он попросил взять в группу в качестве переводчика своего сына Алексея.
Верстовский дал согласие, т. к. за ужином выяснилось, что Алексей знает не только русский и болгарский, но отлично владеет разговорным греческим и немецким, довольно бегло говорит по-английски и еще лучше по-итальянски.
Конечно, он был находкой для СМЕРШа. Верстовский это сразу уловил. Забегая вперед, надо отметить, что после поездки по Болгарии, где Алексей был с нами в качестве переводчика, его затребовали в Центр».
* * *
В конце войны друг-смершевец по-дружески, «на ушко», сказал отцу, что Алексей принимал участие в крупных фронтовых спецоперациях, за что получил высокие награды и советское гражданство. Наше гражданство получили его отец, мать и сестра.
При том они сохранили и болгарское гражданство, что позволяло им свободно посещать вторую родину.
Кроме того, полковнику вручили нашу боевую медаль и разрешение (визу) на посещение своей малой родины где-то в Тамбовской, а то ли в Рязанской области.
Через 10 лет после войны он прислал Верстовскому благодарственное чувственно-трогательное письмо, в котором сообщал, что ностальгия царского белого офицера прошла, он похоронил матушку и отца, восстановил могилы предков и теперь постоянно следит за ними. Алексей, по его словам, служит Родине на тайном фронте, а дочь вышла замуж за одного из друзей Алексея и уехала куда-то за границу.
В конце письма полковник писал, что он не просто искренне рад такому удачному повороту жизни, но и, главное, рад тому, что послевоенные сталинско-бериевские обошли его семью стороной, и он бесконечно счастлив, что умрет в России, на своей родной земле.
Полковник еще раз высказал спасибо от себя и всей семьи Верстовскому, сказал, что они все низко кланяются ему, как святому, и до конца жизни будут молиться за него и его благодеяние. Они отлично понимают, что без прямого участия и вмешательства Верстовского вряд ли в их жизни всё было так хорошо.

bulgaria


* * *
«Далее путь группе предстоял на юг Болгарии.
Одна из поездок проходила по горному району Новой Плати – Балканский хребет. Начиная с Хаскова, пошли горы и перевалы высотой до 3 тыс. м. Абсолютное большинство населения в этих местах – пумаки, турки, говорящие на болгарском языке, а по вере мусульмане.
Ночевали у одного богатого турка. Селение на скале. Заехать туда машиной было невозможно, поэтому оставили «Виллис» в ущелье. Его всю ночь, притом весьма бдительно, охраняли пумаки с ружьями и ятаганами.
Хозяин приказал зажарить на вертеле целого барана, и все очень удивились тому, как русские спокойно съели всю тушу, заев всё виноградом и ведром вина.
Наутро гостеприимный турок, провожая разведчиков, положил им в мешок вяленого мяса и в придачу дал маленький бочонок и два бурдюка (один с вином, другой с родниковой целебной водой).
Имея задание ехать до греческой границы, на самом деле обнаружили, что болгарские оккупационные войска находятся до берегов Эгейского моря (Белого моря, как его называют болгары). Двинулись к нему.
Первая остановка в районе Иолноржино. Шел октябрь, но было очень тепло. Остановились в местном болгарском гарнизоне.
Генерал приглашал нас на обед, затем предложил свою машину, чтобы осмотреть город. Для вежливости немного покатались в его машине, затем пересели в свой «Виллис».
После обеда пошли в кино, смотрели нашу картину «Трактористы». Вошли в зал, когда уже шёл сеанс. Нужно понять удивление публики, когда после окончания сеанса в освещенном зале вдруг увидели русских, которых только что смотрели в кино.
Нас забросали вопросами и на болгарском, и на греческом, и даже на русском. И долго не отпускали из зала.
Из кино пошли в греческий рабочий клуб, где много говорили о войне и политике. Нас греки всё спрашивали: «Когда же русские придут к нам? Мы не хотим англичан». Отдельные даже вслух со слезами на глазах говорили: «Не предавайте нас. Мы же одной с вами веры – православной. И наши, и ваши равноапостольные Кирилл и Мефодий были основателями вашей письменности. Спасите нас. Не хотим мы этих католиков и англиканцев».
Очень грустно было от таких слов на душе, так как помочь грекам в этом горе русские спецназовцы не могли, и греки, конечно, это понимали, но с трудом сдерживали эмоции.
На улице ходили греческие патрули, похожие на наших партизан, перепоясанные пулеметными лентами. Они нас почти силой инкогнито от болгар (им греки не доверяли, по-прежнему считая оккупантами, пособниками немцев) затащили «на чай» в одну частную квартиру, где поинтересовались, когда мы уезжаем, объяснив это не праздным любопытством, а желанием сделать нам перед расставанием ценный подарок-сюрприз.
Верстовский сказал, что завтра в ночь мы скрытно покинем город, и назвал грекам условное место встречи.
Греческий «сувенир» был действительно неожиданным. Они привели нам трех связанных пленников с темными масками на лицах, с заткнутыми ушами и заклеенными ртами. Они пояснили, что это захваченные в одной из последних боевых операций фашисты.
По мнение греков, эти пленники высокого ранга и думают, что их передадут англичанам. Но греки решили, что нам они пригодятся больше, чем англичанам. Таков был их вердикт и убедительная просьба не открывать этим ублюдкам лица, рты и уши до тех пор, пока группа не окажется на территории Болгарии. А через щели для глаз они не могли определить, кто мы, так как форма была американского типа (мы переоделись перед поездкой). Такую конспирацию достойно оценили греки.
На прощание по христианскому обычаю греки перекрестили нас троекратно крестным знамением.
Предстояло еще дойти до края Эгейского моря – в порт Александрополис.
Владение этим портом неоднократно в течение столетий в результате войн переходило из рук в руки от болгар к туркам, от турок к грекам и т. п.
Ксанти – старинная греческая приморская крепость.
Довольно интересную деталь увидели на Ксантитском шоссе, где два поста: греческий и болгарский. Они расположены через дорогу, и у кладбища – двое часовых: греческий и болгарский. Греческий солдат на болгарском посту варит себе обед, а болгары ходят к грекам пить чай. Вот такие полувоенные, полугражданские, но зато христианские, хлебосольные, мудрые обычаи.
Везде мы проезжали беспрепятственно, пограничники отдавали нам честь и улыбались, приветствуя.
Чтобы не раскрыть себя перед пленными, на привалах отдельно в стороне их кормили наш смершевик, владеющий английским, и Алексей, ранее упоминаемый сын полковника. Они между собой общались по-английски для маскировки.
Обратный путь из третьей поездки был недолгим. Возвращались не только с обновленными картами, но и с ценным живым грузом.
На первом бивуаке на истинной болгарской территории с узников сняли маски, открыли им рты и уши. Картина для них была сверхшокирующая: они увидели солдат и офицеров в форме русских (мы уже успели переодеться).
Один начал безумно бегать и метаться из стороны в сторону, злобно что-то бормоча по-немецки. Алексей тут же перевел его несвязную речь на русский. Оказывается, фашист кричал, что как он мог так просчитаться, что теперь его ждет конец и т. д. Этот нацистский выкормыш понял, что русские не простят ему жестоких злодеяний и ему не избежать справедливого возмездия.
Второй немец молчал, надеясь, наверное, на какое-то снисхождение.
Самое неожиданное произошло с третьим: он вдруг заговорил хорошо по-русски, заявив, что располагает ценной информацией, которую готов сообщить конфиденциально.
После его допроса Верстовский рассказал мне, что один из этих пленников, который метался, по словам третьего, матерый эсэсовский начальник расстрельной команды и его руки по локоть в крови русских, партизан, подпольщиков и антифашистов, поэтому он дрожит от страха.
Второй узник, по информации этого знатока русского, был важной птицей из Абвера или Гестапо и оказался на болгаро-греческой территории якобы с проверкой заброшенных сюда ранее диверсионно-террористических групп, а также для осуществления в условном месте тайной встречи с известным ему контрразведчиком-англичанином, но греческие партизаны не дали осуществиться этим планам.
О себе этот немец сообщил, что он выполнял роль переводчика при втором, так как, кроме немецкого и русского, он хорошо знает разговорный греческий, турецкий и немного владеет английским.
Его мать, по его словам, еще до 1917 г. выехала с родителями в Германию, где вышла замуж за богатого немца с какими-то баронскими и графскими корнями, который абсолютно не препятствовал тому, чтобы мать с сыном говорила дома по-русски. Он и сам охотно учил русский.
Отец настоял на том, чтобы сын занялся изучением языков, в том числе восточных, чтобы впоследствии серьезно заняться дипломатией и науками, но приход к власти фашистов нарушил эти мирные инициативы отца.
Однако сын успел окончить восточное отделение университета, к началу войны занимал хороший пост в МИДе, слыл известным знатоком иностранных языков, и его в своих кругах даже звали полиглотом. Поэтому его часто использовали Абвер и Гестапо в серьезных секретных разведоперациях и полулегальных дипмиссиях, подобных греко-болгарской.
Ночью безумный эсэсовец попытался сначала покончить с собой, а потом пытался бежать, видимо, надеясь на легкую смерть. Но сделать это ему помешал Алёша, которому немец успел слегка поранить ногу.
* * *
Как потом по секрету Верстовский сообщил отцу, информация, полученная от третьего пленного, нашла полное подтверждение.
Второго пленного склонили к сотрудничеству и, отработав правдивую легенду, забросили в Германию с двумя нашими разведчиками для внедрения через него в немецкие спецслужбы.
Безумного карателя отправили в то место, где он занимался расстрелами. Там задокументировали его деятельность, осудили и принародно казнили через повешение.
Судьба третьего почти для всех разведчиков осталась тайной, кроме двух человек. Верстовский сверхсекретно поведал отцу, что этого немца в Центре решили отправить на особую подготовку для последующего внедрения через ту же Грецию в спецслужбы Англии и Америки, так как он, как и второй, знал англичанина, с которым они должны были встретиться.
Где-то в 60-е годы Верстовский поделился с отцом информацией о том, что внедрение их русского немца прошло успешно, и он достойно проходит службу у англичан, добывая очень важные и иные секретные сведения.
Разведчики-спецназовцы по окончании рейдов по глубоким тылам Болгарии, Греции, Турции и Югославии поняли, что их работу командование оценило достойно, отметив всех не только орденами и медалями, но и личными грамотами и благодарностями Верховного Главнокомандующего, командующего фронтом маршала Толбухина, а также болгарского правительства.
Болгарская боевая эпопея продлилась и после войны.
В родном селе отец случайно встретился с болгарином, оказавшемся здесь при трагических обстоятельствах. Болгарина звали Георгий, он быстро научил отца, как сажать и разводить болгарский красный сладкий и горький перец. Они быстро сдружились.
Однажды Георгий сказал, что в одном из первых боёв немцы насильно целую роту болгар, обманув их, бросили на опасный участок против русских, сказав, что там румыны, перешедшие к русским, и их надо выбить оттуда и наказать за трусость. Всё это было подстроено специально, так как немцы знали, что болгары отказываются воевать против русских.
Наступление началось, но не так, как планировали фашисты. Русские, перехватив инициативу, так придавили и окружили немцев, что они стали сдаваться, а болгары, сориентировавшись, разоружили часть немцев, но сами оказались в нашем плену.
Пока их везли вместе с пленными немцами в Сибирь, некоторые русские охранники выгоняли болгар на полустанках из вагона, говоря при этом: «Вы же не немцы, такие же, как мы, славяне. В Сибири ни за что вас сгноят».
Так Георгий без документов (правда, он каким-то чудом сберег билет коммуниста) оказался в русском селе и не знал, как вернуться на родину.
Отец встретился с Верстовским и рассказал ему о судьбе болгарина. Решили вместе помочь Георгию-коммунисту. Используя фронтовые связи, Верстовский за неделю оформил Георгию болгарский паспорт и визу на выезд.
Через месяц Георгий прислал письма Верстовскому и отцу. Он сообщил, что быстро нашел жену, одного сына и дочь (двух других сыновей и его родителей расстреляли фашисты). Бесконечно благодарил разведчиков, называя их великими славянскими братьями-христианами, на которых он и вся его семья будут молиться до конца дней своих.

Прочитано 1077 раз

Поиск по сайту