Самое читаемое в номере

«Большой террор» в Пензе: судьба сталинского директора

A A A

«Большой террор» 1937-1938 гг. – одно из самых сложных и многоплановых событий в истории сталинизма. За эти 2 года по делам органов НКВД был арестован 1575259 человек, из них 681692 человека были казнены. Коммунистический режим избавлялся в профилактическом порядке от тех категорий населения, что казались ему потенциально опасными. Но параллельно с этим сталинский режим решал задачу решительного обновления состава номенклатуры и полного разгрома сложившихся за предыдущие годы хозяйственно-бюрократических кланов, позволявших бюрократии успешно ускользать из-под контроля диктатора. Хозяйственное руководство было одним из тех отрядов номенклатуры, что в полной мере испытал на себе новый курс Иосифа Сталина. В этой связи судьба директора Пензенского завода им. Фрунзе (ЗИФ) Михаила Рошаля особенно интересна. Прежде всего, на его примере мы можем рассмотреть острый конфликт между дирекцией крупного предприятия и местным партийным руководством.

Традиционно местные партийные руководители старались действовать в тесной связке с руководством крупных предприятий, ведь об их успехах и неудачах центральная власть судила, прежде всего, по экономическим показателям возглавляемого ими города или региона.
Это в ещё большей мере проявлялось в таких небольших городах, как Пенза, где ЗИФ – одно из крупнейших предприятий Куйбышевской области – давал львиную долю промышленной продукции.
1937 г. нарушил эту закономерность. Но даже для этого времени конфликт между М. Рошалем и ответственным секретарём Пензенского горкома К. Старостиным представляется чем-то выдающимся по своей остроте и продолжительности. С февраля по сентябрь 1937 г. он являлся стержнем политический жизни города. Мы не встретим подобного конфликта ни в одном другом городе Средней Волги в этот период. Да и сама личность М. Рошаля не могла не привлечь наше внимание.
До Пензы
Михаил Рошаль родился в 1897 г. в Петербурге в семье торговца еврейского происхождения.
В РСДРП(б) – с 1915 г. Революцию он встретил рядовым запасного полка в Новгороде.  
terrorВ марте-августе 1917 г. – секретарь большевистского комитета в Хельсинки. Затем на протяжении почти года Рошаль возглавлял новгородскую губернскую организацию большевиков. Его знаменитый брат, большевик Семён Рошаль, был убит в декабре 1917 г. в Румынии.
С 1918 г. М. Рошаль – на хозяйственной работе (кроме 1928-1929 гг., когда он был заместителем заведующего информационным отделом ЦК ВКП(б)). Он занимает важные посты: председатель Воронежского губернского СНХ в 1918-1919 гг., председатель Казанского губернского (с 1920 г. – Татарского республиканского) СНХ в 1919-1921 гг., член  президиума СНХ Украины в 1921-1922 гг., начальник управления ремонтных заводов НКПС в 1929-1931 гг., член совета торгпредства в Берлине в 1931 г., председатель Химимпорта в 1931-1932 гг., заместитель начальника Метростроя в Москве в 1932-1933 гг., начальник центрального управления финансов НКПС в 1933-1934 гг.
Непосредственно перед переводом в Пензу он был заместителем начальника главного управления автотракторной промышленности НКТП. В 1930 г. Рошаль, имевший ранее лишь гимназическое образование, окончил Высшие академические курсы НКПС.
Таким образом, к моменту своего назначения директором ЗИФа в январе 1936 г. 38-летний Рошаль имел огромный опыт руководства разными отраслями народного хозяйства, обладал репутацией не участвовавшего в оппозициях старого коммуниста и авторитетного хозяйственника. Во многом именно столь значительный авторитет позволил ему столь долго отстаивать самостоятельную позицию в борьбе с горкомом.
В Пензе
Первый год руководства заводом прошёл для М. Рошаля достаточно успешно. Но начало осенью 1936 г. «кадровой революции» ознаменовалось широкими обвинениями хозяйственников в контрреволюционном саботаже. Началась политизация производственных инцидентов.
Новый руководитель города, ответственный секретарь горкома Константин Старостин, оказался более чуток к новым политическим тенденциям. Он возглавил город 20 ноября 1936 г. Будучи лишь на 2 года моложе Рошаля, Старостин обладал не меньшим авторитетом.
В 1934-1935 гг. он был парторгом Метростроя и получил орден Ленина за строительство метро. Затем был секретарём Московского комитета и начальником Политуправления Наркомвода.
Однако в его биографии был серьёзный изъян, с точки зрения политической благонадежности: до Октябрьского восстания Старостин был меньшевиком. Человек крайне импульсивный и даже авантюристичный, и в то же время чуткий и гибкий, К. Старостин поставил во главу угла своей политики задачу перевести удар с руководства города и себя лично на руководителей ЗИФа. Так началось противостояние двух руководителей и двух бюрократических группировок.
Авария на электростанции
Первое крупное столкновение между ними произошло в феврале 1937 г. 8 февраля на электростанции ЗИФа произошла крупная авария. В результате неверного распоряжения мастера на 5 часов было прервано электроснабжение завода, железнодорожного узла и других важнейших предприятий города.
Положение осложнялось непрерывно гудевшим заводским гудком, т. к. пар был направлен в его паропровод. Отключить его было невозможно, т. к. нельзя было проникнуть в котельную, заполненную паром. Одновременно вспыхнул небольшой пожар в соседних бараках и детском очаге. К заводу съехались пожарные команды со всего города. В Пензе возникла паника.
terror2Руководство горкома не преминуло воспользоваться этим инцидентом в своих политических целях. Он был рассмотрен 11 февраля на бюро горкома. Оно расценило аварию как преступный акт и обвинило руководство завода в слабом внимании к подбору личного состава электростанции, в благодушии, декларативности, слабом реагировании на тревожные сигналы.
Рошаль, входивший в состав бюро, высказал резкое несогласие с принятым постановлением и выступил с особым мнением, взяв под защиту ряд работников электростанции, и заявил, что гордится умелой ликвидацией аварии без ущерба для оборудования.
Такая позиция директора была умело использована Старостиным для обвинений его в политической близорукости, в покровительстве чуждым элементам среди инженерно-технического персонала. Тем более, что вскоре начались аресты работников силового хозяйства завода.
Некоторое время М. Рошаль продолжал отрицать существование вредительства на заводе, но уже на собрании городского партактива 26-29 марта 1937 г., состоявшемся после знаменательного февральско-мартовского пленума ЦК, был вынужден признать свою неправоту в оценке аварии.
Партийное собрание
Новым этапом в разворачивающемся конфликте стало общезаводское партийное собрание, продолжавшееся рекордно долго – с 15 апреля по 11 мая 1937 г. Весенняя отчётно-выборная кампания в партии была инициирована последним пленумом ЦК. В своей политике разгрома бюрократических кланов на местах И. Сталин попробовал сначала организовать давление на них снизу.
Для этого февральско-мартовский пленум значительно демократизировал систему выборов партийных органов. (Как показала история, ненадолго.) Чтобы местные вожди не смогли манипулировать выборами, а рядовые коммунисты могли свободно критиковать своих непосредственных руководителей, верховная власть развернула беспрецедентную кампанию критики партийных секретарей в прессе. К. Старостин вновь с успехом воспользовался новой кампанией.
«Сейчас со злобою, часто даже без опаски, клеймят последними эпитетами вчера ещё всесильных исполкомщиков и партийцев... Открылись шлюзы недовольства. На всех собраниях перед слушателями сменяются, как в говорящем фильме, жуткие рассказы о том, как изворачивается советский гражданин, чтобы прожить, пробиться, обойти, задобрить бездушного чиновника или хищного стяжателя», – так описывал атмосферу партийных собраний той весны меньшевистский журнал «Социалистический вестник».
Эта характеристика справедлива и для собрания на
ЗИФе. Целый месяц коммунисты завода каждый вечер увлечённо обсуждали личности своих начальников. Ничего подобного не практиковалось с конца 1920-х годов.
Очень скоро выяснилось, что главным объектом критики на собрании является не партком завода и его секретарь П. Лёвин, не игравшие на заводе самостоятельной роли и полностью управляемые директором, а сам М. Рошаль. Один за другим выступавшие коммунисты выдвигали всё новые и новые обвинения в его адрес.
terror3Среди них было мало собственно политических претензий, преобладали обвинения в бюрократизме, грубости с подчинёнными, зажиме критики, помыкании парткомом, производственных неполадках, очковтирательстве, вызывающей роскоши и т. п.
«У нас дело с критикой построено так, что если вы вздумаете критиковать т. Рошаля, то вы заранее должны приготовить себе место для работы», «... Рошаль почти один весь дом занимает. Мало того, он даже себя охраняет. Около его дома стоит пост», – говорили выступавшие.
Особую роль на собрании и в дальнейшей борьбе сыграла группа молодых инженеров-коммунистов. Их особенно волновало то, что директор окружил себя группой беспартийных инженеров и практиков. Эта группа блокировала карьерный рост молодёжи.
На собрании они главный удар нанесли по ним, обвинив Рошаля в семейственности, в покровительстве подхалимам и бюрократам, людям с сомнительным социальным происхождением и биографией. Не случайно, что с именем одного из молодых инженеров – С. Субботина – связан один из самых драматических моментов собрания.
19 апреля он публично высказал своё подозрение в том, что М. Рошаль является ставленником казнённого незадолго до этого бывшего 1-го заместителя наркома тяжелой промышленности Георгия Пятакова.
После этого потрясённый Рошаль поднялся на трибуну и попытался объяснить, что выступление Субботина не основано на фактах, бездоказательно, но нарастающий шум и смех в зале вынудили его замолчать. Позже выступления ряда авторитетных коммунистов, осудивших речь Субботина, заставили инженера пояснить собранию, что он лишь поделился своим сомнением.
 В этот момент в дискуссию включился Старостин. Он заявил, «что, когда товарищи говорят, что у нас на заводе есть вредительство, я только вижу в этом здоровую партийную политическую бдительность», тем самым поощрив бездоказательные выступления. Он обвинил Рошаля в том, что  тот не возглавил критику, пытается заглушить её. Секретарь горкома призвал к ещё большему развёртыванию критики: «Чем больше нас здесь критикуют, тем  лучше».
Собрание сделало соответствующие выводы: Рошаль не был включён в списки для голосования 365 голосами против 133. Это был неординарный случай.
29 апреля Старостин отправляет докладную записку секретарям ЦК Андрею Андрееву, Николаю Ежову и и. о. первого секретаря Куйбышевского крайкома Павлу Постышеву, где проинформировал их о произошедшем, повторил все обвинения в адрес Рошаля и высказал мнение, что директор не сделал серьёзных политических выводов. «Это становится опасным для интересов дела, для предприятия, в целом для пензенской парторганизации, и поэтому я ставлю перед Вами со всей остротой этот вопрос и прошу дать мне необходимые указания».
Как показали дальнейшие события, Старостин действовал явно по собственной инициативе. Ни областное, ни центральное руководство не ожидали такого исхода собрания.
В Пензу срочно выезжает П. Постышев. В своём получасовом выступлении на собрании он говорит, что критика директора верна, но ему не следует выражать политическое недоверие, т. к. он – достойный директор.
Но здесь произошло небывалое. Заводское партсобрание не прислушалось к мнению кандидата в члены Политбюро и не включило Рошаля в списки. На выборах в партком 7 мая лишь 114 из 661 голосовавшего воспользовались своим правом и вписали имя Рошаля дополнительно в свои бюллетени.
Поскольку в 1 туре избрать весь состав парткома не удалось, то 10 мая был проведён 2 тур. На этот раз кандидатура Рошаля была включена в списки для голосования, но он набрал 270 голосов «за» и 282 – «против».
Одна из самых влиятельных фигур в хозяйственной номенклатуре Куйбышевской области так и не смогла войти в состав парткома руководимого ею предприятия. Это было неслыханно. Новый раунд борьбы окончился явной победой горкома.
Привычный финал
Последовавшие 2,5 месяца были временем дальнейшей эскалации напряжённости. Этому способствовала, прежде всего, политическая обстановка в стране. Процесс по «делу военных» во главе с Михаилом Тухачевским и казнь осуждённых 12 июня запустили широкие репрессии против командного состава Красной Армии.
В июне 1937 г. состоялся экстренный пленум Куйбышевского крайкома ВКП(б). С информацией о «Военно-фашистском заговоре» и его руководителе бывшем командующем Приволжским военным округом М. Тухачевском выступил Постышев.
Рошаль об этом пленуме позже писал: «Припоминаю тягостную атмосферу собрания, раздражённость и повышенную нервозность докладчика, сообщившего об аресте М. Н. Тухачевского, И. Э. Якира, о самоубийстве Я. Б. Гамарника. Всех это настолько ошеломило и придавило присутствующих, что никто никаких вопросов не задавал и даже в кулуарах вне всякого обыкновения не обменивались мнениями».
Рошаль хорошо знал Тухачевского ещё со времён революции и обсуждал с ним ситуацию на ЗИФе, уже будучи директором.
Июньский пленум ЦК ознаменовал собою начало широких репрессий в номенклатурной среде. Именно в период с июня по сентябрь 1937 г. было снято со своих постов и репрессировано подавляющее большинство руководителей высшего и среднего звена.
Секретный приказ наркома внутренних дел № 000447 от 30 июля, утверждённый на следующий день Политбюро, ознаменовал начало «массовых операций». Коммунистический режим с каждым днём всё более нагнетал в стране истерию шпиономании и охоты на ведьм.
Положение на заводе ухудшалось, как ухудшалось положение в экономике в целом. В 1-м полугодии 1937 г. завод выполнил программу по военной продукции лишь на 62,2%.
Главной причиной ухудшения была нараставшая волна репрессий. С 1 февраля по 26 июня 1937 г. с завода были уволены 37 ИТР и 100 рабочих из числа «чуждых элементов». Многие из них были арестованы. Готовились новые увольнения и аресты.
Угроза репрессий заставляла инженерно-технический персонал перестраховываться, перекладывать ответственность за принятие сколько-нибудь значимых решений на вышестоящих работников, требовать подтверждения указаний в письменном виде. Эти настроения охватили даже руководящую верхушку завода. О рационализации производства уже никто не думал.
Конфликт между руководством города и завода продолжался. В середине июня К. Старостин потребовал от начальников цехов ЗИФа предоставить ему докладные записки о ходе работы руководимых ими подразделений накануне доклада М. Рошаля на заседании бюро горкома.
А 19 июня на заседании бюро горкома без предварительного согласования с директором выступил с докладом беспартийный инженер В. Джанполадов – будущий директор завода.
Рошаль в письме Постышеву обвинил Старостина в нарушении принципа единоначалия и подрыве его авторитета. Вот как вспоминал об этом эпизоде инженер А. Баталин: «Ни для кого не секрет, что на протяжении нескольких месяцев у Старостина и Рошаля ненормальные взаимоотношения. Эти ненормальные взаимоотношения сказывались на работниках завода. Старостин вызывает [меня] днём или ночью, говорит: «Дайте мне то-то, то-то». Рошаль говорит: «Вот тебе приказ, ты не имеешь права [разглашать] никакие сведения». Старостин говорит, что ты – член партии. Рошаль говорит, что являешься моим подчинённым. Такие вещи сильно отражаются на работе».
20 июня 1937 г. хорошо знавший положение на заводе старший военный представитель Артиллерийского управления РККА Розенберг направил наркому обороны Клименту Ворошилову доклад, в котором чрезвычайно критически оценивал работу завода. Он справедливо обвинил Рошаля в попытках выдать бракованную продукцию за годную, в глубоких технологических просчётах, ведущих не только к повышению себестоимости продукции, но и к ухудшению её качества, к браку.
Розенберг резко критиковал стиль руководства директора. В заключение он предложил рассмотреть вопрос о снятии с работы М. Рошаля.
Заключительный раунд борьбы начался 21 июля. В этот день был арестован заместитель Рошаля М. Шумин-Айбиндер. Арест столь крупного руководителя и предъявление ему политических обвинений позволили Старостину перейти в наступление против руководства завода, которое теперь легко можно было обвинить в пособничестве врагу народа.
22 июля решением бюро горкома был смещён секретарь парткома завода П. Лёвин, тесно связанный с директором и враждовавший со Старостиным.
Дело Рошаля рассматривалось на заседании парткома 5 августа и на пленуме горкома 7 августа. В основном он придерживался прежней линии защиты: говорил об успехах завода, обвинял Старостина в стремлении подчинить себе руководство завода, открещивался от обвинений в каких-либо связях с Шуминым, кроме деловых.
Партком высказался за исключение Рошаля из партии. Горком поддержал это решение и решил просить обком, ЦК и наркомат оборонной промышленности о снятии его с поста директора.
После своего исключения Рошаль не утратил надежды на изменение решения, полагая, что вышестоящие органы положат конец «чудовищному произволу», творимому Старостиным. Он обращается к А. Андрееву, П. Постышеву и уполномоченному КПК по Куйбышевской области Арону Френкелю.
Но ситуация, по сравнению с весной 1937 г., сильно изменилась. Как раз в середине августа в Куйбышев прибыл А. Андреев, чтобы потребовать от руководства области всерьёз взяться за борьбу с «врагами народа». Его визит сопровождался арестом второго секретаря обкома Александра Лёвина и председателя облисполкома Георгия Полбицина.
Террор в области вступил в решающую фазу. Неудивительно поэтому, что 21 августа бюро обкома поддержало решение пленума Пензенского горкома об исключении Рошаля из партии.
31 августа начальник Пензенского горотдела НКВД
А. Филиппов направил Постышеву доклад, где сообщил о том, что НКВД подозревает Рошаля в принадлежности к контрреволюционному троцкизму. 7 сентября нарком оборонной промышленности Моисей Рухимович отдал приказ о смещении Рошаля. В конце месяца Рошаль был арестован.
В противоборстве М. Рошаля и К. Старостина политическое чутьё оказалось, безусловно, на стороне последнего. Он всегда был наступающей стороной, а Рошаль – обороняющейся.
Но решить стратегическую задачу и отвести от себя удар секретарю горкома, разумеется, не удалось. Руководителю такого уровня в 1937 г. было практически невозможно уйти из-под удара машины террора. На следующем пленуме горкома 12 сентября была смещена вся руководящая верхушка Пензы.
Рошаль ещё успел на свободе увидеть падение своего политического противника. Старостин был снят со своего поста и исключён из партии. Вскоре он был арестован и через год казнён.
После ареста
Рошаль стал жертвой того политического режима, который с энтузиазмом сам и создавал.
Первые 10 дней следователи из Управления НКВД по Куйбышевской области допрашивали Рошаля круглосуточно. В то время он большей частью стоял лицом к стене, получал сильные удары по голове, спине, ногам резиновой плетью и велосипедной цепью. Требовали признаться во вредительстве.
После небольшого перерыва многодневный допрос с применением физического насилия возобновлялся. Результат тот же. Несмотря на адские страдания и угрозы расстрела без суда, Рошаль выстоял.
Следователь вынужден был записать в протоколе о невиновности арестованного. Но и после этого Рошаля не освободили, а перевели в Москву на Лубянку. Снова допросы с применением средневековых пыток. Не помогло.
В сентябре 1938 г. строптивого арестанта перевели в Лефортово. Вспоминая о том времени, в 1955 г. он писал в Комитет партийного контроля: «Действительность, с которой я столкнулся, значительно превзошла все представления об ужасах, о которых я был только наслышан. Я попал в обстановку произвола, кошмара и пыток. Допросы проходили каждодневно и каждую ночь. Из всех кабинетов следственного корпуса слышались душераздирающие крики, стоны, оглушительный шум ударов и плач. Я понял, что попал в среду преступников, совершающих чудовищные преступления против государства и партии, сознательно уничтожающих кадры старых членов партии».
Так продолжалось до тех пор, пока Рошаль не «признался» следователям о своих связях с «врагами народа» и «вредительстве» в оборонной промышленности, не подтвердил свою антисоветскую деятельность в Пензе.
16 января 1940 г. Сталин утвердил представленный наркомом внутренних дел Лаврентием Берией очередной расстрельный список. Среди представленных к казни были Исаак Бабель, Михаил Кольцов, Всеволод Мейерхольд.
Рошаль проходил в нём по второй категории. Это означало 15 лет лагерей. В июне 1940 г. Военная коллегия Верховного суда СССР на своем закрытом заседании в Лефортове приговорила Рошаля к 15 годам заключения в исправительно-трудовом лагере.
С первой же партией осужденных его отправили в Коми на заготовку леса. Работа оказалась неимоверно трудной. В 1941 г. Рошаль и многие его товарищи по лагерю попросились на фронт, но их перевели в Сибирь, где условия работы и жизни были намного хуже, чем в Коми. Пришлось и эти невзгоды вынести, преодолеть.
В 1954 г. Рошаля освободили из мест заключения, реабилитировали, пригласили участвовать в работе XX съезда партии. За 30 лет после выхода из лагеря (Михаил Рошаль умер в июне 1985 г.) он опубликовал книги «На путях революции», «События Октября в Новгороде», «Семён Рошаль», «Записки из прошлого», десятки статей в сборниках и журналах.
Михаил Зелёв,
кандидат исторических наук

Прочитано 3642 раз

Поиск по сайту