В экспозиции пензенского Литературного музея представлена изящная, украшенная тончайшим ажурным орнаментом овальная ваза-сухарница из посеребренной меди. Согласно легенде, эта уникальная вещица – из салона Екатерины Андреевны Карамзиной: на ее дугообразной ручке, в медальоне, имеется гравировка
«Е. К.», что, с большой долей вероятности, как раз и означает «Екатерина Карамзина», и дата «1832».
По словам главного хранителя Объединения литературно-мемориальных музеев Пензенской области Ларисы Рассказовой, «она является прекрасным образцом бытового предмета эпохи позднего ампира… Покидая страну в 20-е годы прошлого века, кто-то из потомков Карамзиных оставил ее на хранение родственнице последней владелицы, видимо, в надежде вернуться на родину. От В. И. Антоновой, в прошлом заведующей отделом древнерусской живописи Государственной Третьяковской галереи, в 1985 г. сухарница попала в Литературный музей».
Имя Екатерины Андреевны Карамзиной – удивительной женщины, умницы и красавицы, супруги прославленного писателя, историка Николая Михайловича Карамзина – с середины 20-х до начала 50-х годов XIX в. было хорошо известно всей просвещенной столице. По воспоминаниям старшей дочери Ф. И. Тютчева, Анны Федоровны, фрейлины при дворе двух императоров, в течение нескольких десятилетий Екатерина Андреевна являлась «душой семьи и того дружеского кружка, который группировался вокруг Карамзина». Прямого отношения к Сурскому краю Екатерина Андреевна не имеет: бывать в здешних местах ей не приходилось. Однако о нашей Пензе она наверняка была весьма осведомлена. Во-первых, потому, что отец ее, князь Андрей Вяземский, удостоенный чина тайного советника, в марте 1796 г. был назначен на пост нижегородского и пензенского генерал-губернатора и наместника. Правда, проявить себя в этой должности не успел: взошедший на престол император
Павел I вернул его в столицу и возвел в сенаторы.
Во-вторых, сводный брат Екатерины Андреевны – известный поэт и друг А. С. Пушкина Петр Вяземский – с конца 1827 г. до осени 1829 г. с перерывами находился в селе Мещерском Сердобского уезда Саратовской губернии (ныне – Сердобского района Пензенской области). Отсюда он нередко наезжал в Пензу, будучи страстным любителем шумных, веселых, разгульных ярмарок, пиров и балов.
«Любовь эта была моя жизнь,
все мое существование…»
Родилась Екатерина Андреевна 16 ноября 1780 г. Она была незаконной дочерью еще не связанного семейными узами князя Андрея Вяземского и графини Елизаветы Сиверс, числившейся в ту пору женой дипломата и экономиста Якова Сиверса. Девочке, появившейся на свет в Ревеле (ныне Таллинн), где Андрей Вяземский командовал полком, дали фамилию от старорусского названия этого города – Колывань. И стала она Екатериной Колывановой.
Екатерина Андреевна получила прекрасное домашнее образование. Она много читала, живо интересовалась вопросами литературы, истории, европейской политики. Была необыкновенно хороша собой. Все, кто хоть когда-нибудь был с нею знаком, отмечали ее высокие душевные качества, «необычайно деликатную манеру обращения с людьми, сердечность к родным и друзьям и постоянную деятельность». Основной чертой ее характера называли доброту, соединенную с живым умом.
После женитьбы на 24-летней Екатерине Андреевне 37-летний Карамзин в одном из писем делился: «Я смею еще надеяться на счастье… Моя первая жена (Елизавета Ивановна Протасова – прим. автора) меня обожала; вторая же (Екатерина Андреевна Колыванова – прим. автора) выказывает мне более дружбы. Для меня этого достаточно…» А полгода спустя он уже радостно сообщал из Остафьева: «Жизнь мила, когда человек счастлив домашними».
В семействе Карамзиных всегда царила атмосфера душевного тепла, уюта, любви и взаимопонимания. По мнению не очень-то щедрого на похвалу Ф. Ф. Вигеля, Екатерина Андреевна оказалась для Николая Михайловича «хорошей, едва ли не идеальной» спутницей жизни и «ни у одного известного русского писателя не было лучшей жены».
Воспитанная на Евангелии, она искренне считала, что женщина не имеет морального права жаловаться на своего мужа, и прилагала все усилия для того, чтобы создать Н. М. Карамзину состояние душевного покоя и вдохновения, обеспечить благоприятные условия для творчества, без которых его огромный, подвижнический труд во славу Отечества был бы просто невозможен.
Екатерина Карамзина принимала активное участие в его работе над «Историей государства Российского»: правила корректуры, вычитывала привозимые из типографии экземпляры. А когда Николая Михайловича не стало, помогла Д. Н. Блудову и К. С. Сербиновичу закончить и издать последний 12-й том его фундаментального труда.
Дочь Карамзина от первого брака Софью она сразу приняла как родную, вырастила и воспитала ее, ничуть не отличая от своих детей: троих сыновей и двух дочерей. Отвечая нежной привязанностью, Софья Николаевна всю жизнь называла ее «маменькой».
Бытует мнение, что очень уж пылкой любви к мужу Екатерина Андреевна не питала: с ее стороны была лишь человеческая симпатия, глубокое уважение и прочная привязанность. Однако сама она так не считала. В письме, адресованном – уже после смерти Карамзина – его старинному другу, поэту И. И. Дмитриеву, Екатерина Андреевна признавалась: «Мне так жаль всех тех, которые его любили и которых он столько любил. Вы можете вообразить, какое чувство я имею к себе несчастной, более всех любимой и столь нежно любившей – 22 года; любовь эта была моя жизнь, все мое существование»…
Хозяйка литературного салона
После смерти Николая Карамзина, в 1826 г., Екатерина Андреевна становится хозяйкой литературного салона, возникшего в противовес пустым светским гостиным. Бессмысленные по своей сути, эти пышные сборища носили сугубо развлекательный характер. Их неотъемлемой частью было чревоугодие, сплетни, интриги, азартные игры. Изъяснялись там исключительно по-французски.
У Екатерины Андреевны Карамзиной была «не великосветская, а именно литературная гостиная». Здесь не играли в карты и говорили по-русски.
Едва ли не каждый вечер собирался весь цвет «тогдашнего литературного и художественного мира». В разные годы здесь можно было встретить И. А. Крылова, В. А. Жуковского, П. А. Вяземского, Д. В. Давыдова, Е. П. Ростопчину, А. О. Смирнову-Россет,
К. П. Брюллова, Е. А. Баратынского. Не раз в уютной гостиной Карамзиной искренно и вдохновенно звучал голос пушкинской лиры. Сердечно и доброжелательно здесь относились к М. Ю. Лермонтову: осенью 1838 г. посетители салона с восторгом слушали его «Демона». А год спустя в этом же доме впервые читал главы из «Мертвых душ» Н. В. Гоголь.
По воспоминаниям А. Ф. Тютчевой, «салон Екатерины Андреевны Карамзиной в течение двадцати и более лет был одним из самых привлекательных центров петербургской общественной жизни, истинным оазисом литературных и умственных интересов среди блестящего и пышного, но мало одухотворенного петербургского света», здесь все «чувствовали себя свободнее и оживленнее, мысли становились смелей, разговор живей и остроумней.
Серьезный и радушный прием Екатерины Андреевны, неизменно разливавшей чай за большим самоваром, создавал ту атмосферу доброжелательства и гостеприимства, которой… все дышали…»
По свидетельству А. И. Кошелева, вечера обычно «начинались в 10 и длились до 1 и 2 ночи; разговор редко умолкал». Екатерина Андреевна умело направляла его на предметы интересные, коими почитались «литературы, русская и иностранные, важные события у нас и в Европе».
«В будни бывало человек восемь, десять, пятнадцать. По воскресеньям… до шестидесяти. Обстановка приема была очень скромная… Гостиная освещалась яркой лампой, стоявшей на столе, и двумя стенными кэнкетами на противоположных концах комнаты; угощение состояло из очень крепкого чая с очень густыми сливками и хлеба с очень свежим маслом, из которых София Николаевна (дочь Н. М. Карамзина от первого брака – прим. авт.) умела делать необычайно тонкие тартинки, и все гости находили, что ничего не могло быть вкуснее чая, сливок и тартинок карамзинского салона».
Екатерина Карамзина на четверть века пережила Н. М. Карамзина. Почти до конца своей жизни она продолжала оставаться гостеприимной хозяйкой литературного салона, где свято чтили память о знаменитом авторе «Истории государства Российского».
Хочется верить, что наша изящная ваза-сухарница, доверху наполненная теми самыми ароматными тартинками, создавая атмосферу домашнего уюта и тепла, кокетливо красовалась посреди стола, за которым когда-то сидели Вяземский, Пушкин, Жуковский...
