Воспоминания «молчаливых»
Материал Юрия Аксютина представляет собой осмысление результатов многолетнего исследования. Если говорить коротко, то суть данного исследования такова: в советском обществе предполагалось железное, нерушимое единство партии и руководимого ею народа, а Аксютин попытался выяснить, когда и как это декларируемое единство было подорвано.
Исследователь указывает, что в советских документах и СМИ картина была, как правило, одна и та же: есть большинство людей, полностью одобряющих то, что делает власть, и есть отдельные случаи «нездоровых, а порой и враждебных настроений». Юрий Аксютин указывает, что между этими полюсами существовало и невидимое «молчаливое большинство». Его настроения он и попытался исследовать.
Юрий Аксютин: «Сбор и количественная обработка устных воспоминаний помогают спуститься до уровня «молчаливого большинства», дать слово тем слоям и категориям советского общества, о пристрастиях и настроениях которых трудно получить полное и объективное представление из всех прочих источников».
С 1994 по 2004 гг. студенты Аксютина собирали с помощью специально разработанных анкет воспоминания людей, еще помнивших о событиях 1950-1970-х годов. В общей сложности было опрошено порядка 2000 человек.
Студенты опрашивали своих родителей, родственников, близких, иногда случайных знакомых.
Столь вольное обращение с выборкой респондентов не единственная претензия, которую можно предъявить к данному исследованию. Следует понимать, что с 1950-70-х годов прошло уже много лет, и воспоминания опрошенных могли быть серьезно искажены влиянием времени. Кроме того, на отношение людей к событиям прошлого не могла не повлиять планомерная антисоветская и антисталинская кампания в СМИ, датировавшаяся концом 80-х – началом 90-х.
Это понимает и Аксютин: «…Людям свойственно забывать те из своих мыслей и поступков, с чем они позже стали не согласны, поэтому они часто искренне уверяют, что их сегодняшнее мнение соответствует тому, что было когда-то раньше, хотя это и не соответствует действительности».
Стоит заметить, что и сам Юрий Аксютин не являет собой пример объективного исследователя. Он явно пристрастен. Мышление советских людей он называл «тоталитарным и имперским», а советское общество сравнивал фактически с наркоманом, который без регулярного приема доз «идеологического культурного зелья» испытывает муки «ломки».
У самого Аксютина остались очень странные воспоминания о ключевых моментах советской истории. День похорон Сталина ассоциируется у него с юношескими эротическими переживаниями: Аксютин рассказывает, как в плотной толпе людей, пришедших в Колонный зал Дома Союзов, его руку прижало к груди стоящей впереди женщины.
А о днях, когда СССР ввел войска в Чехословакию, автор исследования вспоминает, как он вместе с коллегами из редакции журнала «Молодой коммунист» пил водку и вел душевные разговоры о свободе.
Тем не менее, исследование Юрия Аксютина представляет определенный интерес. Изучение воспоминаний простых людей все-таки дает представление о некоторых тенденциях, показывает, как менялось общественное сознание советских граждан.
Смерть Сталина
Согласно результатам исследования, 45% опрошенных восприняли известие о смерти Сталина болезненно, с болью в сердце и жалостью в душе, скорбели об утрате. Шок, угнетение, тревогу, страх и даже ужас испытывали еще 9%.
Более 16% респондентов отметили, что многие (или даже все) плакали. 12% испытывали растерянность, не представляли себе, как же теперь без Сталина жить, боялись за будущее. Ощущение грядущих перемен к лучшему или даже радость испытывало лишь около 3% респондентов.
В связи с этим Юрий Аксютин приводит интересное, хотя и спорное умозаключение: «Боязнь и страх перед будущим – таковы, пожалуй, ключевые слова, объясняющие мотивы отношения подавляющего населения страны к смерти Сталина. А это значит, что, чем дальше в прошлое уходило это событие, а ничего страшного не происходило, тем спокойнее становилось на душе и в умах этих людей, тем более трезво многие из них могли взглянуть на фигуру почившего вождя».
На пути к ХХ съезду
3 апреля 1953 г. были объявлены невиновными и освобождены кремлевские врачи. На вопрос «Поверили ли вы в их невиновность или продолжали считать, что они в чем-то виноваты?» 43% опрошенных в 1998 г. и 48% опрошенных в 1999 г. ответили, что поверили. В то же время 20-23% опрошенных не поверили официальному сообщению, продолжали считать, что врачи в чем-то виноваты.
Отметим, что опросы с разницей в один год дали отклонение в 3-5%. Если предположить, что в 1998 и 1999 гг. опрашивались не одни и те же респонденты, а разные, то это значит, что исследование достаточно точно выявило общественные настроения по данному вопросу.
Следующее знаковое событие, которое можно рассматривать как пересмотр сталинской политики – это визит канцлера ФРГ Аденауэра в Москву и последующее освобождение немецких генералов.
На вопрос «Не показалось ли вам чрезмерной уступкой освобождение из заключения и отправка на родину пленных немецких генералов, считавшихся до этого военными преступниками?» почти 35% опрошенных ответили, что нет, не показалось; а вот 39% сочли, что дело обстоит именно так.
«Историческая память в данном случае негативно сказывалась на оценке шагов советского руководства по примирению со вчерашним противником», – отмечает Аксютин.
Но, конечно же, поворот в идеологии страны, вызванный знаменитым докладом Хрущева «О культе личности и его последствиях», был куда более крутым и заметным.
Из 1526 опрошенных о своем одобрении услышанного заявили 483 человека, то есть 32%, а о недоверии и неодобрении – 553 человека, то есть 36%. Еще одна треть, по-видимому, и вовсе не знала, как относиться к откровениям о культе личности Сталина.
От оттепели к застою
В дальнейшем разноголосица в умах советских граждан лишь нарастала. Примером может служить реакция общества на мятеж 1956 г. в Венгрии. По свидетельству Аксютина, некоторые студенты Московского государственного историко-архивного института (автор исследования учился там), собравшиеся на торжественный вечер по случаю годовщины Октябрьской революции в клубе МВД на Лубянке, разгоряченные выпитым шампанским, выкрикивали тосты: «За варшавских студентов и Польскую революцию!», «За будапештских студентов и Венгерскую революцию!», «За будущую 4-ю Русскую революцию!»
А 7 ноября 1956 г. в Ярославле ученик 10-го класса средней школы № 55 Виталий Лазарянц, проходя в рядах праздничной демонстрации перед трибуной с начальством, развернул плакат «Требуем вывода советских войск из Венгрии!» При этом Лазарянц упорно утверждал, что «лозунг написал сам без чьих-либо побуждений со стороны, для того, чтобы проверить, есть ли у нас демократия или нет».
Согласно результатам опроса, всего советскую акцию в Венгрии осудили 15% опрошенных в 1998 г. и более 23% опрошенных в 1999 г. против, соответственно, 33% и 41% тех, кто отнесся к ней положительно.
Впрочем, в то время расхождения во мнениях народа и партии еще не было фатальным.
Но раскол в обществе уже наметился. Юрий Аксютин относит его к вопросу об отношении к Сталину. Например, когда Хрущева отправили в отставку, многие восприняли это с одобрением именно из-за того, что не простили тому попыток принизить Сталина. К отставке Хрущева положительно отнеслись 35% респондентов, отрицательно – только 21%.
Впрочем, дело здесь было не только в разоблачении культа личности. Скажем, знаменитую критику Хрущева выставки авангардистов в Манеже одобрили только 16% опрошенных, а на стороне художников было 20%.
Аксютин отмечает, что в те годы народ уже начал с уважением относиться к представителям творческих профессий, к образованным людям. Поэтому Хрущев со своей отповедью авангардистов не нашел поддержки. «Хрущев не разбирается, а лезет», – так оценила случившееся одна из работниц фабрики «Красные текстильщики».
Еще один поворотный момент советской истории - «Пражская весна». Военное вмешательство СССР во внутренние дела Чехословакии 21 августа 1968 г. одобрили, посчитали эту меру необходимой, правильной 241 из 500 человек, опрошенных в 2002 г., то есть 48%. Не одобрили же 170, или 34%. В числе последних преобладали люди грамотные, представители «служилой интеллигенции», которая обслуживала правящую верхушку, отмечает Аксютин.
Многие из советских людей в то время стали еще более критически относиться к получаемой ими официальной информации. 28% опрошенных читали тогда произведения Солженицына (или что-нибудь слышали о них). В том числе 8% – полуподпольно, в «самиздате». Многие узнавали о них по зарубежному радио. 14% опрошенных не одобрили высылку Солженицына за рубеж и лишение его советского гражданства, тогда как положительно расценили этот шаг властей лишь 12% опрошенных.
Афганистан и Брежнев
К эпохе «позднего Брежнева» единодушное одобрение народом решений партии оставалось лишь в мечтах партийных функционеров.
Своеобразным «моментом истины» здесь стало вторжение в Афганистан. С одобрением отнеслись к вводу туда советских войск 27 декабря 1979 г. только 22% опрошенных. Настороженно, с тревогой встретили это известие 7%. Отнеслись без одобрения, отрицательно – 60%.
Впрочем, Юрий Аксютин добавил сюда контрольный вопрос: оставалось ли ваше мнение таким и позднее? А если оно поменялось, то когда и почему?
В результате всего 26% респондентов (из числа противников ввода войск) ответили, что их мнение со временем не поменялось. Юрий Аксютин считает, что только эти 26% можно с уверенностью причислить к тем, кто на самом деле изначально не одобрял вступление советских войск в Афганистан. Но это все равно достаточно много.
Еще более показательны данные об отношении людей к Брежневу на исходе его правления. В начале 1980-х годов лояльно относились к престарелому лидеру страны только 20% опрошенных, а 42% относились к нему критически и ждали его ухода.
«Старость — не младость, человек должен сознавать свою нетрудоспособность, – полагал А. А. Кожемякин, рабочий подмосковной фабрики им. Володарского. – Лучше ушел бы в прошлое с достоинством, чем быть дураком и посмешищем у своего народа».
Юрий Аксютин: «Какие же выводы можно сделать из вышеизложенного? Первый и главный из них заключается в том, что советское общество в своем отношении к власти перестало быть монолитным, тоталитарным. Но произошло это не путем постепенной эволюции, а одномоментно, сразу же после ХХ съезда КПСС.
Последующему же постепенному росту критической массы способствовали как объективные обстоятельства (рост образованности и информационных возможностей), так и субъективные (прежде всего разочарование во внешней и внутренней политике тогдашнего руководства страны)».
Вывод об одномоментном изменении общественного сознания кажется не слишком убедительным. Однако решение о публичном развенчании культа личности, безусловно, было одним из важнейших факторов последующей потери доверия к власти.
