Самое читаемое в номере

Владимир Анисимов: в преддверии девяностых

A A A

«Улица Московская» начинает цикл публикаций, посвященных временам недавним,
но уже порядком подзабытым – эпохе 90-х годов ХХ века.
В этом номере мы публикуем воспоминания Владимира Анисимова о том, в каких условиях
и с каким идеологическим багажом он подошел к эпохе 90-х; о том, каким городом была Пенза в последние годы СССР.
Владимир Анисимов, 1949 г. р. Окончил Горьковский государственный университет (специальность «радиофизика и электроника»). В Пензе работал ассистентом в политехническом институте, старшим инженером в НИИФИ. В середине 80-х перешел на работу в Ленинский райисполком. На протяжении всех 90-х годов возглавлял администрацию Ленинского района.


Идеологический разлом
Я всегда был приобщен к общественной жизни. В моем воспитании со школы и дальше патриотизм был на высочайшем уровне. И если кто-то высказывался против той системы, которая существовала, я, как говорится, готов был ему глотку за это перегрызть: настолько сильной была убежденность в правильности нашего общества и образа жизни. Мы верили, что идем правильной дорогой.
В студенческие годы мне встретился человек, который учился в Горьковском театральном училище. Он спрашивал: «Вот вы – студенты, а у вас почему-то какая-то тишина. Вы не бастуете, не возмущаетесь, у вас нет никаких протестов». Я думал тогда: «О чем он вообще?» Такой был настрой, что это все воспринималось как бред.
Были, конечно, и в те годы диссиденты, но в общем влияние официальной пропаганды, наших кинофильмов на молодежь было очень сильным. Сегодня этого, кстати, вообще нет. Все пущено на самотек.
После окончания учебного заведения я служил в армии в Грузии и там был награжден грамотой ЦК ВЛКСМ республики за общественную работу. Там же, в армии, я вступил в КПСС. В общем, патриотический настрой во мне всегда был.

anisimov


В юности я мечтал посвятить себя научной карьере, но так сложилось по жизни, что меня втянуло в общественную жизнь.
В Пензе, когда я работал в проектном институте, меня избрали секретарем партбюро.
Потом начались депутатские дела – меня неоднократно выбирали депутатом райсовета.
В итоге, меня пригласили работать в районный исполнительный комитет Ленинского района.
Начал я с должности заведующего отделом по распределению жилплощади. И вот здесь начался период моего общественного взросления. Здесь начались мои внутренние душевные переживания по поводу наших лозунгов и их соответствия действительности.
Я слушал, что говорят в народе про наше престарелое правительство. 75 лет – возраст расцвета политика. Это было просто смешно. Я наблюдал постоянное роптание.
Еще я видел условия жизни людей. Если посмотреть на Пензу тех лет [начало 80-х], то это же ужас был. Начиная с ул. Московской: живого места не было – одно ветхое жилье. Ни водопровода, ни канализации, ни газа – печное отопление превалировало.
Дальше – больше. Ближе к перестроечным временам нарастало ощущение безысходности. Видно было, что верховная власть – сама по себе, а кому интересны народные беды здесь, на местах, вообще непонятно. Лозунги и жизнь слишком уж разнились.


Новые пути
Помню, шла в те годы очередная предвыборная кампания. Мы проводили – такой был порядок – встречи с населением по округам. Мне в память врезалась встреча в Райках. Она состоялась в здании приборостроительного техникума. Собрался полный зал.
Встает один ветеран, опираясь на клюшку. Потом он эту клюшку на нас направляет и говорит: «Вот вы тут сидите, нас агитируете, а вы знаете, как мы живем? Вы видели? Я воевал, вот мои медали. Я заслужил такую, что ли, жизнь? У меня печка, мне проблемно привезти дрова. Хожу по колено в грязи, дождь прошел – из дома не выйти. Воды нет, за ней нужно тащиться черт-те куда».
Вот такие настроения были, такие проблемы в жилых окраинах. А это уже 80-е годы, к 90-м ближе.
Мы, естественно, стали оправдываться, пообещали исправить.
Закончилась эта встреча, мы остались со своими коллегами. Я говорю: «Ребята, а вообще-то непонятно – почему все так. Ведь что-то надо делать».
Не знаю, стечение это обстоятельств или как, но тогда у нас, в администрации, сформировался коллектив единомышленников. Люди, которые были настоящими патриотами. Тогда у нас вообще не было каких-то коррупционных устремлений.
Мы сели, разработали программу благоустройства районных окраин – газификации, дорожного строительства, системы водоснабжения и, где можно, канализации. И вот представьте, в рамках, казалось бы, районного уровня мы взяли на себя обязательства по организации всех этих вопросов.
Начали с главного: где брать ресурсы? Оказалось, что и ресурсы можно было достать. Я всегда думаю: а что же до нас сидели, ничего не делали? Не знали как или не хотели?
Узнал я откуда-то, что в Ленинграде местные органы самоуправления нашли деловые контакты с предприятиями, и у них теперь все хорошо. Я сел в поезд, пошел в Ленинский район г. Ленинграда (логика такая, что я – тоже с Ленинского), попросил поделиться опытом.
Я все разузнал: они просто-напросто протоптали дорогу через руководителей предприятий в отраслевые союзные министерства. И, что интересно, деньги им стали выделять без особого напряга.
Я вернулся в Пензу, мы тоже начали работать с директорами, выходить на министерства. И в наш местный бюджет пошли деньги.
В то время районы обладали определенной долей самостоятельности.  У районов был орган исполнительной власти, были полномочия по согласованию размещения объектов. У районов был собственный бюджет. То есть деньги, которые приходили, приходили нам.
Мы создали специальный фонд и оттуда стали черпать ресурсы.


Первые кооператоры
Вышедший в 1988 г. закон о кооперации, я считаю, был революционнейшим моментом. Начинался практически НЭП.
Однако партийные силы в те годы еще властвовали. Поэтому возникла ситуация внутреннего протеста.
Во мне тогда тоже вступили в противоречие прежние взгляды, пропитанные коммунистическими идеями, с реальностью.
Доходы от кооперативов поступали в местный бюджет. То есть заинтересованность у нас была прямая. Я, заместитель председателя Ленинского райисполкома, проявляю инициативу, выношу на рассмотрение предложения о предоставлении полномочий кооперативам. Сидят на исполкоме представители райкома, говорят: «А нам такой кооператив не нужен». Я сижу, слушаю. Один не нужен, другой, десятый.
Заканчивается заседание, я им и говорю: «Мне стыдно сидеть здесь, на этом исполкоме. Вы – кто-нибудь – закон-то вообще читали? Там русским языком написано, что не мы с вами решаем, нужен кооператив или нет. Кооператор это решает, потому что он на самоокупаемости. Мы должны содействие оказывать, а не решать, нужен он нам или не нужен».
В зале – смех.
На следующий день прихожу – сидит председатель райисполкома Александр Глухов, у него на столе развернута газета с законом о кооперации. Читает.
Потом судьба распорядилась так, что меня самого в 1989 г. избрали председателем Ленинского райисполкома. Тут уже я получил возможность собственного принятия решений. И при проведении исполкомов такие вещи больше не происходили.
Мы со своей командой активных размышляющих людей создали при райисполкоме систему одного окна для кооператоров. Благодаря этому нововведению, мы за год с небольшим зарегистрировали более 800 кооперативов в Ленинском районе. Это было больше, чем во всей остальной области, вместе взятой.
От этого мы получили прибавку к районному бюджету, равную примерно 30%. И, в чем была особая прелесть, мы имели право направлять эти сверхплановые доходы на нужды района по своему усмотрению. Мы составляли программу, ее утверждал депутатский корпус.
Так и образовался механизм для получения средств на развитие. Но опять же меня вызывал к себе секретарь обкома, спрашивал: «Ты чего там в районе развел буржуазный строй?»


Путч издалека
В августе я традиционно уходил в отпуск. Традиция эта шла из года в год, у нас и компания своя уже сложилась. Мы собирались семьями и выезжали на Волгу, на дикую природу. У нас и место насиженное было под Энгельсом.
А в 1991 г. август уже наступил, в отпуск пора идти, но что-то никак не получается. Одно, другое, десятое дело. Думаю: доделаю все и потом уйду в отпуск. Меня уже теребят: «Ты чего, нам же пора ехать!», а я все «завтра» да «завтра».
Тут уж и мой заместитель мне говорит: «Николаич, ну неужели ты все дела думаешь переделать? Езжай в отпуск, ничего здесь не случится. Все нормально пройдет, от чего уехал, к тому и приедешь».
Ладно, говорю. Обычно я уходил в отпуск 15 числа, а в этот раз уехал 18-го.
Мы в дороге, ничего не слышим, не знаем. Приехали, разместились. А на следующий день к нам приплывают рыбаки: «Вы чего тут разлеглись?» – «А что такое?» – «Да вы чего, там стране капец! Власть переменилась».
Я давай приемник искать, слушать передачи. И вот это все там излагают.
Я сижу, слушаю, думаю: «Мама родная! Где я, куда мне? Что будет?»
Тут уж какой отдых. Говорю: «Ребята, давайте сворачиваться».
А дальше – непонятно, Господь что ли так распорядился. Ударил страшнейший ливень. Все размыло, выехать невозможно. Ждем, когда это закончится.
Природный катаклизм закончился к ночи, но тут у моего двоюродного брата поднялась температура под 40 градусов. Пока он в себя пришел, пока почва просохла – мы вынуждены были задержаться на 2 дня. А к этому моменту вся катавасия с ГКЧП закончилась.
Но мы все равно прервали отпуск и вернулись в Пензу. Приезжаю, а мне и говорят: «Вот как Вы, Владимир Николаевич, уезжаете, так обязательно чего-нибудь происходит».
Сразу начались собрания, обсуждения, разборки – кто где был. В одной из газет даже появилось сообщение, что я был в Пензе и спрятался.
А потом все это прошло, я опять влился в работу. Поэтому не могу сказать, что этот путч как-то серьезно повлиял на наши дела.
Единственное, что осталось, это осадок инсценированности всего произошедшего. Чтобы Горбачева кто-то там арестовал – да что за чушь? Вот полное было ощущение, что это была инсценировка.

Прочитано 2064 раз

Поиск по сайту